Правило перевернутой страницы

– Ладно, сделаем вид, что мы не в курсе, – Аля застегнула сумку и снова отправилась на кухню. Кормежку птице надо обеспечить, а раскроет ей Лидка свою тайну или не раскроет, это уже дело десятое.

Барбаросса снова брел за Алей, помогая себе клювом. Из предложенных ему деликатесов в виде овсяных хлопьев «Геркулес», пшена и панировочных сухарей попугай выбрал хлопья.

– Ну, поживешь на хлопьях, – проворчала Аполлинария. – Яблоко было последним…

Яблоки… Сердце Али забилось с удвоенной скоростью. Яблоки она купила позавчера, еще в той, прошлой, жизни. «Приходите через пару дней, – сказал Продавец бананов, передавая ей пакет. – Я привезу яблоки с розовой мякотью». Аполлинария вспомнила его видавший виды темно-вишневый джип, стоящий рядом с входом и часто покрытый пылью неведомых дорог, ведущих к источникам фруктов и овощей где-то за городом. А однажды осенью Аполлинария обнаружила, что джип весь исписан номерами телефонов. Цифры рисовали прямо на пыльных дверцах, капоте и крыше.

– Девушки из сквера постарались? – спросила она Продавца бананов, кивнув на джип. – Желают вашего общества?

Все в городе знали, что по дальней аллее сквера днем и ночью прогуливаются барышни легкого поведения. Многолетнее гнездо порока…

Он засмеялся, и Аполлинария отметила открытое «ха-ха-ха» искреннего человека. Она не верила людям, которые зажато хихикали или прыскали в кулак.

– Мне срочно нужен сварщик. Приятель проходил с планшетом, надиктовал номера телефонов с сайта услуг, я записал – уж куда смог. А девушки из сквера… Нет. Я с женщиной могу только по любви.

«Облом, – подумала Аля, вспомнив это «по любви». – Как он меня полюбит-то? Такую…» Какую именно, додумать не получилось, потому что в подъезде опять загрохотали.

Попугай приподнял хохолок, буркнул «кыч» и снова уткнулся в хлопья.

Аполлинария вышла в прихожую и приникла к глазку. На этот раз из квартиры напротив вытащили стиральную машину. Тоже в коробке, запечатанную. То, что это стиралка, Аля узнала из разговора Мальвины с теткой в леопардовых лосинах, покупательницей. «Конец всему! – расстроилась Аполлинария. – У меня соседи – барыги!» Но почти до самого вечера соседская дверь не открывалась. А если и открывалась, то бесшумно, потому что Аля не слышала никаких звуков, углубившись в переживания юной сиротки, попавшей в лапы коварного искусителя. На завязку ушло страниц семь.

Аля повозила под столом ногами в поисках шлепанцев, но не нашла и протопала на кухню босиком, намереваясь сварить кофе – для прилива сил и, как говорила Лидка, для жовиальности. «Вечно твоя хозяйка выпендривается. Нет чтоб просто сказать – для жизнерадостности!» – Аполлинария повернулась к попугаю. Но Барбаросса не пожелал поддерживать беседу, сунул голову под крыло и притворился спящим. Притворился, потому что один его глаз, круглый, блестящий и коричневый, смотрел на Алю.

Глава четвертая

Стрессы и две бессонных ночи обернулись для Аполлинарии глубоким сном. Таким глубоким, что она не слышала, как вернулась Лида. Последнее, что Аля помнила, – как решила прилечь на минутку. Проснулась уже утром, ощущая всетелесную разбитость, потому что спала в одежде. На всю квартиру пахло яичницей с ветчиной.

– Привет! – отсалютовала ножом Лидка. – Не хотела тебя будить, думала, смоюсь тихонько.

– А где мой хохлатый приятель, что-то его не слышно? – вместо приветствия спросила Аля, не зная, как вести себя с Лидкой, имеющей от нее тайны.

– А он купается!

– Он… что?

– Купается. Ну, под душем!

Аполлинария пошла посмотреть, как попугаи принимают душ. Лидка поставила клетку с Барбароссой на дно ванны, направив на попугая воду из душевой насадки. Какаду топтался по клетке, подставлял под струи теплой воды то одно крыло, то другое, вытягивал поочередно лапы и явно тащился.

– Ну что, горе мое, хватит? Вытираемся? – спросила Лида, зашедшая в ванную следом за Алей.

