Люди добрые (сборник)

Спустя пару недель сидит он за компьютером, играет в какую-то стрелялку. Вдруг слышу грохот из его комнаты. Вбегаю, а он на полу опять в судорогах бьется. Но и в этот раз он ничего не помнит и не верит мне. Только боли в теле и синякам удивляется. Идти к врачу и обследоваться отказывается, говорит: ничего не было, ты все придумала. В следующий раз уже все произошло вне дома, когда он был с друзьями. Хорошо хоть они не очень испугались. Когда очухался, привели его домой. Вот когда ему рассказали об этом дружки, описали, что было, во всех подробностях, он, наконец, поверил. Согласился пройти обследование.

И опять я сражаюсь, теперь уже с его болезнью. Сначала – поиск хорошего врача. Всех знакомых на ноги поставила. Нашли хорошего, но платного. Деньги нужны – в долги влезла, потом два года расплачивалась. Прошел он всякие обследования: и простые, и сложные – все дорогостоящие. Диагноз поставили: эпилепсия.

Дальше – подбор лекарства. Одно – не подошло, второе – тоже что-то не так. Наконец, на третьем остановились. Ему от врача – куча всяких рекомендаций: чего нельзя делать, что припадки провоцирует. В частности: нужно полностью исключить алкоголь и курение. Слава Богу, сын в достаточной мере испугался, чтобы послушаться доктора. Итак, в тринадцать он пить и курить начал, а в пятнадцать ему пришлось все это бросить. И в результате дружки прежние куда-то подевались – неинтересно им с ним стало, да и впечатление от припадка, который был у них на глазах, тоже, я думаю, сыграло свою роль.

Но проблемы с учебой никуда не делись. В учебе отстал он сильно. Мы в школе скрывали его болезнь, благо, там припадков ни разу не было.

Еще надо рассказать вам о его классной руководительнице. Она принимала очень активное участие в воспитании моего сына. Это выражалось в том, что она его постоянно ругала, выгоняла, звонила мне и рассказывала, какой он у меня ужасный.

Однажды она просто на него напала. Не помню точно, за что, но, кажется, он, не заметив ее, выругался матом… Да, да… Именно так и было…

Она схватила его, что называется, за грудки и начала трясти изо всех сил, он аж стукался головой об стенку. А он даже не сопротивлялся. Наверное, неудобно было – женщина ведь. А может, растерялся – его никто никогда не бил.

Он был потрясен происшедшим, все мне рассказал, а едва рассказ закончил, у него случился очередной припадок. Я сгоряча учительнице позвонила и сказала все, что о ней думаю. Пришлось рассказать и о болезни.

И начались новые мытарства. Сначала меня вызвала классная руководительница. Она пыталась понять, не собираюсь ли я на нее жаловаться куда-нибудь. Поняв, что нет, – успокоилась. Вернее, я думала, что успокоилась и инцидент исчерпан. Но я ошиблась. Пару дней спустя меня вызвали к директору и предложили сына из школы забрать. Классная руководительница заявила директору: или я, или он. Директриса страшно извинялась, – надо сказать, хорошая женщина, понимающая, – но она ничего не могла поделать: учителей не хватает, она не может расстаться с опытным преподавателем.

В общем, опять пришлось уговаривать, чтобы хотя бы год дали закончить. И до конца учебного года я боролась уже за сына с преподавателями, которые дружно на него ополчились. Были какие-то педсоветы, собрания, вызовы к разным учителям, хотя теперь все было гораздо лучше: и прогуливать он перестал, и учиться начал.

В результате экзамены сдать удалось ему вполне прилично: я сама с сыном много занималась, и он мне подчинился, сидел, слушал, решал задачки и примеры по математике, писал диктанты. В общем, к экзаменам я его подготовила. А там и решение нашлось: пошел он в десятый класс, и в другую школу переводить не понадобилось – согласилась взять его в свой класс, параллельный, другая учительница.

