Иностранный русский

– В каком смысле должен? – продолжал недоумевать я. – Разве ваши студенты не в курсе, что приехали учиться в светское государство? Почему мы в своей стране должны жить по их законам?

Откровенно говоря, я начал нервничать, но Каролина сделала успокаивающий жест рукой:

– Саша, это не опасно. Я знаю, вы подумали сейчас о радикальных исламистах, которыми нас постоянно пугает телевизор, но уверяю вас, это не наш случай. Генерал уже пошутил, посоветовал им: «Флай Дубай».

– Что посоветовал?

– Так называются авиалинии Объединенных Арабских Эмиратов. Дословно: летите в Дубай…

Неожиданно Каролина остановилась и нахмурилась. Лицо ее приобрело строгое выражение, что сильно ее портило и старило.

– Не знаете английского? – озабоченно спросила она.

– Знаю, – пробормотал я, совершенно сбитый с толку.

Конечно, я в курсе, как переводится фраза «Флай Дубай» и без всякого английского. Вика, кстати, как раз вчера заказывала туда билеты.

– Это хорошо! – резюмировала Каролина.

– Что хорошо?

– Английский знаете. – Она снова зашагала бодро, продолжая говорить: – Генерал имел в виду условный Дубай, конечно, то есть, если кому-то что-то не нравится, пусть летят учиться в мусульманскую страну. Там будут и чадар, и чаплак с золотыми помпонами, и намаз по пять раз в день. А тут, будьте добры, по местному уставу. Но они шуток пока не понимают. Бастуют и отказываются идти в класс. Что поделаешь, избалованные дети, все из богатых и известных семей. Из стран третьего мира только такие и приезжают. У остальных просто нет возможности. Мажоры, одним словом. То есть нет, все-таки два слова: «дикие мажоры»!

Каролина снова рассмеялась, а я подумал, что она совсем не уважает своих студентов, раз говорит так с едва знакомым человеком. Как будто прочитав мои мысли, она проговорила:

– Поработай на подготовительном факультете, потеряй веру в человечество. Так у нас говорят! Всяких причуд тут насмотритесь. Но подготовишки все равно славные. Подготовишки – это первый год обучения. То есть студенты ничем другим не занимаются – только учат русский язык. За год мы должны обучить наших деток настолько, чтобы они были в состоянии слушать лекции наравне с русскоязычными студентами.

– Это возможно?

– Вполне.

– Только за год?

– Уверяю вас!

От напора, с которым Каролина сыпала словами и понятиями из совсем незнакомой мне жизни, от ее бурлящей энергии и этого галопа по территории института я никак не мог сосредоточиться и тупо глядел на натягивающуюся материю белой юбки: интересно, лопнет или нет?

– Значит, вам нужен преподаватель-мужчина, чтобы закрыть претензии про чадар? Чтобы они успокоились и начали учиться?

– Еще чего! – запальчиво кинула она через плечо, но шагу не сбавила. – Просто повезло, что вы согласились. А вообще, продержитесь хотя бы до следующего семестра. А там посмотрим. Сейчас же я обещаю всяческую помощь и советом, и материалами, и методике вас обучу, и на подхвате буду, на всякий случай.

После этого щедрого обещания заведующая кафедрой обрушила на меня целую гору терминов, вроде «без языка-посредника», «интерференция», «языки персидской группы», «падежный принцип», «виды речевой деятельности», «лингвострановедение», «поурочный план», «методический практикум» и другие, которые она искусно сплетала в длинный, лихо закрученный текст. Из всего этого я понял следующее: несмотря на узость своей юбки и нагловатые манеры, Каролина Иванова не только генеральская дочка, но также и неплохой специалист в области преподавания русского языка. Самым же удивительным мне показалась ее искренняя увлеченность делом. Честно говоря, не ожидал этого от блатной заведующей кафедрой.

Кто это?

Через неделю после моего появления на кафедре расстановка сил там изменилась совершенно.

– Это вы. Вы – это раис, – сказал мне Ахмадшах и передал бумагу, написанную на языке дари.

Слово «раис» я узнал в первые же дни работы с афганцами. «Раис» означает начальник.

Каролина вызвала переводчика, который объяснил, что на бумаге написан полный список приехавших на обучение студентов.

