Лимоны из Ментона, или Пять дней привычной жизни

В квартире нашел одну вазу для роз, лилии поставил в простую банку. Все равно получилось красиво!

Может быть, надо было еще свечи купить, чтобы было, как в кино? Нет, это уже слишком…

Сел и стал ждать…

Было пять вечера, на улице стали зажигаться первые фонари.

Дождь по-прежнему монотонно барабанил по оконным рамам, навевая тоску.

Марины не было.

Интересно, когда она приедет? Вроде, уже должна была. Сказала, что днем…

Вот дурак! Он и телефона ее не знает. Не успели вчера телефонами обменяться. Сергей вспомнил, как все было вчера, и улыбнулся. Тут не до телефонов было!

От нечего делать включил телевизор. Телевизор был старенький, с несколькими программами, явно без спутниковой антенны. Но как фон годился.

Да, уже семь вечера! Хорошо, что он додумался билет поменять! Так завтра хоть успеют по городу погулять. А то бы пришлось сегодня уезжать…

Время тянулось медленно. Марины не было.

А вдруг с ней случилось что-нибудь? Дорога все-таки. Он гнал от себя плохие мысли.

Надо поесть. Он без всякого аппетита пожевал колбасы с хлебом, выпил чаю.

Двенадцать ночи! Ее нет! Может, с машиной что-нибудь? Но ведь она могла и позвонить на этот телефон. Кстати, а он работает?

Сергей снял трубку и услышал гудок. Работает!

Лег на диван, не раздеваясь. В голову лезли всякие мысли.

За окном нудно шумел дождь. Не очень уютно сейчас на дороге.

Заснул под утро. Проснулся и с горечью понял – Марина не приехала!

Так, что он знает? Только старый адрес. Сергей оделся, поехал на Пушкинскую. На звонок в квартиру никто не отозвался. Правильно, ведь Марина маму на дачу увезла! Надо ехать обратно, может быть, она уже приехала, а он здесь болтается!

Но квартира, которая накануне приютила их и подарила счастье, встретила Сергея унылой пустотой.

В ожидании прошел день.

Он перебирал в памяти их вчерашние разговоры и во всем искал скрытый смысл.

Вот она сказала – если что, бросишь ключи в почтовый ящик. А что – «если что»? Непонятно.

И вдруг его осенило – она захотела его наказать! Наказать за то далекое седьмое ноября. Она ведь тоже тогда стояла на этом «Соколе» часами и ждала, когда он придет. А он так по-свински поступил!

Но ведь если вчера так все было чудесно, замечательно, значит, простила?

Или не простила?

Было половина одиннадцатого вечера. Пора ехать на вокзал. Через час поезд.

Он помыл чашку, поменял воду в цветах.

Вырвал из блокнота листок и написал на нем номер своего мобильного. Подумал и приписал: «на всякий случай». Прочитает – поймет. Бросил ключи в почтовый ящик.

…Не позвонила…

В небольшой больнице псковской области, не приходя в сознание, скончалась молодая женщина. При ней нашли документы на имя Марины Олеговны Сумароковой из Петербурга.

Лобовое столкновение с КАМАЗом.

Плохая видимость, мокрая дорога, слепящие фары.

Дождь…

Кусочек Парижа

Самолет пошел на снижение. Загорелась надпись «Пристегните ремни». Ольга посмотрела в иллюминатор. Там, внизу, раскинулся город ее любви, ее сновидений, ее Париж. Все-таки жизнь распорядилась так, что мечта ее стала реальностью. Хотя бы отчасти.

…Вечер в ресторане «Садко» уже подходил к концу. Оля очень устала. Конечно, работа официантки денежная, но так болят ноги по вечерам!

Публика сегодня была более-менее нормальная, иностранцев много, правда, чаевых от них не дождешься. Вот и сейчас должны расплачиваться за пятым столиком. Но там вряд ли что обломится – французы! Известно уже всем – самые жмоты французы и голландцы, за доллар удавятся.

Оля принесла счет уже давно и решила подойти за оплатой. Один из французов встал и протянул ей книжечку со счетом. Оля с удивлением обнаружила там десять евро чаевых!

Француз поблагодарил ее по-русски, а она, улыбаясь, ответила ему на французском. Он был удивлен… А потом они договорились о встрече.

