Вишни для Марии

Мать открыто проявляла свою любовь лишь в отношении сына. Он являлся ее кумиром, ее отрадой, ее счастьем. Всю жизнь мать словно извинялась перед ним – что терпела отца, что зачем-то родила на свет еще девочку, что мало зарабатывала, что не имела полезных связей…

Мать никогда не проявляла своих чувств по отношению к дочери. Все ласки – поцелуи, объятия, все лучшие кусочки еды – Денису. Хорошую одежду – Денису. Битвы с учителями, скандалы с родителями тех, кто обижал в саду, а затем в школе Дениса. Все свободные деньги (а в конце 90-х – начале двухтысячных жить стало полегче) – на репетиторов, Денису.

Марии доставалось по остаточному принципу. Именно ее мать заставляла работать по хозяйству, следить за домом, ухаживать за больным отцом (тот, в конце концов, серьезно подорвал здоровье, выпивая все то, что могло сойти за алкоголь).

И это тоже не смертельно – что Мария не являлась любимым ребенком в семье, что ее загрузили хозяйством. Умение вести хозяйство – это даже хорошо, если подумать.

Мария научилась всему, от уборки до готовки, от шитья до заколачивания гвоздей, что впоследствии ей очень пригодилось. Да за это спасибо только матери можно сказать…

Но многие годы Мария в глубине души надеялась, что мать все-таки любит ее. Просто не показывает своих чувств, опасаясь ревности Дениса.

Он ведь довольно-таки проблемным мальчиком рос – замкнутый, раздражительный, молчаливый. Чуть что – запирался в своей комнате, переставал общаться с матерью, а та от этого страдала… С Марией брат почти не разговаривал, только по делу. Короткими фразами, уклончиво, в обезличенной форме он давал сестре указания – «надо бы убрать», «надо бы принести, сделать, выкинуть, купить» и т. д. и т. п. Ни на чем не настаивал, но Мария терпеливо выполняла все его просьбы. Пыталась время от времени наладить с братом отношения, но не получалось.

В детстве Денис часто повторял, с укором указывая матери на сестру: «Зачем ты ее родила?» Потом, когда брат подрос, вопрос больше не задавал, но, судя по взглядам, поведению – так и не смирился с существованием младшей сестры на этом свете.

Впрочем, открытой агрессии по отношению к младшей сестре Денис никогда не проявлял, и за это ему тоже огромное спасибо.

Отец умер, они жили втроем в двухкомнатной квартире. Комната у матери, комната у Дениса, у Марии – свой уголок на кухне. А что, не у всех детей и собственный уголок имеется…

Когда Денис окончил школу, встал вопрос об армии… Тем более что в институт он сразу не сумел поступить. Но мать умудрилась всеми правдами и неправдами спасти сына от армии. Служить брата не забрали, но и работать он тоже не пошел. Еще два года подряд Денис пытался поступить все в тот же, очень известный вуз – мечтал стать архитектором. Не поступил, хотя на все это опять же были потрачены последние семейные деньги. Поступил, наконец, в другой вуз, тоже архитектурный, но попроще, снизив планку требований.

Денис учился в нем и страдал – не то. Не то, что он хотел. Все не то и не так. Опять он обделенный, бедный и несчастный.

Друзей и в институте не завел. С девушками отношения тоже не особо ладились, поскольку, по его мнению, «современные девицы – корыстные».

После вуза работать по специальности Денис тоже не особо стремился, ибо даже эта, относительно творческая специальность – требовала нахождения в коллективе, общения с людьми – строителями и заказчиками. Поэтому дольше двух-четырех месяцев Денис нигде не задерживался.

Постоянно нервный, раздраженный, с недовольным, несчастным лицом – вот таким видела его младшая сестра. Сидел вечерами и в выходные в Интернете, шпарил пальцами по клавишам – яростно с кем-то спорил в Сети, выяснял отношения (поскольку не умел, да и боялся делать это в реале).

