Дежавю

– Хорошая попытка, – почти механически ответил Эдуард, не оборачиваясь.

Я посмотрела на него. Такой задумчивый. Я вздохнула.

Келлан с надеждой смотрел на брата.

– Давай, расскажи. Откровенность – залог крепкого союза! После секса! – сказал он, легко ткнув кулаком в плечо брата. – Эй, Алиса! Ну ты идешь? У нас еще четыре часа до рассвета. Идем, найдем что-нибудь повкуснее этих травоядных.

Алиса как раз насытилась и с довольным лицом приводила себя в порядок.

– Келлан, я только «за»! И кстати, нам скоро нужно будет возвращаться, потому что я обещала Лили сменить ее через час. Успеем?

– Конечно, сестричка! Я не хочу заставлять свою любимую сердиться.

Келлан деликатно оставил нас, видя, что нам нужно поговорить.

Он помахал нам рукой и через секунду стоял на соседнем выступе скалы, а потом вовсе исчез из виду. Я слышала, как он пробирался через лес, словно раненный бизон. А Алиса хитро шла на перехват, точно видя, в какой точке предстанет перед носом удивленного Келлана.

Мы просидели в тишине несколько минут. Потом я подсела ближе к Эдуарду и стала ждать. Мне не нравился такой пессимизм с его стороны. Я привыкла к более невозмутимому Эдуарду. Я все еще болтала ногами, ожидая, когда он, наконец, заговорит.

Эдуард вдруг зажмурился и, открыв глаза, осторожно сказал мне:

– Нам придется уехать, – сказал он едва слышно.

– Куда? – спросила я у него.

– В Принстон, конечно же! Будем жить среди студентов и ходить на пары.

– Звучит интригующе!

Он усмехнулся.

Я взволнованно взглянула на него. Это было не похоже на плохие новости. Мы поедем учиться в университет. Я не хотела себе в этом признаваться, но мне хотелось побывать, например, в Париже или ощутить атмосферу студенческого кампуса. Это меня манило. Хотелось немного расширить свои горизонты. Но и хорошими такие новости тоже не были. Переезд означал либо разделение семьи, либо то, что нам всем придется уехать из Бейнбриджа, Диксону оставить свою практику, а мне оставить Генри…

Но, с другой стороны, мы сможем спокойно, открыто жить в Принстоне. Посещать занятия, ходить на футбол. Я смогу, наконец-то, свободно появляться в городе, не соблюдая конспирацию. Надоело приобретать все необходимое через Интернет-магазины. Только вот как поступить с Бруксом? Брукс, как член стаи оборотней, не может оставить свою семью. Да, есть над чем подумать. Как бы там ни было – это точно влекло за собой перемены в привычном укладе жизни для всех. Все будет по-другому. Но почему он так расстроен?

Эдуард сосредоточенно следил за всеми выражениями моего лица и, когда я озадаченно на него посмотрела, сказал:

– Бэль, если мы уедем, то не сможем вернуться назад, в Бейнбридж, в этом поколении. И даже в следующем. Вернувшись из Принстона, Диксон не сможет заниматься практикой в местном госпитале, а ты – работать вместе с ним. Люди легко заметят отсутствие изменений в нашей внешности. А он без работы не может.

Ты же знаешь – она делает его счастливым.

Конечно, я предполагала, что это произойдет, но только через три-четыре года. И надеялась, что морально буду готова оставить Генри навсегда. Элиза как-то рассказала мне, что у них есть примерный план переездов с места на место. Весь клан перемещается по континентам в зависимости от обстоятельств и предпочтений. Келлан и Лили предпочитают Китай, Алиса и Джек любили Францию и Италию… Они аккуратно планировали свои перемещения на публике по какому-то определенному графику, тщательно отслеживая смену поколений.

Иногда Диксон занимался собственными исследованиями, скрываясь на пару лет в частном заповеднике в Канаде. Там была обустроена лаборатория, оборудованная по последнему слову тогдашней техники, а главное – обширные, хорошо охраняемые угодья, на территории которых паслись стада оленей. Келлан в шутку называл ее «резервацией Стрегони Бенефици». Алиса призналась, что первый год весь клан просто предается своим любимым занятиям. Келлан охотится и строит что-то монументальное. Лили наслаждается жизнью в собственном доме, который является точной копией ее родительского дома. Келлан даже соорудил ей палисадник у крыльца и огромные окна с витражами. Элиза просто отдыхает и помогает Диксону, пишет картины. Джек наслаждается тишиной и осваивает очередную боевую технику, иногда пишет рассказы и эссе по истории войны между Красной и Белой розами. Эдуард обычно учил языки или на пару дней застывал, словно изваяние, глядя в одну точку, но чаще – просто в небо.

