Пульс

Я глубоко вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок.

– Господи… – вот и всё, что я выдала в итоге. – Невозможно поверить…

– Да уж, – «Шоколадка» усмехнулась, глядя в потолок. – Мы-то привыкли считать себя венцом творения. Человек – царь природы. Так вот, насколько я могу судить, для кэлюме мы – нечто вроде домашних животных.

– А они что, – осторожно поинтересовалась я, – убивают только женщин?

– Да нет, вряд ли, – «Шоколадка» выпустила струю дыма в потолок. – Просто здесь заведение такое… определённого типа. Небольшой кабак на самый примитивный вкус. Так, перекусить на скорую руку, ну и заодно потрахаться. Без изысков. А вообще я тебе сейчас странную вещь скажу, но похоже, что кэлюме – матриархальная цивилизация. Перед своими женщинами они буквально пресмыкаются. Ты этого ещё не видела, но это напоминает массовый психоз, без шуток. Какая-то у них там особая близость, совершенно потрясающая. Я так понимаю, связанная с их психическими способностями. Потому что секс, ну то есть собственно половой акт, они считают чем-то вроде… ну, разновидностью массажа, что ли. Это, по их понятиям, вообще не близость.

– Слушай, а… – мои мысли перескочили на другую тему, – вот все эти легенды… о том, как… ну… Солнце? Кол в сердце? Отсечение головы?..

«Шоколадка» неторопливо затушила сигарету, встала с кровати, подошла ко мне и опустила на моё лицо тяжёлый, долгий взгляд.

– Послушай меня внимательно. От того, насколько хорошо ты поймёшь то, что я тебе сейчас скажу, зависит твоя дальнейшая жизнь. Насчёт солнца, кола в сердце, отсечения головы, а также серебра и чеснока, – это всё правда. И для нас, презренных, ничтожных рабынь, это означает одно: что мы готовы любой ценой оградить наших бесценных, обожаемых господ от подобного рода неприятностей. Самая мысль о возможном покушении на жизнь, здоровье или даже просто хорошее настроение господина приводит рабыню в ужас и смятение. Поняла? – «Шоколадка» выдержала паузу. – Помнишь, что я говорила тебе о неправильных мыслях?

Я через силу кивнула.

– А теперь – правильные мысли. Затверди их, как «Отче наш». Люди – никчёмная, примитивная раса. Высшее счастье для человека – служить вампиру. Кэлюме мудры, прекрасны, вечно молоды. Они читают в душах, как в открытой книге. Люди для них – не более чем забавные питомцы, которых надо дрессировать и иногда наказывать, а порой и усыплять. И это не оскорбительно, это естественно. Это – свидетельство высокого духовного развития наших великодушных господ. С нами по-другому нельзя. Любая женщина мечтает именно о такой жизни. Украшать досуг сильных, гордых мужчин – наше предназначение. Мы не видим, не слышим и не понимаем ничего, кроме приказов господина. Поняла?

Я судорожно кивнула.

– Повтори.

Я взглянула на неё с удивлением.

– Повтори, или ты больше не услышишь от меня ни одного слова, – невозмутимо сказала она.

– Я… н-не… не вижу… не слышу, и не понимаю… ничего, кроме приказов господина.

– Отлично, – кивнула «Шоколадка» и вернулась в свою кровать. – Сейчас ты ещё не веришь в эти слова, но придёт время, и ты поймёшь, насколько я была права.

Я вздохнула. При всей сдержанности и рассудительности моей собеседницы, у меня закралось подозрение, что она буйнопомешанная. Я почувствовала, что мне совершенно некому довериться, не на кого рассчитывать.

– А настоящую-то «Отче наш» я и не знаю, – вздохнула я, обращаясь к «Шоколадке», поскольку больше поговорить всё равно было не с кем.

– Отлично, – без раздумий отозвалась та, заворачиваясь в одеяло. – Молитвы на них тоже как-то не очень хорошо влияют. Тебе повезло, что не знаешь молитв. Если б знала, у тебя вырвали бы их вместе с языком. Тут одна девочка была, очень набожная. Ты не представляешь, как они над ней издевались. Заставляли на икону плевать, насиловали распятием. Говорили ей, что они – демоны, только вчера из ада. Она так мучилась. Короче, я тебе советую вообще забыть слово «бог», – «Шоколадка» зевнула и выключила лампу возле своей кровати. – Спокойной ночи.

* * *

На следующий день на пороге появился вялый вампир. Выглядел он так, словно не выспался и, прислонившись к косяку, ничего не делал и не говорил, но взгляд его прошёлся по комнатам, как радар. Тогда я ещё не знала, что наблюдение за девушками ведется в основном телепатически; за время жизни среди людей я не привыкла держать мысли в порядке. Девушки, преклонив колени, молча ждали. Мужчина лениво махнул мне рукой, приглашая идти следом, и вышел, не говоря ни слова. Я испугалась. Вдруг опять начнут мучить, бить?

