На одном дыхании!
– Глафира, это Волошин. Я стою у ваших ворот. Можно мне заехать?
Через секунду он нажал «отбой» и, сопя, затолкал телефон в карман.
– Вот что, – вдруг сказала уволенная с понедельника Варя, – я скажу Глафире Сергеевне, что потеряла документы. И что мы должны посмотреть в сейфе у Разлогова. То есть вы должны посмотреть. Вряд ли она мне откажет.
– Варя, – Волошин поморщился, глядя на медленно отъезжающие ворота, за которыми открылся просторный осенний парк, – не нужно ничего выдумывать. – Он тронул машину. – Я сам во всем разберусь. Вам не стоило ввязываться в это дело, но…
– Но я уже ввязалась, – перебила Варя, – а у вас сердце болит, я же вижу. Ей-богу, я не сделаю хуже, Марк Анатольевич! Правда.
Он пожал плечами.
Уже ничего не изменишь. Уже ничего не поправишь.
Разлогова не вернуть из той дали, в которой он оказался. И Дашу не вернешь, хотя она, слава господу, гораздо ближе. И жизнь, в которой он был кому-то нужен, не вернешь тоже. Да что там! Даже сегодняшнее утро, когда он открыл дверь и обнаружил за ней секретаршу Варю, уже не удастся прожить по-другому, более правильно и более… Разумно.
– Очень красиво, – тихонько проговорила рядом Варя, из-за которой этим утром разум изменил ему. – Правда красиво, Марк Анатольевич!
Она как будто оправдывалась! Впрочем, наверное, так оно и было, он же не разрешил восхищаться забором, старый, одышливый шпиц-мизантроп с седеющей мордой и хриплым лаем!
Было и вправду красиво, хотя одышливый шпиц не желал себе в этом признаваться. Себе, что уж говорить о секретарше Варе! Тяжелая немецкая машина, не торопясь, ползла по дорожке, засыпанной розовым гравием, среди облетевших кустов, лишь кое-где стояли яркие, как язычки пламени, еще сохранившие листву деревца, неправдоподобные на фоне хмурых сосен. Дом все не открывался, и казалось, что и нет тут никакого дома, только лес, темные кроны до самого неба, отчетливые, как будто нарисованные тушью на сером унылом фоне.
– Неужели можно так жить? А, Марк Анатольевич?..
Он даже не взглянул, смотрел на розовый гравий дорожки, как будто у Разлогова на участке было бог знает какое движение.
Деревья расступились, и наконец из чащи выступил дом – огромный, серый, устремленный шпилями вверх, в духе «пламенеющей готики», недаром полоумный архитектор Данилов так любил Средневековье!..
Варя ахнула, заулыбалась и посмотрела на Волошина, как будто ища в нем подкрепления своему восторгу. Опавшие листья шуршали под колесами тяжелой машины. Варя нашарила кнопку, и стекло, тихо скрипнув, поехало вниз. Плотный холодный осенний воздух потоком полился в салон, и от удовольствия Варя даже зажмурилась. Она-то не знала, что участь ее решена!
Волошин остановил машину и отстегнул ремень.
– Вылезайте, – сказал хмуро, – приехали. Что это у вас физиономия такая бессмысленная!
– Да? – растерянно спросила Варя и потрогала щеки. – Правда?
– Правда, – подтвердил шпиц Дон Карлос и вылез из машины. Сердце опять застучало как-то странно, неровно, и он нащупал в кармане крохотную трубочку с таблетками нитроглицерина.
Как она сказала, эта самая Варя?.. Это тяжелый препарат. Вы уверены, что он вам показан?..
Нет, не уверен, я нынче ни в чем не уверен.
За высокими стрельчатыми окнами угадывался теплый свет, и ожидание уюта было все ощутимей, и вдруг приоткрылась тяжелая дверь, и на крыльце показалась Глафира Сергеевна – босиком и в наброшенной на плечи странной зимней куртке.