Кажется, брата очень уязвляло то, что Мария с первого раза поступила в МГУ. Училась там вообще без проблем. А когда потом успешно, с красным дипломом, окончила свой вуз – он вообще перестал разговаривать с сестрой, лишь иногда оставлял записки на холодильнике, составленные все в той же обезличенной, неопределенной форме.

Мать была полностью в его власти, зависима даже от взмаха его ресниц, от интонации, от того, в каком настроении сын встал утром. На Марию она внимания не обращала («ты и так проживешь», «тебе-то хорошо», «тебе просто по жизни везет!», «у тебя-то таких проблем нет», «ты все равно не понимаешь», «тебе этого все равно не надо», «ты девушка, за тебя муж все решит» и т. д. и т. п.).

Даже тогда Мария еще надеялась, что мать в глубине души все-таки любит дочь. Что она – действительно беспроблемная девочка, что у нее и так все получится, а вот Денису никто ничего на золотом блюдечке не принесет.

Потом мать заболела. Сразу, и без надежды на выздоровление. Два месяца Мария ее выхаживала. Для этого пришлось уволиться с работы. Мрачная, недовольная мать едва терпела дочь, брезгливо морщила губы, с отвращением принимая помощь. Улыбалась слабыми, истончившимися губами лишь тогда, когда появлялся рядом Денис.

Тот обычно приходил по вечерам, после работы (кажется, нашел наконец хорошее место, где ему нравилось), в комнату матери, стоял рядом с кроватью, молча, скрестив руки – минут пять, десять, затем похлопывал мать ладонью по руке и произносил напряженным, сдавленным голосом: «Ты держись, мам». Вот и все его внимание! Но мать на седьмом небе была от счастья!

И даже тогда Мария не обижалась на мать – разве кто-то виноват, что та любит больше сына, а не дочь? Ну так вышло, сердцу не прикажешь, что ж теперь…

А потом… а потом, когда мать умерла и ее похоронили, они остались с Денисом вдвоем – брат и сестра, и вроде бы, пусть и с трудом, но продолжилась обычная, рутинная жизнь, и Мария уже собиралась вновь искать себе работу, случилось нечто, что полностью перевернуло душу Марии, все ее представления о мире.

Она узнала, что мать, собственница квартиры – той самой, двухкомнатной, завещала ее брату. Только брату. Нет, она, Мария – прописана, конечно, но прописка – это еще не право собственности.

Сестра же – никто и никак здесь.

Как так, почему мать ничего не завещала дочери? Ну ладно, могла и не писать завещание, тогда бы права на квартиру по праву наследования перешли бы автоматически и Денису, и Марии. Но нет. Мать все осознанно переписала на брата.

Она что, не догадывалась, что своим завещанием делает свою дочь практически бомжихой? Как можно отнять все у одного своего ребенка и отдать другому?

Лишь после этого неприятного известия Мария осознала факт – мать никогда ее не любила.

Причем, что интересно, Мария даже в этом случае понимала логику матери – дочь может найти мужа с квартирой, дочь с хорошим образованием, дочери легко подыскать работу, дочь может о себе позаботиться. Поэтому квартиру надо завещать сыну, о котором никто не станет хлопотать. Мария рассудком понимала эту логику, но уже не принимала ее душой…

А Денис тем временем затеял ремонт. Даже не предупредив сестру.

Просто в один день вдруг появились в квартире рабочие и принялись сдирать обои, отбивать плитку… И с изумлением поглядывали на Марию, которая в толк не могла взять, что происходит.

Сам Денис, кстати, исчез. И не отвечал на звонки.

Не он, а прораб сообщил недоумевающей Марии, что брат находится сейчас на съемной квартире – до тех пор, пока здесь не закончится ремонт.

Мария жалась в своем уголке, на кухне. Но и там ей не было житья – поскольку по указанию Дениса ремонт начался во всех комнатах сразу. Словно ее, родной сестры, в этих стенах не существовало.

