– Поправляйтесь, Аркадий.
– Э-э, куда?! – в полный голос рявкнул он, когда я пошла из палаты. – Я тебя все равно найду!
– Я не прячусь, – бросила я и поскорее поспешила к выходу из отделения.
Сев в машину, я задумалась. И что мне теперь делать со всем этим? Какого черта я вообще поехала на дачу в эти выходные? Посидела бы дома, не умерла бы… А как теперь дальше жить, если никому нельзя верить? Совсем никому…
В местном отделении полиции меня встретил довольно пожилой капитан с седыми усами, очень похожий на актера, исполнявшего роль старика Хоттабыча в старом детском фильме. «Сейчас произнесет – трах-тибидох! – и все мои беды улетучатся», – грустно подумала я, понимая, что подобного, конечно, не произойдет.
Сев напротив, я сказала:
– Хотела бы заявить о находке. В моем дачном доме находится вещь, которая мне не принадлежит, зато представляет большую ценность.
У Хоттабыча взметнулись вверх седые клочкастые брови:
– Это как понимать?
– Как хотите. Мне нужно, чтобы со мной кто-то поехал и поискал, а я сдам это государству.
– Дамочка, а вам точно в больницу не надо?
– Я только что оттуда. Это не смешно. Я вас очень прошу… – и я сбивчиво рассказала все, что услышала в больнице от Аркадия, и то, до чего додумалась сама, пока ехала сюда.
Хоттабыч выслушал внимательно, подергал себя за седой ус, и я все ждала, что волосок сейчас выдернет, хотя настоящий старик дергал, кажется, бороду, а потом вздохнул:
– Это все, конечно, интересно, но сами подумайте, Любовь Андреевна, а как мы найдем эту брошь, если никто точно не знает, где она?
– У меня очень небольшой домик, думаю, вдвоем справимся.
«Тем более что и помощник там уже имеется», – добавила я про себя.
– Хорошо, – сдался капитан. – Время к вечеру, вроде спокойно все, я с вами сотрудника отправлю.
И через пятнадцать минут я уже возвращалась в дачный поселок, а рядом на сиденье недовольно хмурился старший лейтенант Виктор Смородин.
– Не понимаю, зачем мы едем, – бурчал он. – Впервые такое вижу – искать клад, чтобы государству сдать.
– Это не клад. А чужого мне не надо.
– Такое дежурство спокойное было… откуда вы взялись на мою голову, а?
– Слушайте, Виктор… вам самому не надоедает вот так нудить?
– А вы, похоже, не замужем.
– И что? Да, не замужем.
– И, кажется, не будете, если характер не поменяете.
Я обиженно умолкла. Смородин, кажется, понял, что ляпнул бестактность, и смущенно пробормотал:
– Извините, я не хотел вас обидеть.
Даниила на даче не оказалось, и я насторожилась – он ведь говорил, что поживет здесь. Мог, конечно, в магазин уйти, а он на другом конце поселка. В доме все было в порядке, и кровать заправлена, и посуда перемыта. Смородин внимательно огляделся:
– Здесь кто-то живет?
– Нет.
– А вот обманывать нехорошо, – уличил он, прикладывая ладонь к чайнику. – Вы уехали с дачи в два часа – так вы сказали в отделении, а чайник совсем недавно кипятился, горячий еще.
– А, это… вы спросили – живет ли кто, но здесь никто постоянно не живет, а сейчас тут мой молодой человек.
– И где же он?
– Наверное, в магазин пошел.
– А вы чего же в город?
– Мне на работу завтра.
– А ему?
– А он временно не работает.
Смородин хмыкнул:
– А говорили, что не замужем.
– Не замужем. Может, мы все-таки приступим? Давайте с чердака начнем.
Смородин пожал плечами и вышел на веранду:
– Лестница – на чердак?
– Да. Только вы аккуратнее, там пыльно.
Забравшись под крышу, Смородин присвистнул:
– А говорите – пыльно…
Я поднялась следом и остолбенела. Все на чердаке было перевернуто вверх дном, по всему полу раскатились яблоки, из двух сундуков было вывернуто содержимое, даже старые альбомы с фотографиями валялись тут и там, беспомощно раскинув страницы, как мертвые крылья.
– Думаю, ваш молодой человек тоже что-то знал.
– Разумеется. Он потому и вернулся, – машинально проговорила я, не веря своим глазам. Мне было не жаль того, что Даниил, возможно, нашел брошь и теперь шагает с ней в неизвестном направлении. Мне было жаль себя и одновременно противно оттого, что снова оказалась дурой, поверила ему и разрешила здесь остаться. Он не старые вещи на чердаке разворошил, он снова перевернул все в моей душе, натоптал и ушел, доказав еще раз, что любить меня не за что, а вот использовать – всегда пожалуйста.
У Смородина зазвонил мобильный, он отошел в дальний угол и ответил. Я не прислушивалась к разговору, сидела беспомощно на старом стуле и тупо смотрела перед собой. Я – действительно старьевщица, которая хватается за воспоминания и ради этих воспоминаний позволяет плевать себе в душу. Надо было выгнать Даньку еще тогда, ночью, и сейчас я не чувствовала бы себя настолько униженной и использованной. Он пришел сюда не ради меня. Он пришел потому, что Аркадий рассказал ему об этой броши. А брошь эту его дядя, проведший половину жизни в местах заключения, явно когда-то украл и спрятал на черный день. И так уж вышло, что сделал он это на моей даче, будь она неладна…