Обманщик, обманщица

Как оставить человека, которого любишь столько, сколько себя помнишь, по сути?.. Они учились в одной школе, в одном классе. Сидели за одной партой. Их в старших классах называли всерьез женихом и невестой.

Яна даже не могла сказать точно, когда именно, в каком классе она осознала свою любовь к Григорию. Сначала друзья, потом подростки, которые боялись своих чувств, затем юность, когда уже все всерьез, и на грани…

Родители Яны без особого энтузиазма относились к школьному роману дочери. Они не ругали ее, но и не поощряли, они старались загрузить ее по максимуму – уроками в школе и в «музыкалке», не без основания считая, что занятому человеку не до глупостей.

Мама же Гриши, психолог по образованию, действовала по-научному. Она ничего не запрещала сыну, но зато постоянно убеждала его, что Яна – не пара ему по многим психологическим показателям. Что юношеские романы в принципе – это несерьезно. И ненадолго. А история о Ромео и Джульетте популярна до сих пор только потому, что герои в ней умерли молодыми, в самый разгар своей страсти. Пожили бы они вместе – даже не десяток лет, года-другого бывает порой достаточно, – и ни следа от их романтизма не осталось бы.

Словом, к отношениям Гриши и Яны их родители относились весьма скептически. Ну а с другой стороны (и Яна это прекрасно понимала), что им еще оставалось делать? Носить рано повзрослевших отпрысков на ручках, радостно позволить им ранний брак, платить – в буквальном и переносном смысле – за юную чету по всем их счетам?

Это была обычная жизнь обычных нормальных, незлых, немного усталых и немного нервных, тревожных взрослых. И их обычных детей, с их обычной, юношеской влюбленностью…

Дети выросли, окончили школу, дальше пути Григория и Яны разошлись по разным вузам и разным компаниям, но молодые люди продолжали встречаться. Их любовь не затихла, не исчезла, а скорее перешла в новый формат. В режим ожидания, что ли. Когда обоим приходилось ждать редких свиданий и чаще переписываться, чем созваниваться.

И вот именно в этот период, в первый год после окончания школы, произошла и первая ссора Яны и Гриши. Когда возлюбленный заявил, что вынужден жениться, поскольку его однокурсница Маша ждет от него ребенка. И да, он, Гриша, все равно любит только Яну. Ну вот так вышло. Глупая ошибка. Нечаянная измена и ее последствия, которые он, как честный человек, обязан исправить.

Яна была не просто сражена, она была убита. Ей даже в голову до того не могло прийти, что ее возлюбленный способен посмотреть на какую-то постороннюю девушку. Целовать кого-то там… Вступить в близкие отношения! И, содрогаясь от наслаждения, извергнуть свое семя в чужое лоно. И это при том, что в отношениях Яна и Григорий предохранялись всеми возможными способами. Это что же получается, Гриша настолько с той Машей голову потерял, что даже забыл о контрацепции?!

Яна немедленно порвала отношения с Григорием. Чужие теперь. Где-то полгода или больше они не виделись. Хотя Яна вспоминала своего возлюбленного каждый день, все другие юноши были ей абсолютно безразличны.

Но вот однажды Григорий встретил Яну. Грустный, серьезный. Он совсем не выглядел счастливым. Сказал, что Машу накануне положили в роддом, она вот-вот родит. И лишь сейчас он на время освободился – для того чтобы просто посмотреть на Яну. Потому что до сих пор любит одну ее. А жена, ребенок – это только про долг и обязанности, от которых он не собирается уклоняться.

Яна хотела опять поругаться с Григорием, она намеревалась оттолкнуть его, но почему-то не получилось. Это странно, но после стольких месяцев разлуки она еще сильнее любила этого юношу.

Чем все закончилось?

Ночью в гостинице. В снятом номере. Что хуже всего, так это то, что ни Яна, ни Григорий еще не чувствовали себя настолько безумно влюбленными. Каждое мгновение того свидания было наполнено нежностью, а в крошечном гостиничном номере разлилось бесконечное, бескрайнее море любви.

Наутро они расстались. Яна рыдала, Григорий плакал. Обоим было ясно, что эта совместная ночь – последняя в их жизни. Дальше уже ничего не будет. Потому что Григорий вернется в семью, там скоро появится ребенок, жене потребуется помощь по дому, работу тоже еще никто не отменял… Ну, как-то так. А Яна – не будет же она после всего этого еще на что-то надеяться? Нет, конечно.

Но, странное дело, все оказалось иначе. У них, у Яны и Григория, случилось еще одно свидание, кажется, теперь уже точно самое последнее-распоследнее. Затем, спустя месяц, еще одно. Потом еще одно… Григорий рассказывал о своем сыне Серафиме, какой тот смешной и милый и как бы он, Григорий, хотел, чтобы это был ребенок от Яны.

Этих «последних» свиданий набралось на год жизни. И потом еще на один… Яна жила с постоянным ощущением конца света. Пока Григорий не сказал ей, что его жена опять беременна.

Только тогда Яна осознала, что вся эта история превратилась в глупую шутку и вот теперь уж точно пора прекращать эти отношения. Но это сказать легко, а сделать – сложно. Потянулась опять череда «последних» свиданий. Безумная ночь любви – когда жена Григория, Маша, опять лежала в роддоме…

Расстаться почему-то не получилось, и Яна теперь слушала истории о мальчике Серафиме и девочке Владе. Которая, кстати, была почему-то похожа не на свою мать, Машу, а на Яну. По словам Григория, разумеется.