Как можно было трактовать поступок брата? Только однозначно. Денис хотел выжить Марию из квартиры. Разговаривать с сестрой, объяснять ей что-либо он, судя по всему, и не собирался. Проще вот так, демонстративно, через ремонт, показать свою позицию. Вполне в духе Дениса…

Ну а что, мать ему всю жизнь своим примером демонстрировала, что Мария – никто и никак, с ней можно не считаться и ее интересы необязательно учитывать. Если подумать, то на брата и обижаться глупо теперь…

Хотя нет, Мария, конечно, обижалась – и на покойную мать, и на брата, и – на себя. Это ведь она допустила все это, она сама позволила так с собой обращаться…

А может, она и вовсе не достойна любви, раз уж не дождалась ее даже от близких людей? Может, она урод, чудовище, изверг, но сама этого не замечает? Есть, допустим, у нее внутри, в характере, в образе мыслей какая-то червоточина?

Умом Мария понимала, что все не так, а подсознание говорило – нет, ты плохая… Потому что нелюбимая.

И даже при всем своем знании психологии, педагогики, истории, философии, при всей своей начитанности и эрудированности – Мария с этими темными мыслями бороться не могла.

Именно эта обида пополам с отчаянием и толкнула ее на Поступок. Она бросила все в Москве и уехала в Дербенево. Одна из бывших коллег продавала там родительский дом (к старикам в такую даль не наездишься, проще перевезти их к себе). Продала очень-очень недорого, тем более что участок являлся проблемным, с вылезающими из земли камнями. Коллега замучилась искать покупателей на него, обзвонила всех, кого можно, только Мария согласилась… И даже работа нашлась в тех краях – место учительницы в сельской школе оказалось вакантным.

Тогда это переселение казалось Марии единственно возможным выходом из создавшегося положения. Снимать квартиру в Москве? Но на какие деньги, с работы же Мария уволилась (конечно, можно было найти новое место, но в любом случае зарплата преподавателя равнялась бы стоимости аренды). А жить на что – есть, пить? А транспортные расходы? Можно было, конечно, найти компаньонку или даже двух – и всем вместе снимать квартиру. Арендная плата в этом случае – вполне посильная ноша. Но на тот момент, еще до кризиса, такой способ казался нереальным – сначала искать соседей, затем жилье – и это когда вся страна рвалась в Нерезиновую, а мало-мальски бюджетную жилплощадь уже давно расхватали…

Нет, можно было, конечно, в те дни не давать волю нервам и методично, методом проб и ошибок, подбирать себе подходящий вариант – как работы, так и жилья, но у Марии не осталось сил. Ни сил, ни терпения… Какое терпение, когда живешь посреди ведер со строительной смесью и с содранным полом, выломанными трубами и торчащими проводами. Скорее бы сбежать – туда, где хоть выспаться можно.

Да она сама себя ненавидела так, что считала: ей, нелюбимой, теперь самое место в глухой деревне. Она, постылая, не заслужила ничего, кроме этой каменистой земли…

Близких подруг у Марии не было (одни приятельницы), возлюбленного на тот момент – тоже. Прежние – мимолетные и короткие связи с противоположным полом, которые порой случались в жизни Марии, – в счет не шли. Всегда приветливая внешне, вежливая девушка так и не сумела наладить с кем-то крепких отношений. (Наверное, все-таки они с братом друг друга стоили… Денис – явный социопат, она, выходит, – скрытый.)

Словом, никто тогда не удержал ее от бегства из Москвы.

Мария, перед тем как исчезнуть, хотела оставить на своей кровати, стоявшей все там же, в кухонном углу, накрытой заляпанным шпаклевкой целлофаном, листочек с адресом, по которому ее можно будет найти в Дербенево. Но потом подумала: а зачем брату оставлять адрес, у него же есть номер ее мобильного телефона. Помнится, они все же перезванивались когда-то, пару раз точно, в дни болезни матери. Что срочно купить надо, какие лекарства, с каким доктором договориться…

Если Денис обеспокоится ее исчезновением, то он сам позвонит.

…Первую зиму в Дербенево Мария еще ждала, что брат позвонит. Ну хотя бы узнать, куда пропала его родная сестра. Просто для того, чтобы услышать – жива ли.

Но, похоже, даже этот вопрос Дениса не интересовал.

Он не позвонил ни разу.