На одном дыхании!
Может, поэтому – из-за рабов, – а может, потому, что в доме жил Волошин, все эти кирпичи – до неба! – ее пугали.
Раньше ее никогда не пугали… дома.
Кажется, Вадим до последней секунды не верил, что она насамом деле потащится к разлоговскому заместителю, потому что отстал только у подъезда.
– Я тебя тут жду, – буркнул он недовольно, и она на него оглянулась.
Сделав оскорбленное лицо, он стоял на тротуаре, и даже его коричневая кожаная куртка выражала возмущение.
– Я… сейчас, – зачем-то шепотом пообещала ему Варя, так, что услышать ее он никак не мог. Или это она себе сказала – я сейчас?
– К кому? – проскрипел домофон, когда она нажала блестящую кнопочку.
– В тридцать третью квартиру.
– Ждут? – осведомился домофон.
Варя точно знала, что нет.
– Ждут.
В домофоне зашуршало, потом раздался пронзительный писк, и дверь чуть подалась. Варя налегла и отворила ее.
В громадном и пустом холле, похожем на вестибюль метро в два часа ночи, было сумеречно, шаги гулко отдавались от стен. Варя несколько раз здесь бывала, привозила бумаги и всегда поражалась холоду и простору!..
…С Тухачевского когда-то все виделось иначе – шикарней, уютней, аристократичней. С Тухачевского казалось – где деньги, там и счастье, радость, веселье, море беззаботного света и тепла. Про холодные, гулкие своды как-то и не думалось никогда. И про то, что жить здесь, пожалуй, нелегко, тоже не думалось.
Впрочем, одернула себя Варя, тебе здесь жить вряд ли придется! И приспосабливать себя к сводам тоже едва ли понадобится. Холодные они или не холодные, нам это неважно. Нам на метро до «Сокола», а там до Тухачевского рукой подать, вот и все дела!
Волошин открыл дверь моментально, как будто стоял и ждал, когда кто-нибудь позвонит.
– Здрасти, Марк Анатольевич.
Ей-богу, он даже в лице переменился. Он переменился в лице, помедлил и спросил, что случилось.
– Ничего, – зачастила Варя, всерьез опасаясь, что он выставит ее вон, – правда, ничего, Марк Анатольевич! Я хотела вас предупредить, но у меня телефон разрядился…
Это было вранье чистой воды.
Звонить она не стала, потому что была уверена – он ее не примет. «По субботам я не принимаю, дождитесь понедельника!»
Но Варя решительно не могла ждать до понедельника!..
– Что у вас… разрядилось? – уточнил Волошин.
– Телефон, – упавшим голосом повторила несчастная Варя и вперила глаза в пол. – И я не смогла вам позвонить.
– Отлично, – оценил Волошин.
Он не приглашал ее войти и вообще не делал ни одного движения, и Варе вдруг стало страшно и стыдно. Так стыдно, что даже слезы навернулись на глаза. Зачем она приехала?! Да еще без предупреждения?! Спасать человека, который явно не нуждается в том, чтоб она его спасала?!
– Марк Анатольевич, – заспешила Варя и несколько подалась назад, к громоздкому старинному лифту, который только что ее привез, – я все поняла… Извините меня. То есть прошу прощения. Я тогда лучше в понедельник…
Он слушал, молчал и не двигался.
Варя поняла, что нужно спасаться сию же минуту, сейчас. Промедление смерти подобно.
– Я просто поняла, где могут быть вторые ключи… Ну у нас сейф не открывался… До свидания, Марк Анатольевич!
– Хватит дурака валять, – вдруг сказал Волошин негромко. – Я… м-м-м… не ждал гостей, но проходите!
И он посторонился, пропуская ее внутрь. Варя еще потопталась немного – он терпеливо ждал, – потом шмыгнула мимо него в прихожую.
– Проходите. Можете не разуваться.