– А-а, Марк, – сказала она совершенно безразлично и прищурилась за очками. – Здравствуйте. Проходите. А кто это с вами?
Варя выдвинулась вперед, открыла было рот, но Глафира вдруг продолжила все той же безразличной скороговоркой:
– Вы Варя, я вас помню. Вы работали с Разлоговым, да? Я видела вас в офисе. Вы теперь работаете с Марком? Ну проходите, проходите! На улице сегодня холодно.
– Глафира Сергеевна, – начала Варя с нижней ступеньки мраморной пологой лестницы, ведущей на балюстраду, – мы с Марком Анатольевичем…
Глафира вдруг исчезла за высокой дверью, как и не было ее. Волошин и Варя переглянулись.
– Что это с ней?
Волошин пожал плечами, взбежал на крыльцо и придержал перед Варей тяжелую створку. Варя вошла и огляделась.
Огромный зал в духе готических романов простирался перед ней. Посередине зала в каменном очаге с железным колпаком пылали дрова, а перед очагом стоял огромный ковровый диван, на который была брошена какая-то замысловатая шкура. Рассеянный свет потихоньку лился из окон, отражался в полированной крышке рояля и мраморной плитке, уложенной вокруг очага. На уровне второго этажа шла галерея, и за каменными колоннами, поддерживающими перила широкой лестницы, угадывались еще какие-то помещения, огромные и бесконечные, как в фантастическом фильме. Кованая железная люстра со множеством лампочек, похожих на свечи, низко нависала над дубовым столом. Варя вдруг подумала – может, там и впрямь свечи?..
– Проходите, – издалека пригласила Глафира. – Можете не разуваться!
Да что они, сговорились, что ли?! Как это так, не разуваться?! И Варя моментально скинул ботинки – по всем правилам хорошего тона, принятым на улице Тухачевского. Повесить куртку было некуда, и Варя скомкала ее и сунула на какой-то обитый кожей сундук, стоявший у дверей.
– Здрасти, – громко сказал высокий лохматый парень, появившийся из-за угла.
– Здравствуйте! – тоже громко отозвалась Варя и оглянулась на Волошина.
Тот смотрел вопросительно и ничего не говорил. Ну это уже невежливо!..
– Меня зовут Варя, я работаю… работала секретаршей у… – говорила Варя Столетову.
– Это Денис Столетов, – откуда-то издалека сказала Глафира, – он журналист, работает в журнале «День сегодняшний», у Андрея Прохорова.
– Понятно. – Это Волошин сказал.
– Что именно вам понятно, Марк? – Глафира подошла и уставилась на него. Тут он вдруг сообразил, кого ему все время напоминала Варя – Глафиру, вот кого! Такие же очки, короткие волосы, не к месту румяные щеки и жизнерадостный вид деревенской матрешки.
Волошину стало неприятно.
– Мне нужно поговорить с вами, Глафира.
– Будем говорить прямо здесь? Или вы пройдете?
– Мне все равно.
– Тогда проходите.
– На самом деле это мне нужно с вами поговорить, – встряла Варя. – Вы меня извините, Глафира Сергеевна, но это я уговорила Марка Анатольевича поехать к вам!
– Что вы несете, Варя?! – не выдержал Волошин. – Что за бред?!
– Никакой не бред, это правда, подождите, Марк Анатольевич, дайте мне сказать! Глафира Сергеевна, дело в том, что я потеряла документы, – Варя говорила и косилась на лохматого парня, который стоял возле камина и смотрел только на Глафиру. – А они очень важные! И я попросила Марка Анатольевича привезти меня сюда. Глафира Сергеевна, можно посмотреть у Разлогова в сейфе?.. Если я не найду документы…
– Это те самые важные документы, что вы искали в моем доме, Марк? – перебила ее Глафира. – Вы что, не нашли их тогда? Ну когда стукнули меня по голове?..
Варя в ужасе уставилась на Волошина, а тот вдруг усмехнулся.