Как-то вечером читала я вечернее правило, и вдруг обнаружила себя сидящей на кровати, молитвослов на коленях, а я плачу. Даже и не помню, дочитала я молитвы до конца или нет. Что же такое, думаю. Не одно, так другое. То проблемы с учебой, то с поведением, то со здоровьем. Тут входит в мою комнату сын.

Увидел мои слезы, сел рядом на кровать и говорит: «Мам, ну что ты?.. Не плачь… Если ты из-за учебы моей – то ведь все обошлось. Не волнуйся, школу я закончу нормально. Ну а если из-за болезни – то рассуди сама. Я бросил пить и курить из-за нее, сама собой отпала дурная компания. Да и припадки все реже и реже, может, лекарства помогут, и они совсем прекратятся. А самое главное, если бы не болезнь моя, я бы никогда не понял, что ты мой самый верный, самый лучший друг».

О современной молодежи

Очень многие считают, что современная молодежь бездуховна, безнравственна, ничем не интересуется, что все молодые дурно воспитаны – хамы. Не знаю, где люди встречают такую молодежь.

Мне, например, попадаются совсем другие, и современные юноши и девушки очень мне нравятся. Я постоянно сталкиваюсь с их добротой и отзывчивостью, часто вижу в них желание помочь ближнему. Взять хотя бы волонтерское движение. В нем ведь в основном молодые. Куда нам, старикам, – силы уже не те. А они помогают в больницах и детских домах, учат кого-то бесплатно, кидаются на помощь, когда где-то происходят наводнения, пожары и другие бедствия. Да и сбор денежных средств: откуда у нас, у пенсионеров, деньги? Это все дела молодых.

Хочу рассказать о нескольких почти незаметных происшествиях из моей жизни и жизни самых близких мне людей, таких мелочах, которые, я думаю, происходят с каждым и чуть ли не каждый день.

Я везла своего шестилетнего внука с каких-то занятий домой. Мы вошли в трамвай. Велев ему пролезть под турникетом, я приложила свою карточку к панели, а мой малыш, пролезая, задел рюкзачком железку, и она провернулась. Я остановилась в растерянности. Наличных в кошельке – ни копейки, билет купить не могу, а карточка вновь сработает только минут через десять. И вот он там, в вагоне, а я – на передней площадке. Стою, глазами хлопаю, судорожно соображаю, что делать. И тут сзади протягивается рука с карточкой, загорается зеленая стрелка, мол, можно проходить, а сзади еще и вежливый молодой голос подтверждает: «Проходите, пожалуйста». Оглядываюсь – молодой человек приятной наружности, улыбается, кивает головой. «Проходите, пожалуйста», – повторяет он, обращаясь ко мне. Я благодарю, прохожу… Подъезжаем мы к своей остановке, идем к двери. У дверей на выход стоит другой юноша, одет, мягко говоря, экстравагантно. Ярко, броско, и на голове что-то неописуемое. Смотрю на него, любуюсь, улыбаюсь, удивляюсь. Трамвай останавливается, юноша выходит, оборачивается и… подает мне руку, помогая выйти, а другую руку подает внуку… Так тепло и хорошо было на душе у меня весь этот день.

Другой случай. Поднимаюсь я из подземного перехода, и вдруг прямо на лестнице падаю. Хорошо, что вперед, на колени, а не скатилась вниз. Охаю, стоню, или стонаю, или как там правильно… Начинаю подниматься, и почему-то так легко у меня это получается: двое молодых людей берут меня под руки и ставят на ноги. Один спрашивает, не сильно ли я ушиблась, другой – не нужно ли меня проводить. Говорю: все нормально, я сама справлюсь, ушиблась не сильно. Они все же под руки доводят меня до верха лестницы и идут дальше по своим делам. Идут в разные стороны. Они не знакомы. Просто одновременно двое молодых людей, проходящих мимо, кинулись мне на помощь.