Но потом начинались короткие вылазки, то за книгами, то на Бразильский карнавал… Потом визиты в Лондон. В общем, потом шел период путешествий инкогнито, без соприкосновения с миром людей. А когда наступало подходяще время, то понемногу начиналась подготовка к возвращению в общество. Просматривались новые изобретения, изменения в технологиях, культуре. Частенько заканчивалось все это покупкой новых автомобилей и, на радость Алисе, полным обновлением гардероба. А затем они с воодушевлением отправлялись на новое место жительства, готовясь в n-надцатый раз осваивать алгебру и геометрию в школе. Диксон работал и наслаждался жизнью, как, впрочем, и остальные члены его семьи.

Но я… была еще к этому не готова. Они были друг для друга всем – семьей, поддержкой, опорой. А я все еще была дочерью Генри и Мо. И была невидимая связь между нами, которую я не хотела обрывать.

– Ты хочешь сказать, что я больше не увижу Генри? – ошеломленно спросила я. – Просто пропаду и все?

Ни писем, ни звонков? – я была еще не готова к этому. Эта новость застала меня врасплох.

– Прости, но это неизбежно. Ты должна исчезнуть из Бейнбриджа, Сиэтла и из жизни его обитателей.

Я сокрушенно покачала головой.

– Это будет для него ударом.

– Да, он очень тебя любит… – тихо ответил Эдуард.

– И все из-за этого неизвестного вампира, который следил за нашей машиной.

Я вскочила на ноги, чувствуя, как внутри закипает ярость. Чертов вампир!

От досады я пнула ногой камень, часть которого рассыпалась в пыль, а часть скрылась за краем леса.

– И сколько у нас времени?

– Не много, я думаю. Ты не все знаешь. Пару дней назад Ханна и Брукс уже пересекались с этим незнакомым вампиром. Говорят, что встретили его на выставке в Сиэтле. Кто бы мог подумать, да?

– И промолчали? Ничего нам не сказали?

– Конечно, потому что не хотели попасть под домашний арест или уехать отсюда.

– Но это же так безответственно!

– Да, ей хватило духу признаться сегодня, после праздника. И на этом спасибо!

– Подростки! – сказали мы одновременно, не сговариваясь.

Мы помолчали, потом я спросила:

– Так, значит, – Принстон?

– Да, мы, по идее, должны появиться там после рождественских каникул, как раз вначале второго семестра.

Так, у меня еще есть время, уйма времени, чтобы попрощаться с отцом и Мо. Примерно две недели. Став вампиром, мои чувства стали более рациональными, а разум менее поддавался чувствам. Вернее, я могла задвинуть их на второй план.

И немного успокоившись, я поняла, что буду даже рада оставить Генри и Мо вдали от моих тайн. Так будет безопаснее для них.

Я смотрела на ледяное звездное небо, словно вглядываясь в будущее. Время перестало существовать для меня в новой ипостаси. Оно есть только для смертных. Я стала по-другому относиться к нему. Для нас, бессмертных, есть только времена и эпохи. Я точно понимала, что эпоха Бэль Сигнэт, всего, что с ней связано, рано или поздно закончится. Я жадно впитывала ощущения, запоминала цвета и запахи. В моей совершенной памяти хранились сотни воспоминаний о маме и отце. Я могла воспроизвести перед внутренним взором Генри, который сидит за обеденным столом, а в волосах серебрится первая седина. Или лучики-морщинки вокруг глаз Мо, когда она рассказывает мне смешную историю. Я тщательно коллекционировала воспоминания и знала, что они всегда будут жить во мне; и желала, чтобы Мо и Генри прожили настолько долгую жизнь, насколько это возможно для них. Поэтому мне нужно исчезнуть из их жизни.

Эдуард стал рядом и, вздохнув, посмотрел на звезды.

– Ты знаешь, почти восемьдесят лет я смотрел на ночное небо, мечтая выйти на свет без опасений. Я даже представлял себе, что звезды – это частички огромного солнца, которое просто раскололось на миллионы частей. Я верил, что есть смысл этого существования. Не в убийствах, не во мраке. Есть жизнь, значит, есть смысл, есть надежда, есть выбор…

Я обернулась к нему и улыбнулась.