Усмехнулся, пошел, сел на диван и сильно потер лицо ладонями.
– Как вы узнали?.. Что именно я дал вам по голове?..
– Нет ничего проще, – любезно ответила Глафира. – В доме никого не было, кроме меня, и вы об этом знали. Пока я была в Иркутске, попасть сюда вы никак не могли, дом был заперт на все замки. Кроме Разлогова и меня, никто не знал о том, как открывается калитка со стороны леса. Если бы вы лезли через забор на другой стороне, вас бы заметили соседские камеры, а соседи мне ничего не говорили о том, что кто-то пытался проникнуть к нам на участок. А они бдительные!.. Теоретически через забор можно перелезть только там, где ворота, а вы там не лезли. Значит, заходили с другой стороны. Значит, знали, как открывается калитка.
Варя судорожно вздохнула и взяла Волошина за руку. Ее пальцы были холодными и влажными, неприятными, и он освободил руку.
– И камеры, Марк! Вы выключили наши камеры! Я понятия не имею, как их выключать. Это знали только Разлогов, его охранники и вы. Разлогова нет, охранников я разогнала, остаетесь вы. Больше некому.
– Вот камеры я точно не выключал! Они уже были выключены.
Глафира помедлила и посмотрела на него. Волошин был мрачен, и она поверила ему. Если бы он возмущался и орал, что ничего такого не делал вообще, она бы не поверила и про камеры. А тут поверила.
– Хотите картошки с грибами? У вас такой вид, будто вы собираетесь упасть в обморок. Хотите?
– Я не понял, что вы догадались.
– Догадалась. Не сразу, но догадалась. Зачем вы меня ударили, Марк? Вам так нужны были какие-то там бумаги?..
– Не «какие-то там», а очень важные бумаги! – заорал Волошин. – У меня не было другого выхода, потому я вас и ударил! Хотите, извинюсь?
– Нет, не хочу. А вы картошку хотите?
– Не хочу!
– Марк Анатольевич, – начала Варя, переводя перепуганные глаза с одного на другую, – Глафира Сергеевна, наверное, чего-то не поняла…
И Волошин, и Глафира разом повернулись и уставились на нее. Варя попятилась и плюхнулась на ковровый диван, оказавшийся очень жестким.
Папа был прав, пронеслось у нее в голове. Это волки, и сейчас они меня сожрут.
– Вы забрали эти чертовы документы из сейфа, Глафира?! – спросил Волошин.
– Нет.
– А Разлогов? Его вы убили?!
Тут словно гром грянул за окнами замка, но оказалось, что не гром. Скаля зубы, как будто он на самом деле зверь, а не человек, Волошин оглянулся. Дэн Столетов неспешно поднимал упавший набок деревянный стул с высокой спинкой.
Глафира засмеялась. Лучше бы она не смеялась!..
– Вы ведь все время врете! – скалясь, продолжал Волошин. – Вы всю жизнь врали Разлогову. Врали и изменяли ему у всех на глазах. Только раньше вы выбирали начальников, а теперь перешли на подчиненных. – Он кивнул в сторону Дэна. – Мельчаете, Глафира Сергеевна!
Но она услышала только то, что ей было важно. Со всем остальным они как-нибудь на досуге разберутся, а сейчас нужно договорить до конца. Договорить, разобраться, заставить себя понять, даже если нет сил понимать…
– Я врала? – спросила Глафира и подошла поближе. – Я не врала! Что такое вы говорите?!
– Правду. Вот сейчас говорю правду! Вы женили его на себе, хотя отлично знали, что он любит Марину и всегда будет любить! Что вам от него было нужно? Деньги? Маленькие радости, вроде этого дома? Заскучали на своей кафедре? Надоело зарплату получать восемь тысяч двести тридцать рублей?! И тут Разлогов, у которого случилось какое-то… непонимание с женой! С его настоящей женой! Вы вцепились в него мертвой хваткой, да, Глафира Сергеевна?! Он и опомниться не успел, как вы уже стали законной супругой со всеми вытекающими последствиями! И вы зажили весело. Да, Глафира Сергеевна?!
