Великая иллюзия

– А вы, Гектор Игоревич, как здесь? Служба государева? – Блистанов прищурился ехидно – глазки-щелочки потонули в его толстых щеках. – Вы же, как я слышал, контору свою послали далеко. И шумное было ваше прощание с Лубянкой – окна повылетали, и не только они, как судачили мои френды в даркнете, но и еще кое-кто.

Гектор показал ему свой бейдж. Блистанов его внимательно изучил.

– Ничего себе… Полковник Гектор Борщов. Единственный и неповторимый. И уже не фээсбэшник, а «советник-референт, консультант Совбеза по вопросам тактики и специальных узкопрофильных операций», – он старательно прочел название должности Гектора на бейдже. – Да, мощно, Гектор Игоревич. Но в Полосатове-то вы как оказались? Зачем?!

– Затем. Ты ведь знаешь – я не поощряю избыточного любопытства. – Гектор убрал бейдж в карман черного пиджака. – Тебе и пушку еще показать с глушителем, Сенечка? Чтобы пресечь все вопросы на корню – поясняю. Я консультирую больших шишек как референт время от времени. Сейчас я после госпиталя и официально пока на реабилитации. К коллеге из пресс-службы я нанялся в качестве ее личного советника и телохранителя. Короче… ты понял, Сеня?

– Да. – Блистанов глянул на Гектора, потом на Катю, совсем расплылся в улыбке. – Ясненько все. О йессс!

– Коллега из пресс-службы собирает материал о том, что здесь случилось. Тебе я, Сеня, если хочешь, тоже помогу разобраться. Потому что ты с твоими познаниями в уголовном праве, криминалистике и особенно в азах разыскной работы – сущее дитя, несмотря на свой айтишный гений. Можешь принять мою помощь или отказаться. На ситуацию это не повлияет.

– Да уж конечно. Вы как танк к своей цели прете всегда. Я принимаю ваше щедрое предложение, Гектор Игоревич. – Блистанов вздохнул. – А что мне остается? Я вообще не учился, как чего-то расследовать, раскрывать. Я и детективы ненавижу. Бред какой-то пишут. Я программист, а в детективах пещерная логика. Все предсказуемо.

Катя поняла – с тандемом Шлемоблещущий Гектор и Мать Моя Начальница-Блистанов им предстоит то еще расследование! Если, конечно, есть что расследовать в этом деле, которое пока зацепило их лишь краем, как хвост темной кометы, скрывающейся где-то от глаз далеко в тени мрачного неизведанного космоса. Но она была рада, что Гектор… Гек – снова прежний, такой, каким они с покойным Вилли Ригелем встретили и узнали его в Староказарменске…[2 - История знакомства Кати и Гектора рассказана в романе Т. Степановой «Последняя истина, последняя страсть».] Ради этого одного стоило довести и новое дело в Полосатове до конца.

– Арсений, что сказали вам специалисты из отдела биозащиты? – Она постаралась направить беседу в профессиональное русло. – Что они обнаружили?

– Мне начальник позвонил, когда я сюда ехал из дома, и объявил – уровень эпидемиологической опасности нулевой. Однако труп они забрали на вскрытие и сделали забор анализов. Уже отличная новость – быстро вскроют покойницу, а то сейчас неделями ждать надо, морги все забиты до предела. Насчет остального я ничего не понял, если честно. Сейчас криминалиста расспросим вместе с вами.

Они вошли в ворота, патрульные их на этот раз сразу пропустили на участок. На месте происшествия работали тот самый эксперт и его молодой помощник. Вот и вся полосатовская опергруппа. Новые времена настали…

Катя с невольной опаской приблизилась к накрытому рваной бумажной скатертью столу. Тела уже не было. Но она сразу заметила пятно бурой засохшей крови на траве. Вокруг стола и на скатерти среди сгнивших объедков и птичьего помета валялись вороньи трупы.

Из посуды на столе Катя увидела чайник, чашку с блюдцем, десертную тарелку с остатками, блюдо – там был, видно, пирог или торт, но птицы размесили, раскрошили все и обгадили. Еще на столе валялась винная бутылка – вороны ее опрокинули, и вино вытекло на скатерть, бокал, вазочка – на дне две сиротливые оливки – и сервировочное блюдо. Какое угощение подавали на нем, невозможно было понять – все раскрошено и расклевано.

– Все указывает на то, что потерпевшая находилась в саду одна, – констатировал эксперт. – Сервировку вы сами видите. Про запертые изнутри ворота и калитку я вам уже говорил. А потом что-то случилось.

– Это точно была Регина Гришина, хозяйка дома? – спросил Гектор Борщов. – Ее ведь опознать трудно.

– Я нашел в доме ее паспорт, потом там ее фотографии – хоть птицы ей лицо расклевали, опознать можно. Это Гришина, – кивнул эксперт. – На момент смерти рядом с ней никого не было. Сами видите – чашка, столовый прибор, бокал – все на одну персону.

– Кресел садовых три. – Гектор оглядывал лужайку. – Подушки валяются далеко в озерце декоративном. Мокрые от воды. Они не могли отлететь на такое расстояние, когда кресла опрокинулись. А в каком положении нашли тело?

