Макс аккуратно, не выпуская павлина, достал фонарь и посветил.
Дырка в глиняном днище была плотно закупорена. Открывать её Макс не стал. Он внимательно изучил глину вокруг крышки, колупнул, понюхал и аккуратно поставил павлина на подоконник.
Труба дровяной печи входила в дымоход как-то криво, и Макс, забравшись на плиту, осторожно снял её. В дымоходе оказалась жестяная коробка из-под чая, а в ней какие-то деньги, перетянутые резинкой.
Макс не выдержал и засмеялся.
Коробку он поместил рядом с павлином.
Он обшарил кухню сантиметр за сантиметром. Вся посуда была перемыта и убрана в буфет. Там же, в нижнем отделении, стояли трёхлитровые банки с сахарным песком, гречкой, пшеном и консервы – тушёнка, бычки в томате, перловка с салом.
Макс передёрнул плечами. Хотелось есть, но при виде перловки с салом – расхотелось.
Вытащив банки, он внимательно изучил газету, которая была постелена на дно буфета. Так же скрупулёзно он осмотрел обе плиты и холодильник.
На холодильнике сверху тоже лежали какие-то газеты, жёлтые от времени и кухонных паров, и ещё один сборник кроссвордов и головоломок.
Макс перелистал его, задержался на одной из страниц, вновь перелистал и сунул в карман пиджака.
Больше в доме покойного Петра Сергеевича ему было делать нечего.
Перед президентским люксом Хабаров помедлил немного, не потому что хотел оглядеться по сторонам, а со страху. Никого не было в коридоре, и он это знал. В холле возле лифта встретились ему два чувака при спортивных сумках – один с подбитым глазом. В левом крыле возилась горничная со своей тележкой, до люкса она доберётся ещё нескоро, а больше никого.
Хабаров постучал.
Дверь ему открыла Джахан. Он не видел её, казалось, целую вечность.
– Привет, – сказала она. – Ты будешь чай?
– Здравствуй, – ответил Хабаров. – Здравствуй, Джахан!
Должно быть, голос у него был странный, потому что она сразу ушла, даже не взглянув ему в лицо.
Хабаров с силой выдохнул, зашёл в номер, прикрыл за собой дверь и постоял немного.
Здесь, как и во всём отеле «Тамбов-Палас», было богато, позолочено и мраморно. Канделябры с висюльками, ковры с диковинными розами и райскими птицами. И такие же райские птицы на обоях и шторах.
Впрочем, райские птицы Хабарова решительно не интересовали, он их и не заметил. Он готовился к встрече, уговаривал себя не волноваться и всё-таки волновался.
Он пошёл на звук – в глубине люкса надрывался телевизор. Не иначе Дашка смотрит какую-нибудь утреннюю ерунду про моду или путешествия.
Они все были там, все вместе в одной комнате.
Хабаров остановился на пороге и зажмурился на секунду. Как будто не было всех этих долгих месяцев, сложившихся в два неполных года.
– Только без восклицаний, пожалуйста, – попросила Джахан, которая всё понимала и всё замечала – всегда.
– Ну что ты, – пробормотал Хабаров. – Минутная слабость.
На стойке зелёной пластмассы, имитирующей малахит, она заваривала чай в крохотном расписном чайничке. От чайничка поднимался пар.
Даша лежала в кресле поперёк – длинные белые волосы свешивались с одной стороны, а длинные джинсовые ноги болтались с другой.
– Леха! – закричала она и стала выбираться из кресла. – Это ты?!
Макс Шейнерман оглянулся от окна, и они встретились с Хабаровым глазами.
Даша кинулась ему на шею, повисла, заболтала ногами. Он немного покружил её и отпустил. Потом пожал Максу руку.
– Чаю? – спросила Джахан.
Хабаров знал – момент встречи нельзя затягивать! Нельзя ничего – ни вспоминать, ни восклицать, ни плакать. Нельзя считать потери. Нельзя хвастаться приобретениями.
Он всё это понимал, но сердце у него дрожало, и холодно было в спине, и он не знал, куда девать глаза.
– Садись сюда! – Даша потянула его к креслу. – Ты садись, а мы будем на тебя любоваться!
– Любоваться, – подал голос Макс, – лучше на тебя, дорогая. Ты не изменился, Алексей Ильич. Ну… почти.
– Тебе, конечно, кофе, Макс? – почти перебила Джахан.
– Конечно.
– Я в прошлом году был на твоей первой выставке, – сообщил Хабаров Даше. Она захохотала. – Даша Жу, московская знаменитость!
– Ещё какая, – согласилась Даша, подбежала к Максу, взяла его под руку и сделала особенное лицо.
– Художник, – начала она голосом, тоже особенным, – видится в первую очередь манипулятором – произведений и идей. Он может оказаться тактиком, который за счёт просчитывания рыночной и медийной конъюнктуры осуществляет поддержание своей личной власти, собственного символического и реального капитала.
– Даша Жу – твоя идея? – наслаждаясь, спросил Хабаров у Макса.
– Отчасти.
– Ну, разумеется, он всё придумал. Мне бы и в голову не пришло! Главное, какой успех, Лёша! Какой успех!.. От смеха сдохнуть можно!..
Джахан принесла поднос с пиалами и чайником. Хабаров старался на неё не смотреть.
Она разлила чай, высоко поднимая и вновь опуская над пиалами носик чайника, и ни одна капля не пролилась, ничего не брызнуло на стол! Отдельно она подала Максу чашку кофе, забралась в кресло и поджала под себя ноги.
Всё. Момент встречи, он же вечер воспоминаний, окончен. Магазин «Ностальгия» закрыт на висячий замок.
Алексей Хабаров взял пиалу, глотнул чаю и зажмурился – так он был горяч и памятен ему.
Они ждали, и он знал, что должен заговорить первым.
Он глотнул ещё раз.
В телевизоре ведущий наставлял какую-то нечёсаную и неумытую тётку: