– Что-нибудь случилось? – так же тихо спросил Тим.
– Нет. Все как всегда.
– Ты выглядишь грустной.
– Пройдет, – засмеялась она, махнула рукой.
– Ладно. Я сейчас уйду, не бойся. Не стану тебе докучать.
Тим допил чай, поднялся. Не владея собой, взял Аринину руку – теплую, мягкую – в свои ладони:
– Ну все, пока?
– Пока, – вежливо ответила она и осторожно отняла у него свою руку.
У Тима возник еще порыв – поцеловать ее в щеку, ну, словно дружески, случайно – сейчас так принято, все вась-вась, все целуются, и ничего это не значит, но Арина своим видом словно показывала – нет, не надо.
Он ушел в недоумении. Она же одна, эта девушка, так почему же не позволяет к себе приблизиться? И сама признается, что одинока, и квартира ее буквально вопиет о том, что Арина одна (ни намека на то, что мужчина в доме), но тем не менее – почему она столь строго держит дистанцию?
Нет, девушка не должна сразу же бросаться Тиму на шею при первых признаках внимания с его стороны, не обязана кокетничать и флиртовать, но как-то… хоть какой-то интерес должна проявить!
Может, она это… Может, Арине вообще мужчины не интересны?! Нет. Нет. Глупости! – тут же осадил себя Тим. В наше время одиночество – еще не показатель того, что у человека нестандартные предпочтения. И к тому же Арина смотрела на него как на мужчину – с интересом, словно оценивая, этого не почувствовать нельзя, но потом – раз, в ней словно что-то щелкало и она вновь замыкалась в себе.
Как и он, Тим, в сущности, вел себя по отношению ко всем прочим женщинам.
Вероятно, Арина, подобно ему, тоже не хотела отношений с противоположным полом. И одиночество являлось ее сознательным выбором, как и у Тима. Но только вот он в их паре влюбился, кажется.
Этой ночью ему снилась Арина – во вполне стандартном мужском, вернее, юношеском сне. Где было все.
…Тим проснулся утром, злой и счастливый. Он ненавидел себя – за этот сон с участием Арины. Это значило только одно – что он сдался. Окончательно сдался.
Глупо и бессмысленно цепляться за свои принципы, которые теперь ничего не стоят. Он влюбился, и этого уже не исправить.
Мужчина умылся, побрился и вышел из дому с одной целью, с одной мыслью – что теперь ему надо завоевать Арину. Надо сделать все, чтобы она откликнулась на его чувства и перестала держать эту дурацкую дистанцию.
Тим сел в машину, поехал к своему любимому кафе – там он обычно завтракал.
И лишь когда взялся за ручку входной двери, ведущей в кафе, вдруг подумал: а что, если он просто не понравился Арине? Не ее он типаж, как говорится…
«Глупости, – тут же одернул себя Тим. – Чем я плох?» Собственное отражение в стеклянной двери, в свою очередь, тоже доказало Тиму, что он вполне способен заинтересовать женщину.
* * *
Инга стояла у окна и смотрела на автомобильную площадку, что находилась как раз напротив кафе, в котором она работала.
В марках машин девушка совершенно не разбиралась, но она хорошо запомнила цвет и форму того авто, на котором приезжал он. Тот самый человек, в кого она была почти влюблена.
Высокий. Худощавый – но не тощий, а такой… жилистый, что ли. Наверняка очень сильный. Этой весной обычно – в черном, с воротником-стойкой плаще нараспашку. Раскрытый воротник плаща подчеркивал длинную шею с резко очерченным кадыком. Лицо у незнакомца – длинное, бледное, идеально выбритое, высокие, довольно выпуклые скулы, светло-серые глаза, черные брови вразлет. Волосы тоже черные, вьющиеся. Но не пушистая и буйная африканская шевелюра, а нечто такое… мексиканское, цыганское? Когда не смешной «одуван» на голове, а достаточно… а достаточно брутальная мужская прическа из вьющихся волос.
Вообще, в его облике мелькало нечто восточное… Но светлые глаза и белая кожа, наоборот, уводили мыслями на север. Метис он или как это называется? Впрочем, национальность не имела для девушки значения, ее скорее интриговал темперамент, характер незнакомца. Пылкий ли он человек? Или холодный, сдержанный? Как он выражает свои чувства?..