Варя моментально разулась – как это, идти в дом в башмаках?! На Тухачевского гости всегда смиренно снимали в прихожей ботинки!
Волошин поморщился, словно она при нем сделала что-то неприличное, и пошел по длиннющему, уставленному книжными полками коридору куда-то вдаль. Варя поплелась за ним, разутая, но в куртке.
Он привел ее в кабинет – огромную комнату с эркером, темную от книжных шкафов и дубовых панелей. Такие шкафы и панели Варя видела в кино. Кино называлось «Джен Эйр».
– Присаживайтесь.
Варя быстро оглянулась и пристроилась на край кожаного дивана. Край оказался холодным и скользким.
– Что случилось?
Варя вздохнула. В куртке ей было жарко, и сидеть очень неудобно. Проклятый диван!
– Марк Анатольевич, – начала она, – я вдруг подумала, что ключ, который не подходит к нашему сейфу, может быть от того сейфа, который ставили Разлогову на даче. Было же два сейфа! А ключи очень похожи, желтые с буквами «Крупп»! Вот я и подумала, что их запросто могли поменять! Ну случайно! – Тут она взглянула на Волошина и потянула с шеи шарф.
Он смотрел на нее пристально, как сова, и моргал так же редко. В этом совином выражении было что-то на самом деле страшное.
– Марк Анатольевич, я, ей-богу, просто так подумала… – Варя поднялась с дивана и взялась рукой за его холодную скользкую спинку. – И тот телефон, который, помните, не отвечал, так он и не мог ответить, потому что это не тот телефон… Что вы на меня так смотрите?
– Что вам нужно?
– Ни… ничего, – глотнув сухим горлом, выговорила Варя. – Мне ничего не нужно, Марк Анатольевич.
– Зачем вы пришли?!
Устав бояться, Варя вся подалась к нему, чтобы объяснить, убедить, заставить понять, и сдернула наконец с шеи проклятый жаркий шарф.
– Из-за ключа! Я подумала, что их просто могли случайно поменять! Ну… после всего, что случилось! Вот теперь наш ключ и не подходит.
Волошин кивнул.
– А мы ищем-ищем, но ведь такое может быть, Марк Анатольевич! И нужно просто поехать к Глафире Сергеевне и поменять обратно, понимаете?
Волошин снова кивнул.
– И наш сейф откроется! И вся эта ерунда объяснится.
– Какая ерунда?
– Ну из-за которой мы нервничаем.
– Мы?! – поразился Волошин и вдруг перестал быть похожим на сову.
– Да, да, – затараторила Варя, – с этим дурацким ключом!
– Что вы искали у Разлогова в столе?
Она не дрогнула и не отвела глаз. Волошин удивился ее мужеству.
– Ключ от нашего сейфа, – сказала она. – Я думала, что просто так пропасть он не мог, а про второй сейф, дачный, вспомнила только сегодня утром.
– Зачем вам ключ от сейфа?
Она посмотрела на него с печальным удивлением.
– А как же, Марк Анатольевич?! Если он пропал у меня из-под носа, значит, я плохо работаю! Куда он мог деться?! И вы из-за этого ключа… беспокоитесь сильно.
– С чего вы взяли, что я беспокоюсь?
– Я видела вас тогда ночью. Когда вы вдруг вернулись на работу.
– Вот как?
– Я просто допоздна сидела, – вновь, как будто оправдываясь, заговорила она.
В чем-то она пыталась его убедить, и он никак не мог понять, в чем именно! В собственной искренности? Он не верил в ее искренность! В служебном рвении? Наплевать ему на ее служебное рвение! В желании помочь? На черта ему сдалась ее помощь!
– Я просто допоздна работала, – продолжала она, а он все рассматривал ее, – потом у меня ключ не подошел, потом я вам позвонила! Потом еще кто-то позвонил и сказал, что Разлогова… что он не сам умер, в общем. И… я вас видела той ночью.
