Последняя истина, последняя страсть

– Два молодых петуха. – Кабанова снова всхлипнула. – Катя, у них всегда были сложные отношения. Но они родные братья. Это кровные узы.

– И кровные узы трещат по швам, когда в дело вмешивается ревность, женщина. Ваша невестка Ульяна фактически призналась нам, что у нее с Петром роман. Сказала, что они провели вместе ночь на даче Меркадера в Малаховке. И когда мы приехали на обыск, Петр тоже был с ней. Он не к вам приехал в такой момент. А к Ульяне. Они опять провели вместе ночь. Они вели себя как любовники перед нами. Я сама это видела.

– Чушь все это! Какие любовники?

– О том, что у Ульяны, возможно, есть любовник, нам рассказала ее домработница. Так что вы сами видите. Это очень серьезная ситуация для вашего сына Пети.

– Я не знаю, что наплела вам домработница. Может, она и права, с Ульяны станется. У нее никаких моральных принципов нет и не было. Может, у нее и есть какой-то любовник. А насчет Пети вы ошибаетесь.

– Я своими глазами видела их там и…

– Петю женщины не интересуют. Совсем.

Пауза.

– Поясню, чтобы вы не строили домыслов, – продолжила Кабанова. – Его вообще эта сторона жизни – интимные отношения с кем-либо – не интересуют. Он полный, законченный асексуал. В нем всего этого вообще нет. Я не знаю, что они там вам оба наболтали вчера. Это все неправда.

– Даже асексуал может влюбиться, встретив ту, которая…

– Нет, нет. Вы не поняли. Это не Петин случай. Да, у них с Ульяной всегда были хорошие отношения, с тех пор как только она вошла в нашу семью. Теплые, дружеские. Но интим для Пети исключен… в силу особенностей его характера, натуры.

– Я не совсем понимаю вас.

– Я вам дам телефон Горбачевского – это очень известный врач, сексопатолог, он был другом моего покойного мужа. Он пытался Пете помочь, когда мы узнали, что… Мне же как матери не безразлично, будут у меня внуки или нет… Запишите телефон, позвоните ему сами, если мне не верите. Эти, из полиции, вся камарилья начнет версию насчет виновности Пети продавливать, «любовницу» в качестве мотива подсовывать, чтобы утопить истину. Пусть тогда доктор Горбачевский скажет свое слово. Есть медицинские документы, их можно поднять. Петя наблюдался у него несколько лет, Горбачевский пытался ему помочь. Выслушаете его и сами поймете – для Пети такая ситуация абсурдна.

Катя записала телефон в блокноте, сунула его в сумку.

– У меня еще к вам вопрос, Клара Порфирьевна. После смерти вашего сына кому будет принадлежать компания и весь капитал? Это тоже веский мотив для убийства, вы понимаете. Так кто наследник всего? Ульяна или Петя?

– У Пети есть собственные деньги, ему отец оставил, мой второй муж. Хотелось бы мне, конечно, сказать вам – Ульяна корыстная хищница, да, она могла Лесика убить ради денег, но… Это было бы неправдой. Как только они решили пожениться, я настояла, чтобы Лесик составил брачный контракт и завещание. Все, что он имел, получаю я, его мать, и только я одна.

– Вы?

– Да. Я посчитала, что так будет лучше для нашей семьи. Все, что есть у меня, и так достанется Лесику и Пете. А Ульяна… Знаете, Лесик ее встретил в Сочи, она там пела и лабала на рояле в каком-то элитном кабаке, дважды в консерваторию питерскую пыталась поступить до этого. Но не вышло у нее с пением оперным. Остался кабак. Она Лесика сразу подцепила на крючок. Он влюбился в нее. Она, конечно, красивая баба, но… Я сделала все, чтобы в финансовом плане мы себя от всех ее притязаний в случае развода оградили. Повторяю, возможно, она и решила гульнуть на стороне, скандалила с Лесиком, но чтобы бросить его… развестись… Она же в таком случае все теряла. Деньги, статус. У нее даже квартиры своей в Москве нет. Опять в сочинский кабак? И дом в Малаховке ей не принадлежит, он мой теперь по завещанию. Я ее заставлю вскоре оттуда убраться.