Понять это было невозможно, потому что на публике он никогда не улыбался и не смотрел Инге в глаза, когда делал заказ, словно с пустым местом общался. Голос у него был резким, низким. Не грубым, нет, но очень мужским! Наверное, он серьезный мужчина. Основательный. Всегда заказывал глазунью из двух яиц с беконом, салат из овощей, сырники со сгущенкой и большую кружку кофе.
Ел быстро, но не суетливо, потом расплачивался и уходил. Никогда не оглядывался. Сколько ему лет? Инга дала бы ему лет тридцать пять, и повариха Антонина в этом вопросе согласилась с Ингой.
Про себя Инга называла его – Железный Дровосек.
Мужчина без сердца. Холодный и мрачный. Не злой, но равнодушный… правда, лишь до определенного часа равнодушный. Однажды Железный Дровосек влюбится и почувствует, как в груди, слева, что-то щемит. Сердце. То самое, о существовании которого он уже и забыл, кажется.
Тогда Железный Дровосек поднимет голову, посмотрит Инге в глаза, и уголки его губ дрогнут в улыбке…
– Идет твой? – крикнула из-за стойки Антонина. Посетителей в кафе еще пока не было, и обслуживающему персоналу не возбранялось свободно переговариваться.
Инга, не поворачиваясь, резко замотала головой – нет, мол.
– Дамы, не страдайте ерундой, – раздраженно произнес Славик, второй официант. Он шел по залу и поправлял стулья, чтобы те стояли ровно и красиво. «В эти утренние часы не угадаешь – то пусто, то вдруг целая толпа повалила… – вздохнула Инга. – В обед-то точно не продохнешь, в обед здесь всегда конец света. Кафе недорогое, порции большие!»
Если бы Железный Дровосек приходил сюда обедать, то Инга и не обратила бы на него внимания – не до того.
А вот утром он появлялся практически первый… Как не заметить, как не запомнить его? Как не думать о нем, таком мужественно-безразличном?
– Почему ты считаешь, что мы страдаем ерундой? – огрызнулась Антонина.
– Может, он женатый, – фыркнул Славик.
– У него нет на пальце кольца, – обернувшись, крикнула Инга. На Славика она уже давно не обижалась, привыкла к язвительным шуточкам коллеги.
– И что? – на сдавался Славик. Расставил наконец стулья, принялся протирать столы. – Как будто мужики часто кольца носят… Или он в гражданском браке, например. Сожительствует с дамой сердца, так сказать.
– Нет у него никого, – упрямо ответила Инга. – Был бы кто, не ходил бы он в кафе завтракать.
– Это еще не показатель! – возразил Славик. – Ты, Оборина, отсталая… Сразу видно, что не москвичка. До сих пор словно в прошлых временах живешь… Сейчас женщина не обязана у плиты стоять. И мужики тоже сознательные, не хотят свою женщину домохозяйкой видеть. В Америке, я слышал, все только в кафе и завтракают. Семьями! Целый ритуал.
– Тогда бы он с женой вместе приходил! – крикнула Антонина из своего закутка.
– Не факт, – веско произнес Славик. – Может, они в разное время встают. Один рано, другая позже. Или супруга твоего принца в черном плаще в декрете сейчас, – официант подошел к Инге, насмешливо заглянул ей в лицо, – с ребятенком спит, муж ее тревожить не хочет. А сам вот в кафе завтракает.
– Отстань, – устало отмахнулась Инга, отстраняя Славика. – Ты нехороший человек. Всегда меня расстраиваешь, гадости разные говоришь.
– Я тебе помочь хочу, Оборина, чтобы ты глупостями себе голову не забивала…
– Славка, отстань от девочки! – сердито закричала Антонина.
Антонине было пятьдесят два года, свои дети у нее давно выросли, жили отдельно, и к Инге она относилась как к дочери. К девчонке. Ингины двадцать девять лет Антонина серьезным возрастом не считала.
В это время на стоянку заехал знакомый автомобиль. Издалека номеров не разглядеть, поднялась на цыпочки официантка, но… цвет машины, форма… Это приехал он! Инга вздрогнула и невольно, с беспомощной улыбкой, словно ища поддержки, обернулась к поварихе. Антонина без слов поняла выражение лица молодой официантки и метнулась к плите. Самая вкусная еда в этом кафе доставалась Железному Дровосеку.
Инга же зашла в подсобку и бросила в зеркало контрольный взгляд. Вроде все в порядке? Губная помада не размазалась, волосы не растрепались, пятен на фартуке нет.