О которой Лена мечтала денно и нощно, особенно этой весной, когда по утрам за окнами кричали воробьи, обезумев от страсти.
«Где ты, где ты, где ты…»
Она так ждала его, что заболела. По-женски. Что-то сломалось, расстроилось в отлаженном механизме ее организма. Это встревожило Лену – поскольку после определенного рубежа, как уже говорилось, она думала завести ребенка, и организм в этом случае должен работать безупречно – ибо она одинокая женщина. Стрелять придется сразу в «яблочко». Но это потом, до часа икс еще есть время, еще есть надежда найти единственного и неповторимого.
Озадаченная донельзя, вышла Лена из женской консультации. «Регулярно заниматься… то есть жить половой… О господи!» Нет, о Юрике и думать нельзя было как о возможном партнере, о его анемичных и тусклых ласках – этак-то последнего здоровья лишишься. Тогда кто? Подойти к какому-нибудь совершенно чужому человеку и попросить его: «Не могли бы вы мне помочь…» А перед мысленным взором плыл Гейбл-Шариф. Темные знойные глаза его смотрели с укором, он словно напоминал – а любовь?
Тем не менее все следующие дни Лена напряженно размышляла о том, как бы ей найти сексуального партнера. Она думала так напряженно, что вообще чуть не лишилась остатков здоровья. Потеряла аппетит и побледнела. А по ночам, в беспокойных снах, ей, как назло, упорно являлся Кларк Гейбл.
– Не заболела ли ты часом? – как-то спросила Лену по-матерински чуткая Крылова.
– Брать сейчас больничный – преступление, – бросила проходившая мимо Шарлотта Кузьминична, – двадцать читателей в день! У студентов сессия вот-вот начнется, они к нам опять побегут! Не у всех же эти ридеры, прости-господи, проклятые есть. На носу еще две встречи с авторами социально-производственной литературы! Не отчитаемся перед ЦБС – нас закроют.
– Это депрессия, – Наталья была неумолима и точна. Слово «депрессия» она произнесла с особым шиком, как и полагается роковой женщине, вот так – «дэпрэссия». «Отстали бы вы все!» – с отчаянием подумала Лена. Довериться коллегам и рассказать им о своих проблемах она не могла.
Но на ловца, как известно, и зверь бежит. Да-да, не она нашла себе партнера, а ее нашли.
Здесь необходимо небольшое отступление, непосредственно касающееся работы библиотеки.
Как уже упоминалось, данное заведение посещают не только читатели, но и писатели. Вешается объявление заранее, обзваниваются самые активные посетители. И в небольшом актовом зале происходит встреча.
Так вот, тем самым зверем из пословицы оказался… писатель. Точнее – автор сборника статей под общим названием «Социальная жизнь производственника в нестабильное время». Протасов Н. Е. Он явился в библиотеку с предложением выступить перед читателями в ее стенах.
Писатель был еще относительно молод, черноволос, имелись в наличии также и усы – ну чем не вожделенный идеал! Конечно, до Гейбла ему было очень далеко (впрочем, как и до Омара Шарифа), вместо изящной элегантности движений – порывистая развязность, но – брюнет, усы опять же.
Лена, договариваясь о грядущем мероприятии, поглядывала на Протасова с любопытством – он или не он. «Он» – в смысле идеал. А писатель очень быстро уловил это любопытство и, словно завидев перед собой зеленый свет, стал решительно клеиться.
– Да чего там… Зовите меня просто Николаем. А вас как зовут? Лена? Замечательное имя – Елена. Елена Прекрасная. Вы давно здесь работаете? Надо же! Знал бы, почаще бы сюда заходил. Мы ведь с вами, можно сказать, родственные души – трудимся на ниве просвещения. Сложно, да. Сложно и интересно. А вы что завтра вечером делаете?
Флиртуя с мужчиной, Лена продолжала лихорадочно сравнивать его со своими любимыми актерами. «Но даже если это не «он», все равно, для здоровья же необходимо», – подстегнула себя она. Зеленый свет в ее глазах уже густел малахитом. За несколько минут разговора сотворилось то, на что при других обстоятельствах ушли бы дни и даже месяцы.
Они договорились о встрече на завтра – Николай должен был прийти вечером в библиотеку, как только закончится рабочий день. Якобы еще раз обсудить мероприятие.
Был один момент в разговоре. Пуританку Лену несколько покоробило, когда писатель, уже прощаясь, проскользнул к ней за стойку и поцеловал руку. Усилием воли она заставила себя ее не отдергивать, когда что-то колючее, мокрое и абсолютно чужое прикоснулось к ее запястью. Так надо было. «Это же для здоровья», – мысленно успокоила она себя.
Успокаивало также то, что местом их будущего свидания была назначена библиотека. Да, именно ее родная библиотека.
От входной двери было два ключа – один находился в полном и безраздельном ведении Шарлотты Кузьминичны, а другой кочевал между тремя ее подневольными сотрудницами. Кто уходит позже, тот и закрывает за собой дверь. А на следующее утро, само собой, ключевладелец старается прибежать раньше всех.
На самом деле вокруг стального холодного ключика кипели настоящие страсти. Может быть, не кипели – это слишком сильно сказано, – но пузырьки, как в бокале шампанского, уж точно поднимались.