– И что из этого?
– Я думала, что раз вы так заволновались, значит, ключ – это очень серьезно! И я стала его искать. И не могла найти. А про второй…
– Да-да, – перебил Волошин, – про второй вы вспомнили только сегодня утром. Я одного не понимаю. Вам-то что за дело?!
Варя так растерялась, что у нее подкосились ноги, как будто вдруг перестали держать. Она неловко приткнулась на холодный диванный валик и тут же поднялась.
– Марк Анатольевич, вы не подумайте, что я…
– Что вы?
– Я просто хотела найти ключ! – очень громко от страха выговорила Варя. – И мне казалось, что это важно!
– Для кого важно?
– Для вас! – крикнула она. – Да что это такое, а?! Почему вы меня… допрашиваете?! Что я вам сделала?!
– Вы лезете куда не следует!
– Я никуда не лезу! Я просто делаю свою работу! И если вы боитесь, что я…
– Я ничего не боюсь!
– …Что я узнаю то, что мне знать не положено, значит!..
– Значит?..
– Значит, вы не тот, кем прикидываетесь!
– А кем я прикидываюсь?
– Порядочным человеком! – тут она вдруг топнула ногой и сжала кулачки. – И, значит, папа прав, вы не люди, а… волки!
– Римский?
Она тяжело дышала, стараясь не зарыдать, и ей это удавалось. Пожалуй, за мужество ее можно уважать, мельком подумал Волошин. Держится она хорошо. Достойно.
– Что римский?
– Папа римский сказал вам, что я не человек, а волк?
– Я поеду, Марк Анатольевич, – твердо и громко сказала Варя. – Извините. Можете в понедельник меня уволить.
– Уволю, – пообещал Волошин, – так что до понедельника давайте без мелодрам, образных сравнений и папы римского! Значит, вы решили, что ключи просто перепутали. Кто мог их перепутать? Разлогов?
– Разлогов не мог, – все так же отчетливо-громко выговорила Варя.
…Господи, во что она ввязалась?! Кого решила спасать?! И зачем?! Невозможно спасти того, кто не хочет спасаться или убежден в том, что спаситель – враг, который пришел, чтобы его добить!
– Разлогов уже умер, а сейф мы после этого открывали, я точно знаю. Так что, скорее всего, их перепутала Глафира Сергеевна или вы сами. – Тут она остановилась и добавила потише: – Просто случайно.
– Глафира Сергеевна у нас на работе после смерти мужа не была ни разу, – холодно сказал Волошин. – И вам об этом отлично известно! Ключи мог перепутать только я. И, вы правы, я их перепутал.
Варя вытаращила глаза. Сверкнули ее очки. Кого-то она все время напоминала Волошину, и это было… неприятное напоминание. Только он никак не мог вспомнить, кого именно.
– Ну да, – морщась, продолжал Волошин, – ключи я перепутал. Но вся штука в том, что тот, который у меня, не подходит тоже!
– Как?! – поразилась Варя. – Вы пробовали?!
– Примерно раз тридцать. И ни разу он не подошел, представьте.
– Марк Анатольевич, можно мне куртку снять? – вдруг спросила она школьным голосом. – Ужасно жарко.
– Извините меня, – помолчав, сказал он, и благодарная Варя моментально стянула куртку.
От ее благодарного личика и еще от того, что куртку у нее он так и не принял, ему стало неловко. Мать говорила, что в последнее время он стал похож на шпица Дона Карлоса. Дон Карлос лаял на всех без разбору хриплым от старости лаем, а когда не лаял, все равно бывал всем недоволен, сопел и смотрел на людей презрительно.
Один в один он, Марк Волошин!..
– Но если второй тоже не подходит, – забормотала Варя, – значит, должно быть какое-то объяснение…
– Никакого нет.
– Должно быть, Марк Анатольевич!
