– Тонечка, вы будете кофе?
Настя за штативами покачнулась – вдруг с ногами что-то сделалось. Наверное, ртуть. Еще в коридоре ей показалось, что она наглоталась ртути…
– Насть, ты что? Тебе плохо?!
Та быстро и бесшумно села на пол, привалилась к какому-то ящику. Сердце прыгало и моталось, словно потрепанная афиша на сильном ветру, нечем стало дышать, и вспотела вся голова.
Даня моментально опустился перед ней на корточки.
– Что такое?!
– Тише, – попросила Настя. – Я что-то… не могу.
Даня выхватил из кармана книжку, распластал ее и стал махать у Насти перед носом. Как ни глупо было это махание, но отчего-то оно помогло. Воздух вернулся, Настя судорожно вдохнула.
На площадке бегали, суетились, кричали.
– Может, пойдем на улицу? – предложил Даня, продолжая тревожно махать. – Ну их к шутам, эти ваши пробы!..
Настя придержала его руку. Стала на четвереньки и подползла к осветительному прибору.
– Видишь сценаристку? Которую Герман привез? Ну, вон ту, кудрявую?..
– Вижу, он только одну привез.
– Это моя мать.
Даня высунулся из-за ее плеча, посмотрел и снова начал махать на нее книжкой.
– И что? Очень симпатичная, по-моему! Или ты здесь… на нелегальном положении?
Ох, Настя и сама теперь не знала, на каком она положении – здесь и вообще на свете!..
Ведь это на самом деле ее мать.
Ее собственность, ее недоразумение и беда – мать ничего, ничего не смыслила в том, что представлялось Насте делом жизни!.. И не могла помочь! И поддержать не могла!..
Она с утра до ночи торчит на своей дурацкой нелепой работе и дома постоянно пишет что-то, таскает работу домой!..
…Выходит, она сценарии пишет?!
Какой страшный, чудовищный обман!
Вся жизнь, их общая жизнь – обман!..
– Насть, пойдем на улицу, – Даня крепко взял ее за плечо. – Мне тут… надоело.
– Иди, – сказала Настя, не слыша себя. Что-то уши заложило. – Я посижу пока.
– Да что случилось?! – зашипел он рассерженно, и тут закричали:
– Тишина на площадке!..
Выбежала Мила с хлопушкой, скороговоркой произнесла свою невнятицу, и двое на стульях, в центре светового круга, начали разговор.
Он: Я не знал, что она моя дочь.
Она: Она твоя дочь!
Он: Почему ты мне солгала про дочь?
Она: Я не могла иначе! Я не хотела делать аборт!
Он: Я не верю тебе!
Она (рыдая): Это твоя дочь!..
– Стоп моторы!..
На площадке было тихо.
Странное дело, сюда, в павильон, не просачивались никакие привычные звуки – не было слышно шума улицы, автомобильных гудков, гула толпы в коридоре, ничего.
– Ну что, Александр Наумович? Снято или еще один дублик?..
Герман поглядел на Настину мать:
– Ну что, Тонечка? Снято или дублик?..
Настя закрыла глаза.
Но тут же вновь открыла!..
– Воля ваша, – заговорила мать после паузы этим своим привычным, родным голосом с хрипотцой, – а в жизни так не говорят, Саша. Вы же все видите! Артистам так… неудобно, они же люди!
– Эт точно! – вдруг с тоской гаркнул тот, кто был «он». – Мы тоже люди!..
– Хорошо, а как? – вдохновился Герман. – Ну, напишите!.. Давайте, давайте! Перерыв!
– Перерыв на площадке!
Все задвигались и зашумели.
– Да не нужно никакого перерыва, – быстро сказала Тонечка. – Как написать? От руки? Или на компьютере?
Она полезла в сумку и проворно вытащила ноутбук.
Ноутбук тоже был родной, старенький, один угол треснутый, мать его когда-то уронила!