Светлый путь в никуда

– Абсурда? – ее голос упал.

– Он глупый мальчишка, этот твой жених.

– Он мне не жених. Мы никогда с ним… я никогда… ничего не было!

– Забудь, Анаис, – он смотрел на нее с высоты своего роста.

– Нет, не могу, – она подняла голову. – Он вас сильно порезал?

– Ерунда.

– Он вас ранил.

– Затянулось все уже.

– Не могло так быстро зажить. Ножевая рана.

Он смотрел ей в глаза. И она смотрела в его глаза не отрываясь.

– Ну, убедись сама, Анаис.

Он медленно расстегнул на себе черный жилет от костюма-тройки, потом белую рубашку, раздвинул полы, обнажая свой накачанный торс. Слева на груди багровел порез от ножа. И он правда уже затянулся. Кожу просто рассекли, и теперь рана быстро заживала.

Анаис смотрела на рану. Потом она увидела еще один шрам на его теле – на левом боку под ребрами. Очень глубокий, но давний, давно зарубцевавшийся. Как завороженная Анаис протянула руку и коснулась этого старого шрама. Прикосновение к его телу стало для нее почти шоком. Она и сама не могла сказать, как она осмелилась так себя вести с ним.

Лебедев замер, когда ее пальцы скользнули по глубокому шраму на его боку.

– И колет не спасает от сабельных ударов, – прошептала Анаис. – Острая сабля… Я всегда боюсь за вас, когда вы в зале. Это не спорт, это бой – колет не спасает.

– Не бойся, Анаис.

Он взял ее руку, сжал и двинул вверх, медленно скользя по своей коже – ее маленькая пухлая кисть скрывалась в его кулаке. Он положил ее руку на свежий порез. Туда где сердце. И Анаис услышала, как оно часто и глухо стучит под ее ладонью.

В этот момент конюх вывел в падок старого пегого пони, уже оседланного для урока верховой езды.

Герман Лебедев выпустил руку Анаис. Конюх смотрел на них, держа пони под уздцы.

– Анаис повернулась и пошла, – продолжила свой рассказ Нелли. – Взгромоздилась на пони. Конюх убрался назад в конюшню. Она осталась одна в загоне. А Лебедев не ушел. И даже не застегнулся – жилет только застегнул на одну пуговицу. А рубашку – нет. Так и стоял перед ней, облокотившись на ограду загона. И она… Она и ездить-то не умеет! А тут она дернула поводья, ударила старичка-пони пятками в бока и пустила его вскачь по кругу!

Пони, наверное, страшно удивился. Один круг он проскакал тяжелым галопом, а она все понукала его, неумело дергая поводья и постоянно кренясь то на один бок, то на другой.

– Ее было просто не узнать! – сказала Нелли. – Это выглядело смешно, по крайней мере для меня, я еле сдерживалась в своем укрытии, чтобы не расхохотаться громко. Но Черный Лебедь не смеялся.

Он смотрел на Анаис, на ее рыжие густые волосы, выбившиеся из-под черного шлема. Она снова дернула поводья, развернула пони и погнала его прямо в сторону препятствий – барьер, куртина подстриженных кустов, маленький ров, через который прыгали более опытные наездники. Она вскрикнула и направила пони на барьер, все понукая, подгоняя. Старый толстый пони прыгнул – там было совсем не высоко. Преодолел препятствие, но потом неожиданно замер, уперся передними копытами, тряхнул головой и… сбросил с себя наездницу.

Анаис упала на песок. Мягко, она не ушиблась. Она перевернулась и села, согнув ноги, глядя, как Лебедев идет к ней через весь загон. Секунду он стоял над ней, выпрямившись во весь свой высокий рост. Протянул ей руку. Но она словно боялась вновь его коснуться, поэтому он нагнулся и сам взял ее за руку, осторожно и бережно поднимая с песка.

Анаис поднялась. Они стояли близко друг к другу. Анаис не поднимала на него глаз, тогда он шагнул к ней вплотную. И она спрятала свое пылающее лицо на его груди.

– Храбрая, – сказал Черный Лебедь. – Ты храбрая, Анаис.

Он чуть отстранился, приподнял ее лицо за подбородок, словно желая лучше его рассмотреть. Она не сопротивлялась, ее руки безвольно висели вдоль тела. Он еще отступил, теперь разглядывая ее уже всю – как-то сбоку. Улыбнулся виновато и очень мягко. И в следующий миг легко поднял Анаис на руки.

– Ее! С ее-то весом! Как пушинку! – воскликнула Нелли. – Я тогда просто обалдела. Ну, Черный Лебедь!

Он держал ее на руках.

– Храбрая, – повторил он. – Мальчишка просто не мог в тебя не влюбиться. Узнал тебя раньше и лучше, чем я. Но теперь ты знаешь, Анаис, кое-что о страсти. О том, как это бывает на свете.

Держа ее на руках в своих объятиях, он взглянул ей в глаза. И поцеловал ее.

– Меня никто так не целовал, – нервно, отрывисто сказала Нелли. Вся напускная веселость в ее тоне, весь стеб пропал. – Даже парень мой. Это, в общем, лучше даже не видеть… потому что зависть… Я и перед лицом ее смерти скажу – она такого не заслужила. Такого поцелуя, как тот. Он словно умирал там. Словно в последний раз. Так хотел ее. Такие поцелуи в кино только красавицам, секс-бомбам, а она ведь была…

Анаис обняла его за шею, приникая к нему, почти теряя сознание. А он, не отрываясь от ее губ, еще крепче сжал ее в своих объятиях и понес на руках из загона.

– Я за ними не пошла, – сказала Нелли. – Я просто не могла. Я вся дрожала. Я тут же парню своему позвонила. Я хотела… после того, что я увидела… чтобы он приехал сейчас же и любил меня. Чтобы мы тоже в постели… у нас ведь тоже любовь. У нас свадьба скоро. Но мы никогда вот так… как этот его чертов поцелуй! Как они… он и Анаис… Почему ей это? За что? Чем она заслужила? Толстая?!

Катя и Гущин молчали. Ждали, что она скажет дальше.

– Если он раньше нашу хозяйку щадил, то с того момента ему словно все равно стало. Он уже не мог себя сдержать. И все выплыло быстро. Ну, то, что он и Анаис… что они спали. Хозяйке Алле, конечно, рассказали. Она примчалась. Они в офисе с Лебедевым заперлись. Наши говорят – она кричала, плакала. Она Анаис выкинуть из клуба не могла. Там же у нее платиновый сертификат. Годовой, оплаченный. Говорят, он ей от отца достался – тот у нее богач был, хоть ее мать с ним и не жила никогда. Хозяйка, говорят, и орала как мегера на Лебедева, и потом на коленях его умоляла. Не знаю, что они там решили с ним. Юристом он по-прежнему здесь работал. И Анаис в клуб приезжала. И, конечно, вне клуба они встречались. Хозяйка потом вдруг на Кипр собралась и улетела. У нее там вилла. Анаис и семью убили.