Они целовались и целовались, пока им не стало жарко, пока не выступили слезы на глазах.
– Что же это такое?.. – растерянно сказала Валя в один из тех моментов, когда они на мгновение оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. – Мне это не снится?
– Ущипнуть? – засмеялся он сквозь стиснутые зубы.
– Нет, пожалуйста, не надо! – взмолилась она. – Я не хочу просыпаться!
– Скажи еще раз, – потребовал он, и она поняла сразу же, о чем он просит, и сказала:
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю!
– Ванечка...
– Что?
– А где солнце-то?..
Стало почти светло, но пока еще никакого намека на солнце не было. Край востока окрасился серебристо-голубым, трепетал воздух вдали, но ни одной золотистой или розовой ниточки, которая обещала бы восход, не появилось.
– Правда, где же солнце?.. – растерялся Иван.
– Значит, мы действительно попали в иное измерение. Времени нет. Рассвета не будет, – быстро произнесла Валя, почти веря своим словам.
– Что же делать? – серьезно спросил он, намереваясь опять поцеловать ее.
– Нет, погоди... По-моему, уже ничего нельзя исправить!
– И мы никогда не увидим солнца?
– Никогда, – торжественно и даже как-то зловеще произнесла она. – Механизм, с помощью которого вертелась Земля, сломался. В общем, этот наступил, как его...
– Апокалипсис, – с восторгом подсказал он.
– Вот именно! Конец света...
Они засмеялись, а потом опять принялись целоваться, словно сумасшедшие.
– Как же я так влюбился, как же так...
– Точно так же, как и я. Ванечка...
– Что?
– Нет, просто... Ванечка. Ты – Ванечка. Как мне нравится называть тебя так! Ты – Ванечка...
И в этот момент восток озарило нежно-розовым светом. Рябь побежала по реке, и стало видно, как она неумолимо течет вперед. Где-то далеко закричал петух – все ожило, прохладный утренний ветер зашуршал в листве, стало слышно, как в небе гудит самолет.
– Ну, слава богу, – пробормотала она. – А то я уж и в самом деле начала беспокоиться...
– Ты красивая, – сказал он, отводя от ее лица волосы. – Ты знаешь об этом?
– Теперь знаю, – улыбнулась она.
– Ты сама как солнце. Что ты делаешь сегодня?
– Сегодня? – удивилась Валя. – Ну я не знаю... Ой, Ванька, у меня уже губы болят!
– Я тебе свидание хотел назначить.
– Пожалуйста, назначай! – великодушно сказала она. – Сколько угодно!
– Нет, я передумал, – сварливым голосом произнес он. – Лучше не так... лучше ты вообще не уходи. Ты не уйдешь?
– Нет...
Солнце поднялось уже довольно высоко, а они все сидели и сидели, тесно прижавшись друг к другу, не в силах расцепить своих объятий. Мимо прошел рыбак с удочкой в руке, в высоких резиновых сапогах и со щетиной на лице, больше похожей на проросшую проволоку, чем на обычные волосы. Он с изумлением посмотрел на них и сказал стандартное:
– Совсем стыд потеряли...
И осуждение, и зависть, и тоска об ушедшей юности – все было в этой короткой фразе. Иван с Валей проводили его взглядом, но разорвать объятий все равно не смогли.
– Надо идти, – шепотом сказала Валя.
– Ты же обещала! – возмутился Иван.
– Нет, правда, надо. Мама будет волноваться, я знаю, и воображать всякие ужасы. Она всегда воображает всякие ужасы, когда меня долго нет дома. Слушай, а ты Илье скажешь?
– О чем?
– О нас.
– Нет. Зачем? Ему-то какое дело... – пожал Иван плечами.
– Я ему не нравлюсь.
– Мне-то какое дело! Зато ты мне очень нравишься...
– Ванечка... – счастливо потянулась она.
В начале седьмого они наконец нашли в себе силы встать и отправились в сторону поселка. Мимо прошла чета отдыхающих – любители раннего купания, с полотенцами на плечах.
– Если ехать в соцстраны по приглашению, то тебе, Генрих, поменяют пятьсот рублей, – громко говорила дама своему спутнику. – А в капстраны – двести. И все – ни больше ни меньше.
– А если я собираюсь сначала в Англию, а потом в Испанию? – скрипучим голосом спросил мужчина. – Тыщу мне поменяют?
– Генрих, да я тебе со вчерашнего вечера пытаюсь растолковать – сумма для обмена не зависит от количества поездок... В год! В год тебе поменяют только двести рублей!