Венчание со страхом

– Простите, а зачем вообще выпускать шимпанзе в подмосковном или псковском лесу? На кой черт, простите, они нам тут?

Ольгин усмехнулся.

– Вы, наверное, слыхали, что эти приматы в некотором роде наши прадедушки и прабабушки. Неужели не любопытно взглянуть, как они там живут, что поделывают, когда им никто не мешает?

– Ну, не знаю, – Никита вздохнул. – Званцев ваш сказал мне, что к ним даже приближаться нельзя, когда они в клетках. Одна обезьянища, здоровый такой бугай, тяжеловес, прямо Мохаммед Али, так заревела, как меня увидела!

– Хамфри, наверное? Он чужих не любит. Бдит всегда, территорию свою охраняет. У обезьян очень развито чувство территории. Впрочем, как и у нас. Из обезьяньего рыка Хамфри, может, весь наш патриотизм вышел, а вы говорите – зачем наблюдать? Вы должны простить его, он все-таки зверь пока еще… – Ольгин неожиданно умолк, отвернулся.

– Скажите, а вы своих шимпанзе из клеток когда-нибудь выпускаете? – Колосов подходил к тому, зачем, собственно, и явился в музей.

– Сейчас нет.

– А раньше?

– И раньше нет.

– Когда я приехал на базу, у этого здорового Хамфри ноги или задние лапы – Бог его знает – были в грязи. А пол в клетке бетонный…

– Вы чрезвычайно наблюдательны, – заметил Ольгин.

– Так как такое могло получиться?

– Понятия не имею, – Ольгин пожал плечами. – Меня не было на базе. Вы же знаете это. Хамфри – большой чистюля. Это на него не похоже. Впрочем, завтра приеду – разберусь, что там произошло. А можно мне вам задать вопрос, Никита Михайлович?

Колосов кивнул.

– Что вас так наши антропоиды интересуют? Они что, по-вашему, какое-то отношение имеют к убийству бабы Симы? В грабители их записали?

Никита вспыхнул: его поймали за язык. Тут же обругал себя: не будь дураком, веди беседу нормально, он же, этот спец, сейчас на смех тебя поднимет. И прав будет, тысячу раз прав!

– Когда происходит убийство, мы всегда стараемся досконально уяснить для себя ту обстановку, в которой находился потерпевший. Признаюсь, что с таким учреждением, как ваше, я впервые сталкиваюсь, – он старался говорить спокойно. – Многое мне совершенно непонятно. Поэтому я обращаюсь к вам за помощью.

Ольгин улыбнулся примирительно и украдкой взглянул на часы:

– Я вам с удовольствием помогу.

– Тогда скажите, вы кто по профессии?

– Антрополог.

– А как называется та программа исследований, что проводится вами на базе в Новоспасском?

Ольгин полез в стол, достал какую-то папку.

– Официальное название… Вам же официальное, я понимаю, нужно, – «Рубеж человека. Природа грани между человеком и животным».

– М-да, лихо, – Колосов потрогал ямочку на подбородке. – А у вас со Званцевым какая конкретно тема? Это ведь, – он кивнул на папку, – нечто абстрактное, да?

– Конкретная наша тема, – Ольгин сощурился так, словно в глаза ему било яркое солнце: – «Изучение поведения антропоидов в условиях перехода к орудийной деятельности». Мы проводим серию опытов.

– Хотите научить шимпанзе гайки закручивать?

– Хочу доказать обратное.

– Что обратное?

– Обратное утверждению, что, мол, «труд сделал из обезьяны человека». Поясняя, я упростил все, естественно, не принимайте мои слова буквально.

– М-да… буквально… – снова протянул Колосов. Черт возьми! Ну что тут скажешь? Тут и спросить больше не знаешь о чем. Вот ученых-то Бог послал!

– Я вот слышал, что у вас с вашими приматами ЧП разные выходили, – молвил он наконец. – Хамфри однажды бросился на гражданку Калязину. ОН ведь ручной, цирковой. Что же с ним случилось такое? Чем ему старушка насолила?

– Она ему под горячую руку попалась. Что, у людей разве такого не бывает?

– И все-таки как это произошло? Когда?

– Это случилось в прошлом году, кажется, в декабре. Здесь, в лаборатории института, а не на базе. Она хотела убрать из его клетки миску – воду он разлил. Он и прихватил ей зубами руку. Легонько. Но с тех пор баба Сима уборкой клеток не занималась.

– А вы… На вас он разве не бросается?

Ольгин снова посмотрел на часы.

– Понимаете ли, в сообществе приматов все члены стада придерживаются весьма жесткой иерархии. Каждый занимает свой шесток. Наказывают только нарушителей правил. Мы с Олегом стараемся никогда, ни при каких обстоятельствах эти правила не нарушать. Хамфри ценит это и доверяет нам.

– А другие обезьяны, они не пытались бросаться на людей?

Ольгин нахмурился и снова посмотрел на часы.

– Вы куда-то торопитесь? – недовольно заметил Колосов.

– Н-нет, то есть да. Тут надо не опоздать в одно место.

– Тогда я сейчас ухожу, – заверил его Никита. – Только несколько последних вопросов. В прошлом году у вас был инцидент со змеями. Их кто-то выпустил из клеток. Ваш ветеринар Иванова сказала, что это сделала обезьяна по кличке Чарли. Выходит, обезьяны-то все-таки у вас по базе разгуливают?

– А Иванова не сообщила вам, по чьей вине произошел этот инцидент? – осведомился Ольгин раздраженно.

– Нет.

– У Чарли обнаружились кишечные паразиты. Мы поместили его в веткабинет на обследование. Оттуда по недосмотру Ивановой он и удрал. Уколов испугался.

Колосов невольно улыбнулся.

– И они, значит, лечиться боятся?

– Еще как! Иванова – отличный специалист, но… – Ольгин извиняюще развел руками. – Женщина. Что поделаешь? Личное выше общественного – с молоком матери, так сказать…

– Она последняя видела Калязину перед смертью, – как бы между прочим сообщил Колосов. – Они у ворот разговаривали. Кто бы мог подумать, что спустя полчаса такое может случиться!