Однако мы миновали дверь в гостиную, которая внушала мне ужас при одном воспоминании, и прошли, к моему удивлению, в довольно просторную комнату, похожую на медицинскую палату. Здесь стояли шкафы с лекарствами и медицинские приборы, дальше – несколько больничных коек; на капельнице лежала девушка. «Что же, среди их сверхспособностей нет целительства?» – мелькнуло у меня, и, вспомнив предупреждение соседки, я прикусила язык, хотя почему-то хотелось засмеяться.

– Не умничай, – лениво бросил через плечо мой спутник, и я «мысленно замолчала». Он жестом указал мне на кресло, сам сел в другое и усталым жестом вынул из стола бланк.

– Сколько лет?

– Семнадцать…

– Наследственные заболевания? Хронические? Наркотиками не баловалась? – Я молча качала головой. – Девственница? А, да… Аборты? Тьфу… – вампир зевнул. Сердце у меня так тяжело заколотилось, что я даже почувствовала боль в груди. Я нахмурилась, стараясь не заплакать.

– Вставай на весы, – обронил он.

Как в тумане, я поднялась, не зная, куда идти.

– Слева. Возле двери. Это право. Ты что, не знаешь, где право, где лево?

– Туфли снимать? – процедила я сквозь зубы.

– Снимай. И всё остальное тоже. До кучи. – Вампир снова зевнул.

Я угрюмо стащила с себя одежду. Он замерил мой рост, вес, объём груди, талии, бёдер, зачем-то ещё шеи, лодыжек и запястий – «Для кандалов, что ли?», – мелькнуло у меня.

– Да, – вслух ответил он. Прикосновения его рук заставляли меня каждый раз невольно вздрагивать и отстраняться, но его, казалось, интересовали только данные сантиметра.

– В гинекологическое кресло, – наконец скомандовал он.

«Интересно, а правда, что от вампиров ничем нельзя заразиться?» – снова мелькнула неосторожная мысль, пока мужчина осматривал меня, но он не ответил. Вместо этого он снова записал что-то в бланк и опять зевнул.

– Блин, пять часов… – процедил он сквозь зубы; видимо, было пять часов вечера. – До заката ещё… умереть можно, а тут… чёрт-те что! Иди сюда, – это мне. Я слезла с кресла. Он окинул меня задумчивым взглядом.

– Анальный секс был? – помолчав, поинтересовался он тоном полнейшего профессионального безразличия, словно не мог придумать, чего бы ещё спросить. Я молча покачала головой. Он взглянул на меня с интересом. Потом достал из шкафа какую-то баночку, а свободной рукой ухватил меня за локоть и препроводил к ближайшей койке.

– Ложись на живот.

Он говорил таким будничным тоном, что мне и в голову не пришло, что он собирается делать, даже когда он уселся верхом мне на бёдра, а его руки пробежались от моей шеи вдоль спины. Однако затем я почувствовала его пальцы там, где, по моим понятиям, уж и вовсе не было ничего привлекательного. Я невольно сжалась, не знаю, от чего больше – от неловкости или отвращения. Мне было стыдно даже подумать, что кому-то может нравиться такое.

– Да расслабься. Чего ты паришься, – он снова успокаивающе провёл пальцами по моим плечам, а потом я почувствовала, что он смазывает меня чем-то, каким-то кремом – его пальцы проникали внутрь всё настойчивее.

– Расслабься, – повторил он. – Дыши глубже.

Несмотря на моё состояние, его успокаивающие движения сделали своё дело, и я действительно попыталась немного расслабиться – я не хотела, чтобы было больно, как в прошлый раз. Я стала немножко поддаваться ритму, в котором он ласкал меня. Он овладел мной сзади и, хотя сердце у меня колотилось от страха, я почти не почувствовала боли. Он легонько покусывал меня за плечи – то ли поддразнивал, то ли по привычке – но крови не пил.

Наконец он отпустил меня. Голова слегка кружилась. Он бросил мне полотенце.

– Всё, тину. Теперь свободна.

Я вытерлась и оделась. Ноги у меня подгибались. Я была потрясена – прежде всего тем, что всё произошло так абсурдно и в то же время естественно… На прощание он сунул мне в руки баночку с кремом.

– Возьми, детка. Дарю. У меня ещё есть. А тебе пригодится. Чуть что – смазывай. Чтобы мне потом зашивать не пришлось. Дорогу назад сама найдёшь?

Я добралась до своей комнаты совершенно без сил, молча рухнула на кровать и отвернулась к стене. Через два часа выяснилось, что врач признал меня пригодной к работе, и я отправилась вместе с остальными девушками в гостиную.

* * *

Мне казалось совершенно невозможным выйти после зверского надругательства «на работу» и вести себя так, словно ничего не произошло. Какой смысл сохранять такую жизнь? Нужно сопротивляться, нужно дать им понять, что я личность, что у меня тоже есть чувства – пусть даже они считают меня существом «низшей расы». По счастью, девушки отвлекли меня от этих самоубийственных мыслей, наперебой инструктируя перед «рабочей ночью».

– Значит, так. К клиентам обращаться: «хозяин» или «господин». Говорить, только если тебе разрешили.