Пороки и их поклонники

Тинто Брасс не спеша вошел в черноту и исчез, как будто канул в бездну.

Архиповский позвоночник вибрировал от беспокойства и страха. Кожа стала холодной и липкой, лягушачьей.

– Тинто, вернись!

И прислушался.

Ни шороха, ни звука. Ему показалось даже, что он слышит, как тикают часы в его собственной квартире, возле его собственной широкой и удобной кровати, в его собственной хорошо и правильно устроенной жизни.

В чью жизнь его только что занесло? Марии Викторовны Тюриной, медсестры? Или покойницы Лизаветы Григорьевны?

Архипов вышел на площадку – ногам мгновенно стало холодно на граните, пальцы поджались – и оглянулся на свою дверь, за которой сияло электричество и было безопасно.

Он не станет закрывать дверь. Пока она открыта, остается смутная надежда, что в любой момент можно перестать геройствовать и вернуться.

Расширяющийся луч фонаря, прочертив по стене, затек в темный дверной провал, зацепился за угол старинного шкафа, уперся в тусклую раму какой-то картины и дальше, дальше, до стеклянной двери, которую Архипов не заметил, когда вечером был в этой квартире. Словно намертво связанный с широким лучом, следом за ним Архипов вошел в длинный коридор и осторожно двинулся дальше.

Вдалеке снова зарычал Тинто Брасс. Архипов замер и прислушался.

– Мария Викторовна! – позвал он негромко. Голос увяз в чужих стенах и чужих громоздких вещах. – Мария Викторовна, у вас дверь открыта!

Ни звука.

Где, черт побери, в этой квартире зажигается свет?!

Желтого луча было недостаточно, и в позвоночнике вибрировало и дрожало все сильнее. Это дрожание мешало ему, было больно и хотелось потереться спиной о что-нибудь надежное.

– Мария Викторовна! Вы меня слышите?

В ответ снова настороженно рыкнул Тинто. Фонарь в архиповской руке метнулся и замер.

Если она дома, почему не откликается? Почему открыта дверь? Что мог услышать мастиф, что так его встревожило? Выстрел, предсмертный вскрик? Глухой дробный звук, с которым падает тело?

Архипов споткнулся обо что-то и посветил себе под ноги. Деревянная скамеечка с изогнутой спинкой. Желтый луч выхватил из черноты туфли на длинных и тонких каблуках, валявшиеся нос к носу.

Выходит, она дома? Или это… нарядные туфли?

Он снова поводил лучом по стенам, как будто помазал светящейся краской, которая тут же гасла, едва он отводил фонарь. Смутное шевеление тьмы, как будто внутри что-то колыхалось, насторожило его. Луч замер, словно раздумывая, стоит ли светить туда. Архипов вдохнул, выдохнул, решительно перевел фонарь, но рассмотреть ничего не успел.

Откуда-то слева вдруг послышался странный звук, потом короткий вскрик, оглушительный грохот и вопль:

– Не на-адо!

Архипов ринулся на вопль, больно ударился, босая нога поскользнулась на паркете, лбом он въехал в какой-то острый угол, выматерился, куда-то выскочил. Совсем рядом гавкнула его собака, как будто пушка выстрелила.

Широкий луч выхватил блестящий складчатый бок, напряженно вытянутую шею и – бледное, перекошенное человеческое лицо, прямо перед собачьей мордой. Архипов зашарил правой рукой по стене, зажав подбородком фонарь, кажется, обрушил со стены очередной «натюрмортик», и свет наконец зажегся.

Судорожно поднимая к лицу острые коленки, закрываясь руками, поворачиваясь худым плечом, на полу метался молодой человек в темной курточке и грязных ботинках.

Тинто Брасс величественно качнулся на колонноподобных ногах и непринужденно обнюхал физиономию молодого человека.

– Нет! – вскрикнул тот чуть не плача. – Нет! Да заберите вы собаку!

– Тинто, фу, – велел Архипов не слишком настойчиво. Покрутил фонарем, посмотрел в его зеркальную чашу и погасил. Мастиф придвинулся еще чуть-чуть ближе.

– Дверь была открыта! – заверещал его пленник. – Я звонил, звонил. А потом оказалось, что она открыта! Я вошел! Я ничего не брал! Ничего! Ну на, на, обыщи! – И он стал выворачивать карманы и тыкать их в нос Тинто Брассу.

Тинто брезгливо поморщился.

– Так, – заявил Архипов, обретший почву под ногами, – давай быстро и по пунктам. Ты кто?

– Я?! Я… приезжий.

– Ты кто? – повторил Архипов и легонько ткнул босой ногой в жидкий бок.

– Я… приехал сегодня, – захныкал юнец и покосился на Тинто Брасса. – Да уберите вы ее, я собак с детства боюсь!

– Правильно делаешь, – похвалил Архипов. – Ты кто?

– Да родственник я! Родственник! И что вы на меня напали?!!

– Чей? Мой?

Юнец поднял на Архипова замученные красные глаза.

– Почему… ваш?

– Тогда чей?

– Ейный.

– Чейный – ейный? – уточнил Архипов.

– Манькин.

Манька, подумал сообразительный Архипов, должно быть, и есть Мария Викторовна Тюрина, поразившая его сегодняшнее воображение. Ах, нет, уже вчерашнее.

А вот это – то, что на полу, – родственник Марии Викторовны. А может, обычный жулик, которого Архипов «накрыл».

Тинто Брасс «накрыл», если уж быть справедливым до конца.

– Как тебя зовут?

– Меня? – По куриной шейке прошла приливная волна, вздрогнул острый кадык.

– Тебя.

– А… это… Юрий.