Сейчас ты додумаешься до того, что ключи я мог перепутать, только если лазил в домашний разлоговский сейф, подумал мизантроп Дон Карлос. И задашься вопросом, зачем меня туда понесло и что именно я мог там искать. Ты ведь… умная девочка!.. Ты ведь и ко мне прилетела… неспроста! Какая-то цель у тебя есть, правда, девочка? Должна быть какая-то очень простая и ясная цель, и это явно не желание найти ключ от сейфа!
…Правда, девочка?..
Так с ним бывало в последнее время – он расслаблялся на секунду, а потом снова весь подбирался, жесткий, неприступный и ощетиненный, как кусок колючей проволоки.
– Стойте! – вдруг вскрикнула Варя и схватила его за рукав. – Стойте, Марк Анатольевич!
– Я… стою.
Он не успел еще как следует принять вид куска колючей проволоки, и Варя окончательно сбила его своим хватаньем за рукав. Он смотрел на нее с любопытством, обычным искренним любопытством, как нормальный человек.
– Был еще один ключ! – выпалила Варя радостно. – Ну конечно! Вспомните! Мы заказывали два сейфа фирмы «Крупп».
– Два, но не три же!
– И один дверной замок! Той же фирмы. То есть где-то есть еще один желтый ключ с буквами «Крупп»! И я даже знаю, где он есть!
– Черт побери, – сказал Волошин весело. – Точно!
– Замок ставили у Разлогова в кабинете, на даче! Значит, ключ этот на даче!
Волошин быстро соображал. Как он мог забыть про кабинетный ключ?! Ведь он действительно был, и той же фирмы, а они все, эти ключи, похожи как две капли воды?! И Разлогов действительно держал дверь в кабинет запертой на ключ, потому что его собака повадилась заходить и валяться на бумагах, которые хозяин вечно расшвыривал где ни попадя! Однажды таким макаром разлоговская собака прочитала научный труд по химии, переданный в «Эксимер» на рецензию. Научный труд в министерство направил самородок из Саратова, а из министерства переслали Разлогову, чтоб тот дал компетентное заключение, ну и чтоб самим с самородком не связываться. Суть труда по химии заключалась в том, что вода имеет молекулярную и атомную память, теория подкреплялась примерами из русских народных сказок о «живой» воде, способной поднять на ноги мертвеца, и «мертвой», способной свалить с ног хоть кого, даже Змея Горыныча. Предлагалось выделить бюджетное финансирование – на научное исследование и создание установки, генерирующей, с одной стороны, «живую», а с другой – «мертвую» воду. По создании установки предполагалось установить полное мировое господство, более ни рубля не тратить на военные нужды, а все высвободившиеся деньги пустить на построение на Земле полного и окончательного коммунизма.
Разлогов прочитал труд самородка, написал на первой странице заключение – «Наукообразный бред и мракобесие» – и швырнул труд в угол. Разлоговская собака довела заключение до логического конца. Она явилась в кабинет, обнаружила в углу труд, перелистала его и не нашла ничего лучшего, чем часть изорвать в клочки, а часть изжевать до неузнаваемости.
Все бы ничего, но труд был «на контроле» в министерстве, и, матерясь, хохоча и угрожая мастифу установкой с «мертвой» водой, Разлогов полночи клеил труд скотчем, а потом копировал на ксероксе, чтоб повреждения были не так заметны. Разлоговская собака сидела рядом, смотрела с интересом и вроде бы даже сочувствовала, но с тех пор из доверия вышла. Кабинет Разлогов стал запирать. Он был заперт всегда – Разлогов выходил и поворачивал ключ, который из замка никогда не вынимался.
