Как вырастить здорового ребенка

Те же приближенные служили при ней доносчиками и наушниками. В несчастной этой организации нельзя было шагу ступить – все мгновенно доносилось директору.

Кроме того, директриса периодически тасовала своих слуг, по очереди приближая к себе то одного, то другого. И те, кого она отдаляла, испытывали страдания и ревновали друг друга к ней, как ревнуют мужа или любовника. Женщины-то в коллективе все в основном одинокие, в основном разведенные. Мужа нет, дети выросли – кого любить, кому быть нужной? Тоской и слабостью веяло от приближенных нашего директора.

Те же, кто подчиняться, пресмыкаться перед ней отказывался, переходили в стан врагов и становились предметом жестоких обсуждений, сплетен и пересудов. Бывало, про них специально запускалась сплетня. Бывало, стравливали одних с другими, и потом наслаждались, обсуждая скандал в своем узком кругу.

Умная, властная, владеющая педагогическими методиками, умеющая понравиться, вовремя сказать нужное слово, жестоко убирающая все преграды со своего пути.

Я не знаю, продолжает ли она еще работать. Я же ушла от нее, и больше меня там нет. Я пыталась бороться с ней, но потерпела поражение. Поражение физическое – в смысле ухода, в смысле невозможности изменить, сломать что либо в самой системе, в самой этой организации.

Помилуй, Господи, всех, кто остался рядом с ней!

Помилуй, Господи, бывшую мою директрису, вразуми ее, помоги ей. Да будет на то воля Твоя.

Вот еще стихи, которые я написала тогда, перед увольнением. Похожи они оказались на жестокий романс.

Жестокий романс на расставание с директором. Это было бы смешно, если б не было как всегда.

* * *

Ты знаешь —
Надо быть самим собой!
И я тебя в покое оставляю.
Сегодня я на волю отпускаю —
С моей судьбы – тебя,
С твоей судьбой.

Как бились мы!
Судьбою о судьбу!
Как бились! Только искры как летели!
Глаза заплаканные, мятые постели —
Горбатые исправятся в гробу…

Я не вернусь.
Я вышла из тюрьмы —
Из общей камеры. Я вырвалась из сети!
И оба мы с тобой за все ответим,
И где ответим —
Оба будем мы.

6

– Заходите!

Миловидная, пухленькая, в уютной шерстяной кофточке, такая вот мамочка-симпатюлечка с такой же симпатюлечкой дочкой лет пяти.

Сейчас у меня будут просить больничный.

– Доктор, у нас вчера была температура – тридцать семь и пять, а сегодня я таблетку дала, и у нас – тридцать семь! И вот насморок у нас!

Да, эта мама приходит за больничным. Правильно, пора уже, целый месяц не приходила.

Но разве я могу не верить, что температура тридцать семь!

– (Прости, Господи!), Больничный нужен?

– Да, доктор, я же работаю!

Это у нас такая игра – мысленно она мне говорит: «Спрашивай-спрашивай, а все равно больничный дашь, не имеешь права не дать!» А я ей мысленно отвечаю: «Конечно, я тебе его дам, но что же ты так унижаешься и на ребенка своего наговариваешь!»

А наяву я говорю:

– Ничего особенного не вижу, так, простуда небольшая. Полечитесь народными средствами!

Потом она будет говорить, что температура вечерами тридцать семь и два, и кашель по ночам, и, скорее всего, выжмет из меня дней десять своего больничного. Мне кажется, если бы она пришла и честно попросила дать ей больничный, я бы ей и на четырнадцать дней его дала.

Ну, да бог с ней, лишь бы дети были здоровы. Конечно служба государственная, зарплата мизерная, фабрика ее на ладан дышит. Сама всегда одета в одну и ту же кофточку. Муж небось пьет. Одна радость – на больничном посидеть. А что врет – ну что делать?

Может, и правда было тридцать семь и пять?

7

Прямо с порога встревоженная мать выпаливает:

– Доктор, у нас живот болит! Сильно!

– Давно?

– Со вчерашнего дня! И рвало вчера!

– Температуру мерили?

– Тридцать семь и четыре.

Внимание! Это рефлекс, это стойка, как у охотничьей собаки! Вечный призрак пропущенного аппендицита витает над каждой, даже самой маленькой болью в животе.

И сколько бы ни говорили, сколько бы ни боялись, у каждого врача, наверно, есть свой пропущенный аппендицит. Есть он и у меня. Мой не окончился фатально. Он не был даже прободным. Он был на стадии: еще бы немного, и лопнул! Но я пропустила его, и мне сказали об этом. Родители ребенка приходили потом вроде бы, и без особых претензий. Но я совсем не хочу повторения.

Смотрю мальчика. Ему уже семь лет, у него смышленое личико, и он четко отвечает на все вопросы.

– Очень, очень похоже. Нашего хирурга сегодня нет, поэтому я вам сама направление пишу и иду вам вызывать «Скорую помощь».

– А вещи, доктор?

– Вещи вы ему потом сами принесете. Вещи – это не главное. Тут у меня можете в кабинете посидеть, подождать машину.

– Да нет, мы в коридоре!

– Ладно, только не убегайте, а то ведь аппендикс и лопнуть может! (Это на тот случай, если все-таки они решат сбегать за вещами – такие случаи бывали).