– Ну вот, видите, я же вам говорила! – почему-то развеселилась Каролина. – Все самое главное – у вас есть. Теперь вы – это «кто-то» для них. Большой человек. Раис.

С точки зрения обычной логики, жест старосты не имел никакого смысла: все списки студентов на кафедре давно имелись, а наши черноглазые друзья были сосчитаны по головам не только сами по себе, но также вместе со всеми их высокопоставленными родственниками. Однако надо понимать, что мы имели дело с людьми Востока, поэтому с точки зрения субординации и иерархии это было гигантским скачком вперед: студенты пошли на переговоры. Чтобы быть точным, надо все-таки оговориться, что скачок, который Каролина со свойственной ей метафоричностью окрестила прорывом плотины, был все-таки не вперед, а вбок.

Линейной европейской логикой решение наших студентов назначить меня раисом объяснить невозможно. Я был самым младшим на кафедре, без опыта работы, без специального образования, студент-недоучка. Какой я раис? Однако афганцев это не волновало. Наличие у меня штанов легко уравняло меня в их глазах с Каролиной, которая к своим тридцати пяти имела ученую степень, десятилетний опыт преподавания, кучу публикаций, методических находок и собственных ноу-хау, которые она демонстрировала с поразительной легкостью, словно ловко играла с группой в пинг-понг, а не вела занятие на какую-нибудь сложновымудренную тему вроде «наречия места и времени в русском языке».

Сказать, что мне было неловко от этой ситуации, это не сказать ничего.

Несмотря на все мои опасения, Каролина оказалась человеком адекватным и опытным:

– Главное правило преподавателя РКИ – это объяснить.

Она все еще разглядывала завитушки Ахмадшаха.

– Надо для этого петь – пойте, надо танцевать – танцуйте. Понадобится пройтись по классу вверх ногами – вперед, только постарайтесь не запачкать побелку, все-таки казенное учреждение. Это называется «коммуникативные методики обучения». Так что теперь вы – раис.

Заведующая подмигнула мне: «понятно?»

С этого момента начался наш негласный договор и странная игра под названием «кто раис?».

На подготовительном курсе студентов было всего двадцать человек. Пользуясь своим новым положением, я донес до них мысль о том, что заниматься они будут в трех группах. В одной буду преподавать я, во второй – Каролина и в третьей преподаватель Ольга. Все трое без всякого чадар.

Студенты неожиданно легко согласились, свернули забастовку, и дело потихоньку пошло.

К концу второй недели они уже худо-бедно знали русский алфавит, потихоньку осваивали письмо слева направо и уверенно отвечали на вопросы «кто это?», «что это?» в рамках изученной лексики.

– Это генерал. Это преподаватель. Это студент. Это карта. Это Россия. Это Афганистан. Это можно. Это нельзя. Это плохо, а это хорошо.

Кто какой?

– Совсем озверел черный Абдулла! Ни своих, ни чужих не жалеет! – Я в сердцах выругался, заходя в квартиру тетки.

– Абдулла – это твой студент? – спросила Виктория, неохотно поднимая голову от бумаг и книг, которыми она обложилась, как фараон золотыми цацками.

Все было как обычно: Вика восседала на диване, наполовину погребенная под слоем бумажной продукции, ничто не намекало на то, что она собиралась в двухмесячный отпуск.

– Мои студенты на многое способны, но до такого, надеюсь, не дойдет! – сказал я и бросил на пол свою сумку, мокрую и мерзко воняющую. – Что теперь делать? Как это отмывать? Я пытался мылом – бесполезно. Запах не исчезает!

Виктория высвободилась из-под своего импровизированного саркофага и подошла ближе.

– Филюша? – спросила она, озабоченно рассматривая влажную кожу.

– Нет, блин, Пушкин Александр Сергеевич!

Меня бесила привычка Виктории называть это недоразумение природы Филюшей. Этот кот приучил ее, и она сдалась. Кот был не мой. Его настоящая хозяйка говорила, что назвала свое чудовище в честь Филиппа Киркорова. Ни на Фила, ни на Фильку, ни даже на Филиппа кот демонстративно не реагировал. Он требовал обращаться к себе исключительно как к Филюше.