– Марк, – перебила его Глафира, – вот черт возьми!.. Вы же ничего не знаете! Вы же всю эту историю… душещипательную… придумали! Или это Разлогов вам так рассказал?
– Ничего он мне не рассказывал! Только у меня есть глаза, Глафира Сергеевна! Я знаю его сто лет. И знаю, что вы замучили его!
– Это он меня замучил!
– Потом вы нашли какого-то светского хлыща и пустились во все тяжкие…
– Разлогов первый начал! – Выговорив это вслух, ну что Разлогов первый начал, Глафира с ужасом поняла, что сейчас зарыдает, а рыдать было никак нельзя. Нельзя! – Он даже старательно объяснил мне, что каждый сам по себе. Я сама по себе, а он сам по себе! И тогда у нас с ним все получится, а если я буду приставать к нему со своей любовью, все моментально закончится! Это он мне так сказал, Марк!
– Все вы врете! Вам нужны только его деньги и больше ничего!
Почти то же самое несколько часов назад ей говорил Дэн Столетов. Вот ведь странность какая! Он говорил, что жить за «бабки» унизительно, и упрекал ее в том, что на вид она «благородная», а на самом деле такая, как все! То есть худшая из обманщиц, ибо врет не только своей сутью, но и, так сказать, внешним видом. У обманщицы на лице должно быть написано, что она обманщица, а у Глафиры на лице написано, что она «благородная».
– Вы убили Разлогова, Глафира?
– Она не могла, Марк Анатольевич, – вдруг сказала Варя. – Я же вам говорила! Помните про телефон?!
– Телефон? Какой телефон? – не поняла Глафира, и Варя стала объяснять про кинолога Лену Степанову, мастифа, отданного на передержку, про перепутанные номера, старый и новый.
– Кто-то позвонил ей с вашей старой трубки, представился вами и попросил забрать собаку, – говорила Варя, а все слушали очень внимательно. – Этот кто-то знал, что вы уезжать собрались, что на участке никого не будет. Ну ни вас, ни Разлогова, когда Лена приедет за собакой. Лена собаку забрала, и путь оказался открыт. Ну в смысле собаки можно было не опасаться.
Варя мельком взглянула на Волошина, а потом опять уставилась на Глафиру.
– Вряд ли Глафира Сергеевна стала бы звонить со своего старого телефона! Если бы ей нужно было скрыть свой звонок, она бы уж точно с собственного телефона не звонила! Ни с нового, ни со старого…
– Подождите, – Глафира обошла стол и плюхнулась на ковровый диван, – сейчас, сейчас… Телефон у меня украли, и это было дня за два до смерти Разлогова. И он ругался очень, – она взялась рукой за лоб. – Говорил, шут с ним, с телефоном, но ты без связи осталась, и я не могу тебе позвонить. А ты, говорил Разлогов, пока сообрази-и-ишь, что у тебя телефона нет, я от беспокойства с ума сойду.
Волошин усмехнулся:
– Вы опять врете, Глафира Сергеевна!
Но Глафире было не до него.
– А я Разлогову сказала, что никогда в жизни не теряла телефонов, и этот не могла потерять, и, значит, у меня его утащили, и значит…
– Да какая разница, утащили или вы сами потеряли?!
– Большая, Марк! Огромная! – Тут она на секунду замолчала и спросила его деловым тоном: – А, собственно, зачем вы приехали? Еще раз дать мне по голове?
Волошин вспыхнул так, что даже его бледный лоб порозовел.
– Мы приехали поменять ключи от сейфов, – объяснила Варя. – По секрету от вас, Глафира Сергеевна. Чтобы вы не догадались.
– Ключи? – удивилась Глафира. Она думала совсем о другом. – Какие ключи?
