В нежных объятьях

– Женя, ну что за глупые счеты, я тебя по-хорошему прошу…

– Нет. Нет, нет и нет! – огрызнулась Женя.

– Если мне удастся сегодня встретиться с Сергеем, то я смогу вполне официально пригласить его на завтрашний юбилей бабули. Она его хорошо помнит, кстати, с большой теплотой о нем до сих пор отзывается… Ты, Женечка, не хочешь доставить своей старенькой бабушке удовольствие? Это ведь у нее завтра праздник, на котором она хотела бы видеть рядом с собой как можно больше знакомых и родных лиц, – из последних сил стараясь сохранить терпение, спокойно произнесла Анна.

– Нет, – отчеканила упрямая кузина.

– Ну ты эгоистка! – все же, не выдержав, взорвалась Анна.

– А ты – манипуляторша. И демагог. Бабушкой прикрываешься! Нет, Аня, это твои проблемы, и ты их сама решай, не впутывай в свои дела других людей…

– Я прошу тебя – как родного человека.

– Когда это я была тебе родной?! Ты, сколько я тебя помню, всегда вела себя точно королева, а других считала за своих слуг…

– А ты, Женечка – злобное, несчастное существо. Несчастное именно потому, что ненавидишь весь мир, особенно меня. И я знаю, почему ты меня ненавидишь.

– Почему? – вытаращила глаза двоюродная сестра. Глаза, надо сказать, были у Жени большими. Впрочем, выделялся и длинный нос, и уши… Словом, все черты лица были крупные, почти карикатурные.

– Потому что ты всегда завидовала мне, – глядя в эти глаза-блюдца, отчеканила Анна.

– Я – тебе?

– Да, – кивнула Анна, чувствуя, как у самой раздуваются ноздри от гнева. – Мне повезло родиться красивой, а тебе – нет. Ты всегда завидовала моей внешности. И моему счастью. Тебя ведь всегда бесило, признайся, что у меня есть поклонники. Я была замужем долго и счастливо, а ты – нет. Да, мы с Владиком разошлись, но не врагами, и я все равно счастлива – даже в своем несчастье! Потому что меня любили, а тебя – нет. А еще у меня есть дитя, я мать, да, я мать чудесной девочки, девушки уже – живого, взрослого почти, умного и красивого человечка, а у тебя – никого. Ни котенка, ни ребенка.

Кажется, Анна сумела поставить свою кузину на место – Женя теперь смотрела на нее неподвижными, огромными глазами, полными ужаса.

– Я – тебе – завидую? – наконец, разомкнула губы сестрица. – Ань, ты правда так думаешь?

– И даже больше того. Тебя сама жизнь наказывает за твою злобу. И пока ты не исправишься, не станешь добрее к своим близким, твоя жизнь не изменится в лучшую сторону, – договорив эту фразу, Анна решительно поднялась, направилась к двери. Повернулась, перед тем как выйти: – Да, пожалуйста, не забудь, что вас с тетей Тасей ждут завтра. Бабуля ждет. У нее юбилей. Восемьдесят пять лет человеку, и будет гадко, если ты вдруг решишь отомстить мне. Не вздумай не прийти. Я-то что, переживу. Но ты убьешь бабулю своим хамством, вот чего я боюсь.

Анна покинула дом тетки. Кузина так и не смогла ей ничего ответить.

На улице Анне стало немного легче. Она отдышалась, стоя на дороге. Огляделась – тихая улочка, ни машин, ни людей. Бродить по этой улице взад-вперед, дожидаясь, когда появится Сергей? Да это сколько часов можно потратить на бесполезное ожидание! Попросить маму заглянуть к Сергею? Нет, это почти сводничество. Обратиться за помощью к тете Тасе? В сущности, и тетка – тоже чужой человек. Да и тетя Тася не сможет достойно выполнить эту миссию. Придет к Сергею, скажет своим заунывным деревянным голосом: «Сергей, о тебе Аня спрашивала, зайди к ней, а?» Фу. Тетя Тася точно все испортит.

Идеальным вариантом и правда являлась именно Женька. Ее визит к Сергею был бы максимально естественным. Но она отказалась. И что теперь делать?

Анна вернулась домой – расстроенная, мрачная.

– Как? – встретила ее мать. – Не получилось? Женьки нет дома?

– Да дома она, но отказалась идти к Сергею. И тебе не надо идти к нему, и тете Тасе. Я это прям чувствую.

– Женька отказалась тебе помочь? – ахнула Нина Георгиевна. – А чем она это мотивировала?