– Так после смерти вашего сына Ульяна вообще ничего не получает?

– Ювелирку свою, машину, это Лесик ей подарил. Меха. Тряпки. А все остальное – недвижимость, капитал, бизнес – это мое. Ну, теперь подозревайте меня, мать, что это я убила любимого сына из-за денег.

– Спасибо, что ответили, Клара Порфирьевна. Это очень важная информация.

– Это правда. Я в этом деле – за полную правду.

– У меня к вам еще один вопрос. Про Борщова вы мне рассказали. Но здесь еще трое – Тимофей Кляпов, Эпштейн и Аристарх Бояринов, который объявил нам, что уволился из ФСБ. Кто они вообще такие? Вы их знаете?

– Это Лесик с ними связался на свою голову. – Кабанова вздохнула. – С ними будьте крайне осторожны. Кляпов – пиарщик, его нанимают за большие деньги. А так он владеет разными медиаканалами в интернете – «Царьградский Городовой», «Имперский вестник», «Союз Танка и Сохи» – посмотрите, почитайте в интернете. И поддерживает разные движения типа ОИП – «Ордена Истинных Патриотов», «Медведя Против» и «Грановитой Палаты».

– А Медведь против чего?

– Черт их там разберет. Консервативная имперская направленность. Я Лесика предупреждала – не стоит с ними связываться. Но ему позарез нужна была хоть какая-то поддержка в медиа, когда все СМИ на мусорный завод ополчились. И он обратился к этому Фиме Кляпову. А эти двое – Эпштейн и Бояринов – подручные Кляпова. Интернет-тролли они.

– Тролли?

– Чтоб и они все сгорели! – Прокурорша метала молнии. – У них ничего святого. И со всеми с ними тоже темные подозрительные истории. Но это вы должны сами выяснить. Я не знаю. Так узнайте вы. И держите меня всегда в курсе, – приказала Кабанова тоном, не терпящим возражений. – Вы обещали мне помочь. Вы дали слово. Так держите его!

Катя после разговора с ней хотела поделиться с Вилли Ригелем, услышанным по поводу наследства Кабанова, намеками прокурорши насчет Гектора Борщова и ее версией по поводу него. Однако, зайдя в кабинет, поняла, что момент неудачный.

Вилли стоял у стола и держал в руке прозрачный пластмассовый шарик, в который запаяли когда-то давно фотографию Лизы Оболенской. Четвертый или пятый класс… Рыжая девочка-школьница с насмешливым взглядом. Майор Вилли Ригель держал на ладони шарик, словно волшебный драгоценный Палантир.

Оглянулся на Катю, положил шар на стол. Среди бумаг, неподписанных документов, приказов «под роспись» – та самая фотка молодого кайзера Вилли. И сердце пылающее алое. И румянец на щеках – там, где у щеголя-бретера-кайзера усы.

– Съезжу сейчас в больницу к Анне Сергеевне, она все еще в реанимации, но меня обещали к ней пустить.

Катя поняла, что Вилли Ригель говорит о той старушке, подруге его матери, задержанной в палаточном лагере и схлопотавшей инфаркт после поездки в автозаке.

– Она непременно поправится, Вилли, – сказала Катя, хотя и сама не знала, правда ли это.

Глава 11

Хрустальный башмачок

Когда майор Вилли Ригель уехал в больницу, Катя решила воспользоваться моментом и кое-что прояснить для себя. Она отправилась в дежурную часть к Ухову. В отсутствии заявителей тот за пуленепробиваемым стеклом баловался кофейком. В дежурке приглушенно играл марш «Нормальные герои всегда идут в обход». Ухов скачивал «минусовку» из интернета в смартфон.

– Семен Семенович, вы и домой с суток не ушли, – посетовала Катя.

– Я сменщику объявил, что пока здесь останусь. Сам. А он пусть отгулы использует. Разве я могу нашего Сорок Бочек Арестантов в таком состоянии здесь одного бросить? Ничего, не сахарный, поработаю, часика два покемарю после обеда и нормально. Кофе хотите? Только сварил.