– Марк Анатольевич перепутал ключи, когда искал в сейфе документы… – начала Варя бодро, осеклась и тоже покраснела.
Уволю к свиньям, подумал Волошин. Если в понедельник все еще буду жив.
– Документы, – повторила Глафира, – документы в сейфе… Фотографии… Подлог… Бабка умерла сегодня… Дэн, ты звонил Сапогову?
– Нет еще.
– Звони, прямо сейчас звони!
Дэн пожал плечами. Он совсем ничего не понимал, но знал совершенно точно, что должен защищать Глафиру от этого бледного сумасшедшего мужика, похожего на средневекового инквизитора.
– Марк, какие документы вы искали?
– Важные, – буркнул Волошин. – Очень.
– Нашли?
Это был странный вопрос, и Волошин быстро на нее посмотрел.
– Нет. Не нашел. Их нигде нет, ни здесь, ни на работе. А это не просто листочек бумаги, а довольно увесистая папка. Вы их забрали, Глафира?
– Если речь идет о собственности на землю под Иркутском, то нет. Я не забирала.
– Вы… знали об этих документах?
– Конечно. Мне Разлогов говорил.
Волошин взялся холодной рукой за свое холодное сердце.
– Разлогов?! Разлогов вам рассказал?!
– Все дело в этой проклятой собственности, – продолжала Глафира, – и в том, кто ее унаследует, да, Марк?
– Вы все знаете?!
– Господи, да в чем дело-то? – спросила перепуганная Варя. – Глафира Сергеевна, у вас есть валокордин или капли Вотчала?
– Вам плохо?
– Марку плохо, – тихо сказала Варя. – Ему с утра плохо.
– Мне давно плохо, – неожиданно весело объявил Волошин. – Позвольте я сяду.
– Сапогов говорит, Прохоров фотку в номер поставил, – доложил Дэн Столетов издалека, – лично сам.
– Лично сам, – повторила Глафира. – Все ясно.
– Что ясно? – осведомился Дэн. – И что это за бумаги, я не понял!
– Ясно, зачем была нужна та фотография, – Глафира лихорадочно копалась в ящике, вытаскивала и кидала обратно какие-то таблетки в блестящих облатках. – Вот. Нитроглицерин сойдет?
– Мне ничего не нужно.
– Лучше бы валокордин, – тихо попросила Варя. – Давайте я сама поищу.
– Вы же секретарь, да?
– А вы тоже меня… не помните?
– Помню, – копаясь в ящиках, ответила Глафира, – я все помню, только ничего не понимаю. Или понимаю слишком поздно! Вы знаете Дремова?
– Нашего юриста? Конечно, знаю.
– Позвоните вашему юристу и спросите, какие сделки Разлогов совершал в последнее время. Только не от имени «Эксимера», а от своего собственного. Ну что-нибудь покупал или продавал! Сделаете?
– Ну… Конечно.
– Вот. Валокордин. Сколько вам налить, Марк? Полстакана?
– Валяйте полстакана.
Варя решительно забрала у Глафиры пузырек и стала капать в стаканчик. Она капала и шевелила губами – считала.
Глафира подошла к Волошину и присела рядом с ним на диван.
– Я так замучилась, – вдруг пожаловалась она. – И вы меня чуть не доконали совсем.
– У меня есть все шансы умереть от сердечного приступа. И мы будем квиты.
И они посмотрели друг на друга.
– Где документы, Глафира?
– Сейчас, – сказала она. – Сейчас я вам все расскажу про ваши драгоценные документы. Только ответьте мне, семь лет назад у Разлогова была черная машина с водителем? Водитель такой… мордатый?
Волошин на нее уставился.
– Что вы опять выдумали, Глафира Сергеевна?
– Отвечайте, Марк!
– Мне, ей-богу, надоело перед вами оправдываться!
– Глафира Сергеевна, – встряла Варя, которая точно так же, как Дэн Столетов, знала, что она должна защищать – только не Глафиру, а, наоборот, Волошина, – что вы кричите?! Ему и так, видите, нехорошо…
– Марк, у Разлогова была машина с водителем?