Выходит, Волошин перепутал все ключи?! Выходит, он открыл запертую дверь в разлоговский кабинет, машинально сунул ключ от двери в карман, где уже был ключ от офисного сейфа, потом открыл и закрыл кабинетный сейф, не найдя там того, за чем он, собственно, приезжал на дачу. Он сильно нервничал, все время прислушивался, трясся, как заяц, и ненавидел себя – эту ненависть он помнил отлично, от нее даже во рту был дрянной вкус, как от дешевых сигарет! Значит, он вышел, вставил ключ в замочную скважину двери – это он тоже помнил отлично, – а потом… потом…
– Марк Анатольевич, что с вами? Вам плохо?
– Хорошо.
– Марк Анатольевич, может, воды принести?
– Ничего не нужно.
– Марк Анатольевич, может…
Волошин повернулся и размашистыми шагами ушел от нее куда-то, Варя не поняла куда, как не поняла и того, что с ним могло приключиться на ее глазах такого страшного, отчего он сначала побледнел, потом позеленел, глаза у него как будто провалились, и нос вытянулся. Она постояла-постояла возле громадного дивана, косясь на кожаную прямую спинку, на которой лежал отсвет тусклого осеннего дня. И этот кожаный блеск раздражал и пугал ее, словно рядом лежала огромная рептилия, Варя отошла от дивана, пожала плечами и выглянула в коридор.
Никого.
– Марк Анатольевич! – Она прислушалась. – Я еще хотела рассказать про телефон!
Некоторое время ничего не происходило, а потом Волошин появился с другой стороны, не с той, куда она смотрела.
– Идите сюда.
– А?!
– Идите сюда.
И пропал из глаз. Варя кинулась на зов, споткнулась о какую-то скамеечку, ушибла ногу, заскакала, шипя от боли, и очнулась еще в одном сумеречном помещении, заставленном дубовыми шкафами. Только здесь в шкафах были не книги, а тарелки, стоявшие как-то не по-людски. Нормальные тарелки стоят нормально, стопочками, друг на друге, а тут они были выставлены… лицом, как книги на выставочном стенде!
В помещении было очень холодно, и немудрено – окно распахнуто, обе створки! Резко пахло каким-то лекарством. Волошин сидел за столом, перед его носом стоял стакан и были рассыпаны крошечные белые таблеточки.
– Извините, – буркнул Волошин. – Я не хотел вас пугать.
Варя посмотрела на него и перевела взгляд на таблеточки.
– Я не испугалась, – сказала она медленно. И еще посмотрела. – У вас есть аппарат для измерения давления?
– Зачем?
– Я бы померила вам давление.
– Вы с ума сошли? – осведомился Волошин.
– У вас есть аппарат?
– Нет.
– Я сбегаю в аптеку, – решительно объявила Варя, – и куплю! А вам бы лучше лечь, Марк Анатольевич!
– Послушайте, – начал Волошин, – что происходит? Какая аптека?! Сядьте и расскажите мне, что вы там еще хотели?
– Нужно померить давление.
– Не нужно.
– Вы принимаете нитроглицерин, – сказала Варя обвиняющим тоном и потыкала пальцем в крохотные таблеточки на столе, – зеленеете и чуть не падаете в обморок, а давление померить нечем!
– Я не падаю в обморок!
– Я сейчас сбегаю, и все! Давайте я вас провожу на диван, и вы полежите до моего прихода. Только вам придется дать мне денег. У меня всего пятьсот рублей, а они дорогие, эти аппараты!..
– Я понял, – сказал Волошин почти весело. – Вы ненормальная.
– Да я-то как раз нормальная! Это вы ненормальный! У вас с сердцем плохо, а вы сидите себе! И давление померить нечем!
– Это я уже слышал.
– Может, «Скорую» давно пора вызывать!
– Варя, угомонитесь. Вы мне надоели.
– Дайте денег. Я сбегаю в аптеку.
– Не дам!
Она подумала секунду, и он вдруг с изумлением понял, что она… огорчена. Огорчена, и переживает, и на самом деле готова бежать в аптеку за аппаратом, и всерьез собирается его спасать!