Эксперт показал им фотографии на мобильном.

В первый миг перед взором Кати предстало кровавое месиво, в котором на фото она могла разобрать лишь отдельные пугающие детали – спутанные крашеные светлые волосы с седыми корнями, голые пятки. Рука, повернутая вверх ладонью с кровавыми ранами. Лицо… Катя заставила себя смотреть в лицо мертвой Регины Гришиной, которой хищное воронье выклевало глаза.

Тронутый разложением труп покрывала корка засохшей крови.

– Наличие вируса или каких-то опасных патогенов специалисты на месте не обнаружили. Правда, предстоит еще лабораторное исследование, – доложил эксперт. – Но у покойной была долгая мучительная агония. Она могла сама опрокинуть мебель и забросить подушки в прудик, думаю, она так пыталась внимание привлечь.

– Чье внимание? – спросил Гектор Борщов. – Если никого с ней не было на момент смерти? А кругом глухой забор и все заперто изнутри?

Он достал из кармана резиновые перчатки, протянул их Кате и надел сам. Сколупнул что-то со скатерти, начал рассматривать.

– То, что мы видим, – мертвые птицы… похоже на потраву. – Он наклонился над птичьим трупиком.

– Потраву?

– Использование инсектицида или же… какого-то препарата из категории родентицидов. Когда поля против вредителей обрабатывают с самолета, часто потом в округе валяются дохлые птицы в таком виде, наклевавшись отравленных жуков. Что-то типа бродифакума. Это сельскохозяйственный яд.

Катя слушала внимательно, включила диктофон в сумке. Таких названий не запомнишь. Капитан Блистанов сопел, разглядывая фотографии окровавленного трупа.

– Жуть какая. – Он поежился. – Слава богу, увезли это с глаз долой. И в прозекторскую доступ сейчас запрещен. Миновала меня чаша сия – быть на ее вскрытии. А вы, Гектор Игоревич, как тот яд назвали?

– Бродифакум. Он действует по принципу антикоагулянта, вызывает внутреннее кровотечение при отравлении и одновременно препятствует свертыванию крови. – Гектор снова внимательно оглядывал сервировку стола. – Его можно легко приобрести для избавления от грызунов или кротов на участке. Он продается в хозяйственных магазинах. Однако чтобы на человека он возымел такой страшный эффект, нужна очень высокая концентрация. В чайнике, – он поднял фарфоровую крышку, – на донышке остатки чая и заварки. Возьмите все на экспертизу – всю посуду, скатерть и пищевые остатки.

– Несколько ворон спецы биозащиты забрали, – сообщил эксперт. – Но я тоже парочку возьму для исследования.

– Как мы успели узнать у свидетелей, Регина Гришина потеряла единственного сына полтора года назад. И впала в глубокую депрессию. Она тяжело болела, – сообщила Катя. – Не захотела ли она таким способом сама свести счеты с жизнью? Отравилась?

– Самоубийство? – Капитан Арсений Блистанов сразу воспрянул духом. – Вот и чудненько. С плеч долой сразу все разом. Отказной материал в возбуждении.

– Сеня, что ты несешь? – оборвал его Гектор сухо. – Не забывай, кто ты и где. И чем занят.

– Вы меня всегда и раньше воспитывали, Гектор Игоревич. Да, это я сболтнул глупость. – Блистанов тряхнул подстриженными кудрями. – Я каждое утро твержу себе, просыпаясь: Сеня, ты начальник Полосатовского отдела полиции, ты мент, Сеня, должностное лицо. А не абы где!

– Давайте взглянем на ее дом, – предложил Гектор Борщов, и они направились к выкрашенному охрой коттеджу, дверь которого была гостеприимно распахнута.

На выложенном плиткой полу открытой веранды – солнечные пятна.

Глава 8. Фотографии

В доме покойной Регины Гришиной, о которой они пока не знали ничего – ни как она умерла, ни как жила, Катю (возможно, здесь сыграли роль слова домработницы Карлы) действительно несказанно поразило обилие фотографий в рамках, расставленных везде, во всех комнатах. И еще портрет.

Дом оказался просторным, светлым, обставленным и декорированным с большим вкусом – с камином в холле-гостиной, дорогой итальянской мебелью, большой стильной кухней, застекленной террасой и комнатами наверху – спальней хозяйки, ее ванной, кабинетом и вместительной гардеробной с зеркалами.

Фотографии не гармонировали с модной современной обстановкой, старые выцветшие снимки теснились на консоли в гостиной, на камине, на комоде в спальне хозяйки и в коридоре на втором этаже, на рабочем столе в кабинете.