– Ну конечно нет! Семь лет назад мы только пришли в «Эксимер», и не было у нас никаких водителей. И быть не могло!
– Вот именно, – сама себе сказала Глафира. – Так я и думала! Бедная Вера Васильевна! Умерла просто так. Впрочем, наверное, это даже лучше – умереть, не зная…
– Кто… еще умер?!
– Вера Васильевна, нянька вашей драгоценной Марины Нескоровой. Ее убили, а я все равно догадалась. И получается, что убили ее из-за меня. Вряд ли она просто так умерла, вот ни с того ни с сего да еще после визита сюда… И все из-за денег. Из-за огромной кучи денег. Нет, даже не кучи, а горы! Из-за горы денег! Ведь это месторождение в горах, Марк?!
Волошин залпом опрокинул лекарство, сморщился, как от водки, и подышал открытым ртом.
– Здорово! – похвалил он Глафиру. – Отличная работа. Впрочем, вы же и есть… законная наследница! Все верно. Вот только наследовать нечего. Документов нет.
– Что происходит? – подал голос Дэн. Он в отдалении потихоньку таскал со сковородки ломтики картошки. Он нервничал и от этого страшно хотел есть. – Какие кучи и горы? Какие месторождения? Алмазов?
– Почти, – объяснила Глафира, – кварцитов. Это редкий природный минерал. У него какие-то там уникальные свойства, и его используют в промышленности, и в оптике, кажется. Так, Марк?
Волошин молчал.
– Когда-то два предприимчивых парня, Разлогов и Волошин, купили этот участок на Байкале. Конечно, про месторождение тогда никто не думал, но геолого-разведочные работы они все же провели. На всякий случай. Работы эти проводились долго, да и неудивительно – далеко и неудобно, и парни эти никуда не спешили! Они и разведку начали просто так, потому что кто-то им сказал, что на схеме Дальстроя, датированной пятьдесят шестым годом, вроде бы в этом самом месте, что они купили, обозначено какое-то месторождение! А потом выяснилось, что там… кварциты. – Глафира улыбнулась. – А я ведь даже видела эту гору, Марк. Разлогов мне ее показывал, когда мы летом на Байкал летали. Горка себе и горка. Там таких много!
У нее даже фотографии были, самые настоящие, не какие-то там поддельные! Солнце светило, небо сияло, Байкал лежал внизу, обманчиво-ласковый, пригретый, совсем не грозный, каким был на самом деле. Впрочем, за несколько миллионов лет он отлично научился притворяться! В зарослях стланика было даже жарко, и Глафирину куртку нес Разлогов, и она тогда так обгорела, что на носу осталась белая полоска от очков, а щеки, наоборот, были красные, жаркие!
– И вы поняли, что месторождения кварцитов – это не разлоговская зарплата в «Эксимере», да? – Волошин снова взялся за сердце. – И организовали его смерть, чтобы получить миллионы и, так сказать, освободить себя.
– Получить миллионы могут только законные наследники, Марк, – печально сказала Глафира. – Ужасно, что вы меня так ненавидите!
– Что вам за дело до моей ненависти?..
– Потому что все это ложь! Все, что вы придумали! – крикнула Глафира, и Варя опять взяла Волошина за руку. – Вы ведь даже не слушаете меня! Я никогда не былазаконной женой Разлогова! Он не женился на мне, потому что никогда не разводился с Мариной Нескоровой! А мне было все равно – какая разница, есть штамп в паспорте или нет. Я ведь на самом деле его любила, пока он не объяснил мне, что любить его нельзя.
Волошин встал с дивана, зачем-то обошел его – Варя следила за ним встревоженными глазами, сел с другой стороны и взялся за голову. Дэн подумал было, что он тоже сейчас начнет рвать на голове волосы, но он не стал. Только заговорил очень тихо и как будто из последних сил.