Она перекрыла душ, выволокла из клетки упирающегося и орущего попугая, замотала его в махровое полотенце и сунула Аполлинарии.

– Подержи. Сейчас клетку достану…

Подруги посмотрели, как Барбаросса отряхивается и причесывает клювом перья в чистой клетке.

– Нет ничего смешнее мокрого какаду, – заявила Лида.

– А по-моему, без слез не взглянешь, – возразила Аполлинария. – Бедненький… Худышка! Птеродактиль какой-то, а не попугай!

У мокрого какаду обнаружилась тощая шея и острый, как кинжал, киль. Клюв вдруг сделался непомерно большим: птица такая маленькая, а клюв здоровенный, как у тукана…

– Барбаросса хороший, – вдруг произнес попугай, будто поняв, что речь идет о нем, и захлопал угловатыми крыльями. Во все стороны полетели капли.

– А ты ему еды купила? – Аля вспомнила свои вчерашние проблемы.

– Нет. Ты же его чем-то кормила?

– «Геркулес» он ел и яблоко.

– Достаточно.

– Так это вчера было! И если что осталось, то на донышке!

– Тьфу, – плюнула Лидка. – Не до попугая сейчас. Если честно, забыла я.

Ага, рассердилась Аполлинария, забыла! Про миллион свой она наверняка не забыла!

Клетку с попугаем поставили на кухонный подоконник – на солнышко. Какаду покосился на кормушку, куда Аля высыпала остатки «Геркулеса», и повернулся к хлопьям хвостом. Демонстративно, решила она.

– Сварю ему яйцо, – Аполлинария заглянула в холодильник. – Он же будет есть яйцо?

– А я знаю? Мы его всегда кормили зерновой смесью из зоомагазина…

Аля поставила кастрюльку с водой на газ, мысленно обвиняя Лидку в черствости. За этим обвинением последовали эпитеты «скрытная», «хитрая», «обманщица» и парочка других слов, более энергичных, но Аполлинария заставила себя отвлечься от Лидкиных грехов. Освободившееся в мыслях место моментально занял Продавец бананов, и она едва не опустила яйцо мимо кастрюли.

– Иди завтракать, – позвала ее Лида. – Мне сегодня не к первому уроку, мои третьеклашки уже на каникулах.

Но Аполлинария села за стол только после того, как сварила яйцо, остудила его, нарубила и засыпала в кормушку, продолжая представлять Продавца бананов, как он протягивает ей яблоки.

– У тебя новые соседи? – спросила Лида, наливая Аполлинарии какао. – Такие странные…

– Спекулянты… – Аля, помешивая ложечкой какао, рассказала, как соседка продала только что приобретенный холодильник.

– А ты их близко видела? – Лида посмотрела на дверь кухни, будто странные соседи вдруг возникли в дверном проеме. – Я вчера вечером с ними столкнулась. Выходили из квартиры. То ли два парня, то ли две девки, то ли ассорти, парень с девкой, не поймешь, кто из них кто. Одеты одинаково: джинсы, косухи. Оба косматые какие-то. Я ключ в скважину толкаю, а одна… или один… заявляет: «Вроде здесь другая баба живет!» Я, конечно, сразу воспитывать кинулась: «Вас, молодые люди, что, здороваться с соседями не учили?» А они заржали и пошли. И голос у этого… этой… знаешь, такой был… такой…

– …мальчишеский, – подсказала Аполлинария.

– Во-во… Или как у девицы, которая старается говорить грубым голосом. Короче, странные. Надо за ними последить.

– Это как? Хвостом ходить?

– Пока в глазок по очереди будем смотреть.

– Вот ты и смотри, у тебя каникулы. А мне работать надо!

– Ну и работай! Давно бы уже на себя работала, а не на дядю. Издавалась бы… С таким именем, да еще с такой фамилией, как у тебя, и псевдонима не надо. Может, и правильно, что за Жорку не вышла, была бы теперь Шишкина. Аполлинария Шишкина! Смешно! На писателя не тянет. А вот Аполлинария Перова – это да! Вообще как из прошлого века: Аполлинария Аркадьевна Перова. Красиво, не то что у меня! Подумаешь, Лидия Ивановна Илииванова! Фамилия-то какая дурацкая! Хоть бы просто Иливанова! Так нет, ИЛИ Иванова, вечные насмешки: или Петрова? или Сидорова? И зачем я согласилась Федькину фамилию взять? А имя – типичная училка!