На них были изображены две женщины, непохожие друг на друга внешне, но обе в цирковой одежде. Часть фотографий, как определила Катя, относилась к началу прошлого века – примерно к десятым-двадцатым годам. На них была запечатлена женщина средних лет, на более поздних ей можно было дать уже все шестьдесят. Она снималась то в профиль, то смотрела прямо – породистое лицо, волевой подбородок, пышная прическа с локонами. Обсыпанное блестками цирковое платье в пол, на голове тиара с черным и белым пером по моде двадцатых. На других снимках – ранних, относящихся к десятым годам, – женщина сидела, снявшись на фоне то ли циркового занавеса, то ли бархатных штор – в тиаре и парчовом платье. На подставке рядом с ней – раскрытая книга и череп. Катя подумала, разглядывая снимок, что незнакомка напоминает ей сивиллу со знаменитой картины. На других фотографиях женщина снималась с цирковыми воронами на плечах, в костюме одалиски. Она улыбалась и смотрела так пристально и зорко, словно хотела что-то поведать – через время и расстояние. На фото двадцатых годов она, уже пожилая, сильно накрашенная, запечатлена в черном сатиновом клоунском цирковом трико. Она сидела на… электрическом стуле, пристегнутая к нему широкими ремнями за руки и за ноги.

Она смотрела прямо перед собой и торжествующе улыбалась.

Среди фотографий, расположенных на каминной полке, имелись и другие – не менее поразительного вида. Катя некоторые взяла даже в руки, чтобы детально рассмотреть. Юная девушка в белом платье и прозрачной свадебной фате. И надпись внизу по-английски: The Phantom Bride[3 - Призрак невесты (англ.).]. На другом снимке именно она парила в воздухе в горизонтальном положении, повернувшись к зрителю и опираясь локтем на длинную трубу – словно ангел Страшного суда на фресках. Призрак невесты поднялся над ареной примерно на полтора метра. Однако все это, конечно же, было фотографическим фокусом, результатом специальной обработки пленки. Так в тот момент решила Катя.

Еще имелся выцветший снимок цирковой афиши, раскрашенный в стиле «техноколор». Женщина, одетая одалиской, с ятаганом в руке. Катя смутно признала в ней ту самую даму с фотографий, хотя сходство было относительное. Рядом – обезглавленное женское тело с протянутыми в мольбе руками. Отрубленная голова на пьедестале улыбалась змеиной торжествующей улыбкой. И скелет, парящий в небесах, цепко вцепившийся мертвыми костяшками пальцев в лавровый венок. Надпись по-английски: «Аделаида Херманн. Великая магия».

На совсем уже затертом выцветшем снимке, испещренном трещинами, заключенном в овальную дубовую тяжелую рамку, был запечатлен цирковой укротитель на пустом манеже во время репетиции – в венгерке и сапогах, в окружении тринадцати львов и львиц, которые восседали на тумбах и высоких подставках за его спиной. Три льва лежали у его ног. На гриву самого большого льва укротитель поставил ногу в лаковом сапоге.

Однако все это составляло лишь часть обширной коллекции в доме Регины Гришиной. Еще более странная партия фотографий уже примерно тридцатых – пятидесятых годов представляла совсем другую женщину – яркую брюнетку с бледным напудренным лицом и накрашенными губами. На снимках, где ей можно было дать лет тридцать, она позировала тоже в костюме цирковой одалиски с воронами, сидящими на ее плечах и голове. На более поздних фотографиях она – уже постаревшая и обрюзгшая – стояла перед камерой как в цирковых костюмах, усыпанных блестками, так и в шелковых платьях с плечами. На двух снимках фотограф запечатлел какой-то цирковой номер – постаревшая брюнетка, облаченная в костюм одалиски, правда, закрытый, в окружении помощниц и рабочих в униформе на манеже рядом с огромной вазой, полной воды. На другом снимке – целая группа людей, некий цирковой коллектив, окружающий брюнетку, превратившуюся из зрелой дамы в старуху с сильно напудренным лицом в парике цвета воронова крыла. Женщины и мужчины в цирковых трико и в обычной одежде – костюмах и платьях. На первом плане этого фото были дети – две девочки, постарше и помладше, и темноволосый маленький мальчик. У него, как и у брюнетки, на руке сидел цирковой ворон.

Два фото у кровати заставили Катю снова пристально и с какой-то даже неясной пока тревогой вглядываться в них. Фотография 1925 года (цифры намалевали на снимке в нижнем углу белой краской) изображала еще один странный цирковой коллектив – на фоне черных полотен где-то в парке с античными статуями снялись молодые люди – артистки в костюмах коломбин и волшебниц вокруг красивого молодого мужчины во фраке, сидящего в кресле. Он держал за кончики пальцев вставшую на цыпочки в балетной позе хрупкую брюнетку с атласной челкой, облаченную в костюм черного Пьеро. Артисты-мужчины, затянутые в черные трико, изображали символы смерти – скелеты.

Другой снимок оказался фотографией гравюры странного вида. Совершенно обнаженная женщина, закрывшая лицо веером из черных страусовых перьев. А у ее ног – крупная ящерица – то ли варан, то ли вообще что-то фантасмагорическое, вставшая на задние лапы и держащая в пасти конверт, запечатанный сургучом.

Катя, разглядывая фото, подумала, что она никогда бы не стала держать такие вещи у себя на прикроватной тумбочке, особенно ночью, когда в спальне гаснет свет…

Она внимательно осмотрела спальню – домработница Карла говорила про маленький гардероб, который Регина Гришина постоянно при ней закрывала на ключ.