Это было неожиданно. Он не привык к тому, чтобы его… спасали. Он был недостоин спасения, только об этом никто не мог знать, кроме него самого. Вот и девочка Варя не знала!
– Хорошо, не давайте, – решила она, – тогда я сейчас попрошу Вадима. Он там, внизу стоит. Он купит аппарат и принесет, а вы пока лежите…
– Какого Вадима?!
– Водителя Разлогова. Он меня сюда привез.
Волошин ничего не понял. Водитель-то откуда взялся?! Он, Волошин, никакого водителя не вызывал, тем более разлоговского! У него был свой водитель, но и его он не вызывал!..
Никто никого не вызывал, объяснила Варя. Просто Вадим приехал на свидание, а вместо свидания привез ее, Варю, сюда, к Волошину. Потому что она догадалась про ключи и про телефон!
Это было очень глупо и не к месту, и вообще его не касалось, но он спросил офисным голосом:
– У вас свидание с водителем Разлогова?
Она посмотрела на него, а он на нее. У нее было огорченное и очень молодое лицо, на щеках горели два красных пятна, а очки, съехавшие на середину переносицы, очень ей шли. Кажется, раньше Волошин ее никогда не видел, а тут вдруг увидел.
– Никакого свидания нет! – объявила Варя. – Но Вадим есть. Он стоит внизу, и я сейчас пошлю его за аппаратом для измерения давления.
– Не смейте. Только водителя мне не хватает!
– Хорошо, тогда я пойду сама.
– У вас денег нет. А я вам не дам.
У него вдруг стало отличное настроение, просто превосходное! И шпиц Дон Карлос не появлялся. Волошин и не помнил, что у него может быть такое отличное настроение! Последние несколько лет он жил, словно в сумерках, как будто сидел в глубине посудного шкафа и забыл, как бывает… снаружи. Оказывается, снаружи еще остались красивые девушки с огорченными, встревоженными лицами!
– Заварите чаю, – предложил Волошин, – ну хотите, валерьянки мне накапайте! И будем считать вопрос закрытым.
– Марк Анатольевич, с сердцем шутки плохи. Нитроглицерин – не выход из положения. И потом, это серьезный, тяжелый препарат. Вы уверены, что именно он вам нужен? И валерьянка тут ни при чем! Вам надо к врачу на обследование…
– Стоп, – приказал Волошин. – Чай на полке во-он там. Чайник на столе. Про обследование мы с вами потом поговорим. И я не понял, что там с телефоном и с каким именно телефоном!
Он говорил, а она проворно доставала чашки, как будто делала это тысячу раз, и именно у него на кухне.
– С телефоном, – объяснила Варя и нажала кнопку электрического чайника, который тут же зашумел очень уютно, – на который не могла дозвониться Елена Степанова. Ну которая привезла собаку, помните?
– Конечно.
– Она говорила, что ей звонила Глафира Сергеевна и просила приехать за собакой. А потом… после смерти Разлогова она никак не могла Глафире Сергеевне дозвониться!
– Ну и дальше-то что?!
– А то, что номер телефона у неене тот, – заключила Варя торжествующе. – А чай где?
– Справа. Как не тот?
– А вот так! А валерьянка где?
– Варя! – прикрикнул Волошин. – Что значит не тот?
– Номер, что записан в памяти телефона этой Степановой и по которому она пыталась дозвониться Глафире Сергеевне, вовсе не тот номер, который сейчас у Глафиры Сергеевны! Но в компьютере, в базе данных, где у нас телефоны, он есть!
– Что вы несете?!
– Марк Анатольевич, это ее старый номер! – Варя даже засмеялась, так гордилась собой. – Я сразу поняла, что там что-то не так! Ну такого быть не может, чтобы Глафира Сергеевна собаку отдала и не забирает! Они с Разлоговым так ее любят, эту собаку! И трубку она всегда берет! Я потому у этой Лены и спросила, по какому номеру она звонит! И она мне его продиктовала! Я полезла в компьютер и увидела, что такой номер есть, и это действительно номер Глафиры Сергеевны, но старый! Она телефон тогда потеряла, и Разлогов посылал Вадима за новым! Помните!