– Хочу. Спасибо. – Катя устроилась на стуле рядом с дежурным. – Семен Семенович, вы человек чрезвычайно наблюдательный и мудрый. Не могли бы вы мне объяснить одну странную сцену?

И она кратко поведала дежурному, что видела вчера вечером у корявого памятника «первопроходчикам»: Тимофей Кляпов пытался вступить в разговор с местным гражданским лидером Гердой Засулич и выглядел при этом… невероятно, необычно как-то!

Ухов усмехнулся, выслушав, и налил Кате кофе из кофеварки.

– И вы заметили, Катя. Не скроешь уже, видно. Сначала мы здесь все это как хохму восприняли, как анекдот. Но… история-то прямо на роман тянет.

– Расскажите мне, Семен Семенович! Пожалуйста! – Катя испытывала редкое любопытство.

– Такие дела на небесах вершатся без нашего ведома, – изрек Ухов философски. – Хотим ли мы того, желаем ли – нас не спрашивают. Ставят перед фактом. Наши в отделе судачили – они раньше-то все судились между собой заочно. Иски друг против друга подавали.

– Кто? Кляпов и Герда Засулич?

– В Европе Грета – командир, а у нас Герда, – Ухов усмехнулся, – девица с характером. Ее в городе поддерживают, слушают. Она возглавляет городской Экологический комитет спасения, активистка-эколог. Против компании покойника Алексея Кабанова подавала иски во все суды – оспаривала разрешение на строительство. А юристом у нее в судах – невеста нашего майора Вилли Лиза Оболенская, но это вам и самой отлично известно. А Тимофей Кляпов – Фима, как они его тут за глаза зовут, и его подручные вели в интернете кампанию против этих исков. Троллили все это. А Герда в интервью журналистам и на троллей наехали, на Кляпова. А он с ней судиться стал – «честь и достоинство». Комедия, в общем. Но суды – судами, а лично-то они до этого не встречались. А тут вдруг встретились.

– Здесь? В Староказарменске?

– Натюрлих, как наш Сорок Бочек Арестантов выражается. – Дежурный Ухов опять усмехнулся. – Дело-то еще до разгона митинга было и до свадьбы злополучной. Вечером это случилось. Погода стояла славная. Я здесь, в отделе, за старшего оставался. Вилли в Главк вызвали, так что без него все это приключилось. А Фима Кляпов со своими троллями примерно за неделю до этих событий в городе объявился. Мелькал тут у нас в отделе. Наши сплетничали – его Алексей Кабанов пригласил. И вот сижу я, пью кофе, хотел футбол вполглаза в интернете глянуть… Звонков-то нет от заявителей. И вдруг нате вам, приезжают на двух машинах министерские из отдела по борьбе с экстремизмом. И вытаскивают из машины трех задержанных – Герду Засулич и двух старух с Еремеевских дач. В поселке на Еремеевских дачах собрался стихийный сход дачников. Они же ближе всех оказываются к стройплощадке завода. Дачные дома в трехстах метрах от этой коптильни. Вы представляете, что это такое для местных? Они депутата позвали, врачей, Герду Засулич пригласили. Шумели там, выступали, протестовали. Министерский отдел «Э» нас в известность не ставил, они сами туда явились. Герду сразу задержали. А с ней и двух старух с плакатами. Одна – вдова профессора университета семидесяти пяти лет, а второй было восемьдесят, у нее сын в МИДе работает. Примчался вызволять сразу. Ведут их от машины через двор эти из отдела министерского под белы руки. Я вышел навстречу – надо же оформлять задержание. Министерские, как хозяева полные, меня игнорируют. И вдруг…

Люди в штатском вели Герду Засулич, схватив под руки. Она шла спокойно. Одетая в джинсы и ветровку защитного цвета, она выглядела как студентка в своих модных очках, с подколотыми сзади густыми светлыми волосами. Миниатюрная женщина в окружении полицейских «шкафов». Внезапно к ней подскочил некто в комуфляже, в шнурованных ботинках – дюжий, проворный. На его лице – черная хлопковая балаклава.