У Яны умерла родная тетя, оставив племяннице квартиру. Яна получила возможность жить одной, отдельно от родителей, и теперь Григорий стал посещать Яну чаще. Удобней и проще, и никто паспорт не требует на входе – то есть уменьшается вероятность того, что кто-то донесет Маше о похождениях мужа.

Несколько лет пролетели точно во сне. Лет восемь или девять. Пока в один прекрасный день Григорий не заявил, что его жена ждет третьего ребенка.

Тут Яне просто жить не захотелось, она едва руки на себя не наложила от безысходности какой-то, от ощущения, что она бегает годами по кругу. И ничего не происходит и не меняется. Нет, Яна не хотела, чтобы Григорий развелся с Машей и оставил детей. Она не была чудовищем, собиравшимся разрушить чужую семью. Яна мечтала только об одном – выйти из заколдованного круга, перестать жить так, как она жила все эти годы.

Надо забыть Григория. Собрать всю волю в кулак и, наконец, окончательно порвать с этим человеком, из чувства самосохранения хотя бы! Но нет. Еще пять лет прошли точно сон с рассказами о Серафиме, Владе и славном малыше Даниле.

Яне перед Новым годом исполнилось тридцать пять лет. Казалось бы, еще не возраст для женщины по нынешним временам, но, с другой стороны, сколько лет отдано отношениям с Григорием. Его детям: Серафиму – шестнадцать, Владе – четырнадцать, Даниле – уже пять. Чужие дети очень быстро растут…

Трель домофона прозвучала в одиннадцатом часу.

– Кто там? – дрогнувшим голосом спросила Яна в переговорное устройство.

– Детка, это я, открывай, – усталым голосом отозвался Григорий.

Через минуту он уже заходил в квартиру – пахнущий ледяным воздухом, едва-едва – кедром (в составе мужского одеколона после бритья числился, наверное), теплой шерстью (от пальто), кофе и еще чем-то свежим, уютным, успокаивающим и, опять же, будоражащим. То, как пахнет Григорий, безусловно, нравилось Яне, и она порой ловила себя на зависти к Маше и их детям – у тех была возможность обнимать этого мужчину так часто, как им этого хотелось. Была бы Янина воля – она с утра до вечера обнимала бы своего возлюблен- ного.

Григорий чем-то напоминал цыгана – вьющимися темными волосами, темными глазами, широким подбородком, четко очерченными скулами. Дикарь. Но на контрасте – мягкая улыбка, всегда спокойный печальный взгляд, плавные, чуть замедленные, осторожные движения. Эта вечная усталость чеховского интеллигента…

– Я уж думала, ты не придешь, – пробормотала Яна, под пальто обхватив Григория и прижавшись щекой к его груди.

– Ты ждала меня? – растрогался тот, поцеловал ее в макушку. – У тебя губы не накрашены? Умоляю, только не испачкай мне помадой рубашку…

– Нет никакой помады. И я всегда тебя жду.

– Ох, детка… Надо поговорить.

Григорий разделся, вымыл руки, и они прошли в комнату. Яна легла на кровать, устроилась поудобнее, Григорий уселся в кресло напротив.

– Что-то случилось, – спокойно, с утвердительной интонацией произнесла Яна.

– Да.

– Расскажи.

– Ох… Не хотел, до последнего тянул, – он потер виски, беспомощно улыбнулся. – Тяжелая ситуация.

– Даже так? – вздрогнула Яна.

– Маша в больнице. Она… в общем, ей и третье кесарево не рекомендовали, а тут вообще… даже гарантий никаких не дают, мне вот ее доктор так и сказал осторожно: «Возможно, придется готовиться к худшему».

– Что случилось? – шепотом спросила Яна. – Маша заболела? Так серьезно?!

– У нее шов сегодня стал расходиться. Увезли на «Скорой». Кровь и все такое, – Григорий опустил голову.

– А почему он стал расходиться?

– Потому что… Ох. Потому что Маша ждет четвертого ребенка. Но до планового кесарева не доходила, вот и… Про ребенка пока еще тоже ничего определенного. Весь вечер в больнице. С детьми моя мама дома. Врач меня отсыпаться отправил, сказал, что я так тоже могу не выдержать. Сломаюсь, если не отдохну.

Яна молчала. У нее куда-то исчезли все слова. И она не могла поверить этой новости – про четвертого ребенка, хотя Григорий не имел привычки врать, да еще по таким серьезным вопросам.

– Что ты молчишь? Хотя я тебя понимаю. Но я не мог сказать тебе раньше. Не мог, и все тут. И что мне было делать? Отправить собственную жену на аборт, предложить ей убить этого ребенка?

– Предохраняться, если ты не хотел детей, – пробормотала Яна и поморщилась – она совсем не то хотела сказать. А что именно она хотела сейчас сказать, Яна сама не знала.

– Я не хотел, а она – хотела. Ты же знаешь, Маша помешана на детях.

– Ты мог с ней развестись после первого ребенка. И платил бы алименты, и точно так же выполнял бы свои отцовские обязанности… Почему ты с ней не развелся тогда? Если ты сам все время говоришь, что любишь меня, а не ее? – Яна упала на спину, закрыла глаза, вцепилась себе в волосы. – Четвертый ребенок, нет, ну это невозможно, анекдот какой-то, глупая шутка… Бред!

– Да, я понимаю, это именно так выглядит со стороны, – усмехнулся Григорий.