И смех…
И отблески синих телевизионных экранов на темных стеклах террас.
Как в аду – все призрачно…
И нет никакой веры происходящему, пока не увидишь собственными глазами или пока кто-то не скажет…
– Ладно, я обвяжусь веревкой. – Тот, кто курил, так и сделал, тщательно проверил узел и взялся руками за бетонный обод колодца.
Темный круг.
– Эй, ты там? Отзовись!
Они прислушались. Всем почудилось одно и то же – всплески, всхлипы там, далеко внизу.
– Я спускаюсь! Ничего не бойся, сейчас мы тебя вытащим!
– Держи и пока не включай, батарейка садится. – Фонарик перекочевал в руки того, кто хотел спуститься.
Он перекинул ноги через край колодца.
– Осторожнее!
Его голова маячила над колодцем на фоне сумерек всего секунду, а потом он сорвался вниз.
– Осторожнее!! Легче!
– Ничего, веревка выдержит.
Они что-то еще говорили, травя веревку и опуская его все ниже, ниже. Но их голоса… сырой туман, в который он погрузился почти сразу же… испарения колодца – они все заглушили, превращая слова в бессвязный лепет, в нечленораздельную кашу. Он взглянул наверх – над ним парил круг, в центре которого плыл уже опрокинутый месяц – рогами вниз, словно тоже тонул, спускался, или отражался там, на небесах, от какой-то другой поверхности…
И все это удалялось, удалялось.
Он опускался и наконец-то решился коснуться стен, пока еще не зажигая фонаря.
Скользкое и влажное под рукой.
И шорохи… шорохи в темноте…
– Эй, ты там? Я иду, я спускаюсь к тебе!
Раскачиваясь на веревке, он подождал ответа – никто не откликнулся со дна. И тем не менее показалось, что там, внизу, в темноте, что-то шевельнулось. Всплеск… и снова – шорохи…
Интересно, отчего этот колодец не закрыли? Не забили совсем? Если никто сюда уже давно не приходит, и скот не поят из бетонных корыт, и дорога сюда заросла травой, потерялась… Если все так боятся этого места, отчего колодец не закрыли, не замуровали? Крышка на земле валяется, и кругом истоптанная земля…
– Ответь же мне! Ты там?
Он снова коснулся рукой стены и потом быстро зажег фонарик. Растрескавшаяся кирпичная кладка, никаких следов…
Значит, она не пыталась выбраться. Не боролась, не цеплялась за стены, обдирая ладони о кирпичи.
Может, ее там и вовсе нет? Они ошиблись и то был лишь сон? Ночной кошмар?
Он направил лучик фонарика вниз. И там что-то метнулось – на самом дне, скрываясь во тьме.
Всплеск, еще один всплеск…
Словно кто-то нырнул, ушел под воду с головой, поскользнувшись на мокрых камнях.
Веревку наверху быстро травили. Он скользил вниз, пятно фонарика металось по стенкам колодца. И внезапно он понял, что…
Что веревки все равно не хватит.
Он не достигнет дна.
И в этом его спасение.
Внизу что-то булькнуло, плеснуло, а потом послышались другие звуки – шорохи… и что-то чвакало там и урчало… словно это работали чьи-то челюсти.
Цепляясь за веревку, он направил фонарь вниз.
И увидел все своими глазами.
Тело утопленницы плавало в черной воде как… А рядом…
Отчего-то он сразу понял, что это целый выводок…
Что они еще малы и малосильны…
Алчные и хилые, на тонких паучьих ногах…
Если бы только не их глаза, уставившиеся на него…
Они пожирали ее тело в темноте, и он светом фонаря помешал им, и теперь они таращились на него…
Вцепившись в веревку, он не мог издать ни звука, не мог закричать:
– Эй, тащите меня наверх!
Ее лицо… еще не тронутое тленом… она смотрела на него со дна колодца, и ее волосы покачивались на воде, как водоросли, обрамляя бледные щеки.
Он ухватился за веревку, как за свое последнее спасение, и начал подниматься сам, подтягиваясь на руках сантиметр за сантиметром.
Фонарь он теперь держал в зубах и впивался в него все крепче и крепче.
Они там, внизу, заняты ею… ее трупом… им сейчас не до него…
Они не погонятся следом, потому что…