– Нет.
– Ну конечно, вы не помните! Но я-то помню! Вот я и подумала… Если, допустим, телефон Глафира Сергеевна не потеряла, а его у нее украли, значит…
– Значит?..
– Значит, кинологу звонил кто-то, кто хотел, чтоб собаки на участке не было! И чтоб все думали, что звонила Глафира Сергеевна!
– Кто все, Варя?!
Она шумно отхлебнула чай, по-детски вытянув губы дудочкой.
– Ну вот хотя бы кинолог, – объяснила она, скосила глаза и подула на чай. И улыбнулась Волошину. – Горячо.
Сердце у него опять зашевелилось и сдвинулось куда-то вверх. Он чувствовал его движения и шевеления, и ему опять стало страшно. С некоторых пор он боялся… внезапной смерти. С некоторых пор он думал о том, как это будет, и представлял себе довольно часто. И он перестал доверять не только окружающим, но и себе, и своему сердцу тоже.
Оно подведет, думал он и чувствовал, что прав. Оно подводило, то билось, то не билось, то вдруг, будто спохватившись, пускалось вскачь, и тогда приходилось придерживать его рукой, чужой и холодной, словно приставленной к нему от какого-то другого человека.
Очень нелегко далась ему смерть Разлогова и все, что ей предшествовало!..
– Вот и вы подумали, что это Глафира Сергеевна отдала собаку! Я же видела, какое у вас тогда стало лицо, помните, когда она за собакой приехала!
Волошин знал, что спрашивать не стоит, но все-таки спросил:
– А какое у меня стало лицо?
– Страшное, – уверенно объявила Варя. – И, мне кажется, Глафира Сергеевна заметила, что вы ей не поверили!
– Наплевать!
Варя от неожиданности чуть не выронила чашку, но ухватила, поддержала ее под донышко и аккуратно пристроила на стол.
– Как же… наплевать, Марк Анатольевич?! Ведь получается, что она не обманывала. Вы ошиблись, получается! И получается, что тот, кто украл у Глафиры Сергеевны телефон, все правильно придумал! То есть он хотел, чтобы…
– Она, – поправил Волошин, прислушиваясь к своему сердцу, которое кувыркалось и бултыхалось уж совсем не там, где ему положено.
– Что… она?
– Кинологу могла звонить только женщина, понимаете? Если все это… инсценировка, значит, ее осуществила женщина. Ну подумайте сами! Вот у нее, у этой Лены Степановой, звонит телефон. Номер определяется, и это номер разлоговской жены. Потом телефон женским голосом говорит, что нужно забрать собаку. Если бы говорил мужчина, это все не сработало бы! Разлогов позвонил бы со своего телефона, да и его голос, я думаю, Лена знает, она общалась-то в основном с ним!
– Точно, – просияла Варя, – точно! Вот и получается, что Глафира Сергеевна не…
– Ничего не получается, Варя, – с досадой сказал Волошин и поднялся. – Не знаю, что вы там себе нафантазировали, Варя, но смерть Разлогова была выгодна единственному человеку. Его жене.
– Марк Анатольевич…
– Вот вам и Марк Анатольевич!
– Но у нее правда украли телефон! Я отлично помню, как Разлогов ругался! – Она вдруг улыбнулась печально. – Он всегда так смешно ее ругал! Как будто она… маленькая, а он взрослый. Он тогда говорил – я тебе в следующий раз ключи от дома на шею повешу, чтоб ты еще их не потеряла! И называл ее растрепой. А когда Вадима за новым телефоном посылал, велел ему купить еще брелок покрупнее, чтоб можно было к телефону прицепить.