Звали его Поль. Он был не очень молод, высок ростом, с черными глазами. Приехал с друзьями посмотреть Петербург, здесь второй день, живет в Европейской. Дома, в Париже у него мама и… все. Уже не женат. Он не скрывал, что Оля ему очень понравилась, только повторял, что русские девушки должны быть светловолосыми и синеглазыми. Он знает, он читал. А Оля совсем не такая. Действительно, Оля была смуглой, тоненькой девушкой с каштановыми волосами и совсем небольшого роста. Замечательные были у нее глаза – живые и постоянно смеющиеся. Даже когда она грустила, а было это не часто, глаза говорили – мне и не грустно совсем, не верьте. Цвет их менялся от светло-до темно-коричневого, в зависимости от настроения. В общем, Поль «пропал» и сразу влюбился.

Ольга просто позволяла за собой ухаживать, тем более что Поль ухаживал красиво – цветы, стихи Бодлера. Он забросил своих друзей и пропадал с Ольгой целыми днями. Оля старалась показать свой Петербург с лучшей стороны. К счастью, было чудесное для этого время года – конец сентября. Пушкинский и Павловский парки стояли во всей красе, обагренные и позолоченные осенней листвой. Опавшие листья шуршали под ногами, и Ольга и Поль невольно замолкали, прислушиваясь к этому шороху…

Однажды вечером, когда Полю оставалось два дня до отъезда, он пригласил Олю к себе в номер, по-видимому, не сомневаясь, что она не откажет. Но Оля отказалась. Поль был раздосадован и не скрывал этого. Видно, привык побеждать.

А Ольга и сама не знала, почему не пошла. Поль ей нравился, конечно… но побывав неудачно полгода замужем за одноклассником, она инстинктивно надеялась на встречу с каким-то, пока абстрактным, но замечательным и надежным человеком. А Поль – сегодня есть, а завтра нет. Ни к чему это все.

Через день снова была Олина смена. «Смотри – твой француз пришел», – кивнула Катя, Олина приятельница, с которой они работали. Ольга знала, что завтра утром «ее француз» уезжает в Москву, а оттуда домой, в Париж. Оля опять обслуживала их столик, была любезна и приветлива. Поль же почти не глядел на нее. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

Ресторан закрывался. Девочки-официантки усталые, но все равно веселые, потому что молодые, разъезжались по домам, – кто на такси, кто на машинах со встречавшими их мужьями. Ольгу никто не встречал, и она направилась к такси. И тут ей кто-то преградил дорогу. Это был Поль. Пролепетав, что мама ждет и будет волноваться, она почти безропотно пошла за ним.

Такой нежности, такого обожания женщины по отношению к себе она никогда прежде и никогда потом не испытывала. Она была покорена, удивлена и… влюблена. Этой ночью она поверила в себя, в свою неповторимость, в свою исключительность, в свою красоту.

Оля жила с мамой и младшей сестренкой Таней на окраине Петербурга, в Рыбацком. Маленькая двухкомнатная квартира со смежными комнатами и крохотной кухней – это было все же лучше, чем коммуналка, в которой они жили много лет. Раньше с ними жил здесь отец, но два года назад он умер от инфаркта. Стыдно признаться, но девочки – Оля и Таня – почувствовали себя лучше, когда его не стало. Отец много пил, ругался с матерью, донимал девчонок. Сейчас стало тише. Трудно, конечно, но справляются. Оля хорошо училась во французской школе, язык ей легко давался, и она уже из Рыбацкого все равно ездила в свою школу, чтобы ее закончить, хоть это было и далековато. На уроках французского много говорили о Париже, и Ольга заочно просто влюбилась в этот город. Ей уже казалось, что она все там знает. Потом был педагогический институт, но Оля быстро поняла, что быть учительницей – не ее призвание. К тому же учителям платили просто крохи за их каторжный труд…

И вот теперь она с Полем в Париже! Город превзошел все ожидания. Веселые, беспечные французы проводили все свое свободное время в маленьких забегаловочках, крошечных кафе и ресторанах. Казалось, их никогда не застать дома.

Был уже поздний ноябрь, но Оле нравилось здесь и это время года. На Елисейских полях, где нескончаемым потоком текла людская река, она опускала монетки безмолвным живым статуям, долго стояла на мосту, глядя на темные воды Сены, сидела на ступеньках церкви Сакре Кер, нежась в лучах осеннего солнца. Оля смотрела на крыши Парижа, фантазируя о том, какие счастливые люди живут под этими крышами. Ведь это – крыши Парижа…