– Вы… Что вы такое говорите… Разлогов не женился… на тебе?!
– Нет, Марк. Хочешь, паспорт покажу? Он как был, так и остался женат на Марине. Так что нет у меня мотивов, как видишь. Мотив есть только у тебя и у нее.
– Я не убивал!
– Я знаю.
Волошин мельком глянул на Варю, которая тоже сегодня говорила, что «знает».
– Откуда? И что ты знаешь?..
– Если бы ты собирался его убить, то знал бы, где документы. Иначе зачем его убивать, без документов-то? И комбинацию с собакой провернула именно женщина, а ты вряд ли взял бы в сообщники… бабу! Ты же женоненавистник!
– Ничего подобного, – возразил Волошин, как будто это имело значение.
– И с ключами ты запутался, именно потому, что не знал, где документы! Нигде не мог найти, а тебе обязательно надо было их получить! – Глафира перевела дыхание. – Еще бы! Там же миллионы. Целая гора, набитая деньгами!
– Я был уверен, что документы украл убийца. То есть ты! И плевать я хотел на деньги! Я хотел… поймать тебя, понимаешь! Чтобы как-то отомстить за Разлогова! А документов нигде не было, и я ума не приложу, куда они делись! Я даже у Марины спрашивал…
– Молодец, – похвалила Глафира. – Господи, разве можно так… не понимать?! Так все перепутать?! Ты же умный мужик, Марк! Варя! – Она оглянулась по сторонам, словно Варя могла прятаться за стулом или за диваном. – Где вы? Звоните Дремову сейчас же!
– Дремов-то тут при чем?
– Дремов ни при чем. Это совсем другая комбинация, Марк. Ее придумал Андрей Прохоров, с которым я изменяла Разлогову, как ты… изящно выразился. Он украл мое кольцо, вот это, – и она помахала у Волошина перед носом растопыренными пальцами, – всучил его Олесе Светозаровой, очередной разлоговской подружке, и прислал к ней журналиста с фотографом. Все это должно было выглядеть так. Выходит материал об Олесе. Прохоров делает все, чтобы я егоувидела. Увидела и поняла, какая сволочь Разлогов. Он отдал мое кольцолюбовнице. Для верности он еще слепил в фотошопе пляжную идиллию – он и она на морском курорте! Дальше все ясно и понятно. Я немедленно развожусь с Разлоговым, у меня с ним и так отношения плохие, и Прохоров это знает. Тут я обнаруживаю фотографии, и все рушится окончательно. Кольца нет, оно у любовницы. Я становлюсь свободной женщиной, Прохоров немедленно на мне женится и получает в приданое… Что он получает, Варя?!
– Журнал «День сегодняшний», – доложила Варя, и Дэн Столетов чуть не упал вместе со сковородой. – Разлогов купил у Радченко месяц назад. Через неделю можно вступать в права собственности, и Дремов сильно нервничает.
– Вот и все дела, – Глафира улыбнулась Варе. – Разлогов еще до того, как оформил все документы по покупке журнала, попросил Радченко поставить в номер материал о его очередной барышне. Радченко позвонил Прохорову, и тот моментально сообразил, как этим можно воспользоваться. Он вообще сообразительный, Прохоров-то!..
– Елкин корень, – сказал Дэн Столетов и почесал в затылке, отчего сделался еще более лохмат. – Корень елкин! А у нас какие-то слухи ходили-бродили о смене собственника, но точно никто, конечно… То есть Андрей Ильич решил воспользоваться случаем, да? Чтоб тебе продемонстрировать амуры твоего мужа, что ли?!
Глафира кивнула. Про амуры Разлогова слушать ей было тошно.
– Хорошо, – Дэн подумал немного. Вид у него был дикий. – Хорошо, ну допустим… Ну увидела бы ты свое кольцо у этой кошелки Олеси, ну оскорбилась бы до последней степени, ну поняла бы, что муж твой подлец…