Время от времени роковая женщина Наталья вдруг начинала проявлять несвойственное ей трудолюбие, оставляя ключ у себя. Коллеги ее и начальство расходились, а она оставалась одна среди стеллажей с социально-правовой литературой.
Наутро под библиотечным потолком витал легкий, едва уловимый запах сигарет, вина и мужского одеколона «Барракуда».
«Она здесь со своим хахалем встречалась. Ну, с тем, что на десять лет ее моложе», – как-то, возмущенно тараща глаза, прошептала Лене на ухо обделенная любовью Крылова. Лену тогда поразил факт Натальиного бесстыдства – ну как же среди книг делать это!
Шарлотта знала о Натальином легкомыслии, но об этих свиданиях не догадывалась. А если б все-таки догадалась, уловив притупленным от возраста обонянием недозволенные ароматы, то ее бы просто-напросто хватил удар. Почтенное заведение превратить в дом свиданий!
На следующий день Лена работала со странным чувством. Бегая от стеллажа к стеллажу и расставляя книги на установленные им библиотечной наукой места, она постоянно и неосознанно поглядывала на ковер под ногами, плюшевые сиденья стульев, на деревянную стойку, за которой обслуживали посетителей – поглядывала с некоторой опаской и смущением, словно на них кто-то мелом написал непристойности. О том, что должно было произойти здесь вечером, Лена старалась вообще не думать.
Когда иссяк поток посетителей и пора было закрываться, Лена решительно затребовала ключ себе. «Необходимо дописать сценарий для вечера, посвященного социально-производственной тематике», – объяснила она причину своей задержки. Никто не усомнился в правдивости ее слов, лишь Наталья порочно вздохнула и заявила, что завтра ей тоже, скорее всего, придется поработать дополнительно.
– Смотри не надорвись, – с намеком сказала ей Крылова.
– Ни в коем случае, – также с намеком ответила ей Наталья, – я люблю свою работу. А работа любит меня.
– Ладно, девочки, не будем мешать Лене, – остановила их Шарлотта Кузьминична – поскольку общественные мероприятия везла на себе только ее самая младшая сотрудница Лена, а ЦБС в свое время еще потребует отчета – и не дай бог, количество этих мероприятий окажется ниже нормы. Намеков заведующая не поняла – для нее они были слишком тонко замаскированы.
Минут через двадцать, когда город уже стал таять в сиреневых майских сумерках, на пороге появился последний посетитель – Николай. Пока он раскланивался, расшаркивался и бегал настороженным взглядом по сторонам – еще не одни они, или уже одни? – Лена в последний раз пыталась что-то решить. «Пока не поздно. Нет, уже поздно. И потом – это же для здоровья!»
Николай тем временем понял, что они уже одни, что дверь за ним закрыта, и наконец приободрился – теперь все ясно, все определенно.
– Ну что, где тут можно расположиться? – барским движением обнял он Лену за плечи.
– Идемте на абонемент, – суховато ответила она, поскольку хоть и имелись у Николая черные усы, но к делу ей хотелось приступить без излишних пылкостей и нежностей – они к здоровью прямого отношения не имели.
У автора социально-производственного сборника оказались с собой крохотная бутылочка коньяка – из тех, что покупают как бы на пробу, пакетик козинаков и грамм двести докторской колбасы, уже порезанной. У Лены очень кстати к этой колбасе нашелся хлеб, оставшийся после обеда.
От волнения ее даже немного подташнивало, хотя волноваться было глупо, некоторый опыт любви у нее имелся – благодаря тому самому институтскому роману, а больше бояться, собственно, было нечего.
– Тихо здесь, даже как-то неуютно, – Николай оглядел стеллажи с книгами.
– Я включу музыку.
Лена покопалась в настройках проигрывателя, не находя ничего, что могло бы соответствовать первому свиданию, потом все-таки остановилась на канале классической музыки.
Они сели за журнальный столик, Николай разлил коньяк в пластиковые стаканчики.
– Ваше здоровье, – сказал он. Очень актуальный тост! Лена смущенно опустила глаза.
Коричневатой жидкости плескалось на дне совсем немного – грамм двадцать, тридцать, – но когда Лена невольно вдохнула спиртовой резкий запах, то новая волна тошноты подкатила к горлу.
– Вы не нюхайте, вы пейте, – ласково поправил ее Николай. Коньяк влился в Лену в два судорожных глотка, вкус докторской тоже был определенно каким-то медицинским – отдавал карболкой. – И давайте-ка сменим канал.
Николай покрутил настройки у проигрывателя, поймав волну с шансоном. Лена шансон ненавидела. К тому же козинаки намертво сцепили ей зубы. «Как бы пломба не выпала! – испугалась она. – Светоотверждаемая, дорогая. На той неделе только поставила!»
– Лена, это будет, наверное, нескромно…
– Говорите! – с трудом проглотив козинак и не слыша собственного голоса, потребовала она.
– Лена, я вас хочу.
Она машинально, точно дожидалась этих слов уже давно, кивнула, усилием воли выпихнула себя из-за стола и принялась раздеваться.
Краем глаза она увидела, что Николай тоже раздевается. Он скинул с себя все, кроме рубашки – ее он просто расстегнул, а галстук не снял, а только распустил. Рубашка с галстуком несколько озадачили Лену – и она тоже решила раздеваться не до конца. Оставшись в шерстяном свитере, связанном мамой специально для прохладных майских вечеров, она произнесла:
– Я готова.