– Да ничем. Не хочу, не буду. И все.

– Вот она злая. Наверняка тебе завидует.

– Это естественно, мам, – Анна чмокнула мать в щеку.

– Может, у нее от ее учености с мозгами… не того стало?

– Перестань. Какая ученость! Она в обычном НИИ работает, в лаборатории. Считай, заурядный офис, только сотрудники в белых халатах. Им дали задание, они его выполняют. Новую формулу анальгина изобретают с какой-нибудь добавкой. Назовут иначе, а потом в аптеках за это лекарство в два раза дороже слупят, продавая его больным людям… Вот и вся Женькина «ученая» работа.

– Да? Надо же…

– И денег ей тоже немного платят, она еле ипотеку выплатила, еще на трех работах калымила, как-то сама мне призналась, в переписке… Я считаю, при Женькиной специальности она могла в аптеку фармацевтом устроиться, сейчас бы уже до заведующей доросла…

– Да уж…

– А как она плохо выглядит, мам… Ты ее завтра увидишь, убедишься.

– Постарела?

– Нет, нет, не в этом дело, – поморщилась Анна. – Ей сколько сейчас, тридцать два? В ее возрасте уже можно было научиться ухаживать за собой. Как-то маскировать свои недостатки при помощи правильного макияжа, прически. Одеваться соответственно. Да, и пластическая хирургия сейчас всем доступна, не такая уж она дорогая.

Мать вздохнула, развела руками.

На крыльцо, опираясь на палочку, вышла Варвара Платоновна.

– А что, девочки, Тасю с Женей позвали? – подумав, низким старческим голосом вопросила она.

– Позвали, мама, конечно позвали!

– Это хорошо, – тряхнув снежно-белыми, еще густыми, стриженными до плеч волосами, изрекла бабушка. Затем, стуча палкой об пол, медленно развернулась и вновь исчезла в доме.

– А ты знаешь, мне кажется, мама Женьку тоже не особо любит, – шепотом произнесла Нина Георгиевна. – Она тебя любит, ты ее настоящая внучка, Анечка. И Лизку она обожает! Но мамочка соблюдает приличия. Это человек традиций и старых правил.

– И еще один важный момент: бабуля тебя больше любит, чем тетю Тасю, – усмехнулась Анна.

– Да. Да. Я была старшей. Первой. Желанной. А Тася, мама говорила, получилась у них случайно, они с отцом так скоро не хотели новых детей. Между нами же всего два года разницы… Но в те времена, ты сама слышала, с предохранением было не очень, и вообще… Папа, насколько я знаю, очень мечтал о мальчике когда-нибудь. А Тася… Ну я не знаю, нехорошо так говорить о родной сестре, она всегда была какой-то холодной, заносчивой, что ли. Ничьих советов не слушала, вышла замуж за этого алкоголика, он потом спился, умер. И Женька росла точно трава подзаборная, Тася совершенно не занималась ее воспитанием, дозволяла все. Женька же чуть не до ночи всегда где-то шлялась… Это просто счастье, что у нас городишко тихий, а так бы… Нет, вот я тебя никуда одну не отпускала, даже когда тебе двадцать исполнилось, только с Сережей позволяла выйти… Ты же мое сокровище, Аня!

* * *

После визита двоюродной сестры Женя долго не могла прийти в себя. Сидела все на том же стуле – изумленная, точно пришибленная, и разводила руками, мысленно продолжая разговор с кузиной.

«Я завидую? Завидую? Красоте и счастью? Я?! Стоп, а вдруг и правда завидую? Да как-то мне все равно, Анечка, я об этом и не думала… С чего ты взяла, что я тебе завидую?..»

Пожалуй, Женю всегда раздражало, что двоюродная сестра командует ею – что делать, а что нет. Помнится, в детстве, когда Женя еще жила в Кострове, Анна нередко отправляла ее куда-то по своим делам, просила ее прикрывать в каких-то своих девичьих авантюрах… Все указания Анна давала все тем же усталым, безапелляционным тоном. Вынь да положь. Когда сегодня повторилось нечто подобное, Женя в первый раз не выдержала – взорвалась.

Наверное, потому, что Анна требовала, чтобы Женя отправилась к Сергею.

А это невозможно. Нет, нет. Надо забыть этого человека, не думать о нем, не вспоминать, не стремиться к новой встрече.

Потому что все равно ничего не выйдет.

Да хотя бы потому, что Анна изъявила желание возобновить отношения со своей первой любовью, и тут Женя красавице-сестре не конкурентка, это правда.