Другая жизнь

Он гладил ее по платку, спине и ничего не отвечал… Он знал, что даже если она когда-нибудь окажется рядом, она ничего не сможет вспомнить. Да и ее нельзя будет узнать.

– Я люблю тебя, – сказал он, – Ты просто помни всегда об этом. Я тебя люблю.

И он прижимал ее сильнее, а она пыталась спрятаться в его теле, раствориться, стать его частью и, если исчезнуть, то только в нем.

Снизу позвала тетя, предупреждая, что они должны заканчивать разговоры и прощаться. И тогда блаженство сменилось горем, слезами и отчаянием. Блаженство и отчаяние, как две стороны одного целого, как нераздельные части существования, как их тела, стремящиеся к друг другу и в тоже время скрытые повязками, платками и одеждой, как их пути, единые, но с этого момента не пересекающиеся.

Они не могли разорвать объятья, говорить, а уж тем более прощаться. Они так боялись этого мига потери, даже во имя ее будущего, они не могли это пережить. Они не могли пожелать друг другу радости и счастья, успехов, любви, наконец, потому что их жизнь заканчивалась здесь и сейчас, за створкой этой двери, а самим им не суждено было встретиться никогда. Они стояли, пытаясь собрать волю в кулак и разъединить руки, когда послышались шаги тети, и ее обеспокоенный голос за дверью предупредил о появлении.

– Антон, я должна тебя проводить. Не заставляйте меня думать, что ваша встреча была ошибкой. Антон, мне надо развязать тебе глаза.

И как только Лена услышала эти слова, она пришла в себя, подняла руки и легонько оттолкнула Антона.

– Иди, иди… иди – заливаясь слезами, повторяла она. – Иди…

– Я тебя люблю, помни это, Ленка. Я буду любить тебя всегда, слышишь, всегда.

И он, подталкиваемый тетей к выходу, начал удаляться в сторону двери.

– Все будет хорошо, слышишь…

– Все будет хорошо…

Воплощение

Она шла. Погода была солнечная и немного морозная. Она шла быстро, стараясь как можно скорее достичь цели. Вот он дом, за которым пути останется лишь минута. Все такой же старый, облупленный, с суровыми серыми стенами и козырьком над подъездом, почему-то покрашенным в красный цвет.

Ветер немного холодил затылок и уши, но она спешила. Дойдя до угла дома, она не обнаружила там привычного пейзажа и остановилась. За домом начинался глухой и длинный бетонный забор.

«Наверно я здесь давно не была,» – легко подумалось ей, и она пошагала вдоль забора.

Мимо сновали машины, люди, мелькали вывески, а забор все не кончался. Казалось, он был длинным, как сама жизнь. Она все шла и шла, торопясь к цели. Она очень обрадовалась, когда увидела его границу, и почти побежала. Но забор перешел в ажурную ограду, за которой были маленькие и большие дома, будки охранников и мерно гуляющие люди.

«Господи, когда же это закончится!» – почти вскрикнула она.

Успокаивало только то, что несколько человек, идущих перед ней не меняли маршрута, а очень уверенно шли вперед.

«Странное какое место…»

Ажурная решетка кончилась, и за ней начиналась невысокая ограда, за которой стояли машины, и были совсем незнакомые ей дома.

«Как же все изменилось!» – удивилась она.

Она шла и шла вперед. Теперь уже целью стало дойти до конца ограды, обойти это препятствие и уж точно выйти к знакомым местам. Ведь тот серый дом был ей хорошо знаком.

Внезапно ограда сменилась глухим забором, за которым попросту было невозможно ничего рассмотреть. Но она же решила дойти до конца! И шла. Людей впереди становилось все меньше и меньше. Кто-то сворачивал, открывая нужные калитки или звоня в двери, встроенные в глухой забор. Кто-то переговаривался с охраной. Даже когда они входили в эти странные двери, она могла видеть только будку охранника и ничего больше.

Внезапно забор закончился, и она оказалась на широком перекрестке, светлом от солнца, сияющим стеклами проезжающих машин и инеем на траве. Она замерла. Этого места она определенно не знала. За серым домом должны были быть…должны быть… И она задумалась.

«Куда она шла? Почему так спешила?» – она не смогла вспомнить и замерла на месте.

Замерла так внезапно, что идущий за ней прохожий, наткнулся на нее и, недовольно бурча, обошел вокруг, все оглядываясь и оглядываясь в ее сторону. А она так и стояла, уже не замечая, что мешает другим идти, и что те, другие, тоже с изумлением на нее смотрят.

Куда же она спешила?

Где-то из глубины памяти всплыло, что если вернуться на то же самое место, то можно вспомнить свою цель.

«А на какое место? – подумалось ей. – К серому дому?… Как далеко идти!»

И тут же пришла мысль: «А почему к серому дому? Почему не домой?»

И она окончательно растерялась.

– Девочка, уйди с дороги, ты загородила проход, – обратился к кому-то недовольный старческий голос.

Она обернулась, немного выплыв из размышлений и намереваясь спросить «где тут…». Но тут же поняла, что не знает, что спросить, и увидела, что старушка смотрит прямо на нее, фактически отталкивая ее локтем в сторону от снующих людей.

Куда она спешила? Она не могла сказать. Ощутив себя в огромном городе совершенно чужой, без понятия, что это за город и где ее дом, она ударилась в панику.

«Надо бежать» – только подумала она и сразу побежала.

Ветер обжигал щеки и развевал волосы, а она так и не узнавала места. Выдохнувшись, она остановилась. Только тут ей пришло в голову, что она не представляет, кто она. Вернее, ей казалось, что она все о себе знает, как обычный человек, который выходя на улицу или приходя на работу, просто знает, что он есть он, у него есть семья и живет он в доме около метро, например. Ему не надо повторять, что он Алеша или Слава или… Он не говорит себе всю дорогу, кто он и сколько ему лет, это зашито в его памяти, сознании, чувствах. И если его об этом спросить, он удивится, потому что такие вопросы задают только в официальных конторах врачи или адвокаты, а окружающие тебя люди всегда и так знают, кто ты и что из себя представляешь.

И она сказала себе: «Я…». И не смогла продолжить, кто «Я». Она не могла понять, почему ее назвали девочкой, не смогла вспомнить, сколько ей лет. Казалось, что эта информация была прямо здесь, около ее головы, около губ, но ухватить ее, считать и осознать у нее не было никаких возможностей.

Она продолжала стоять, уже посторонившись, не мешая другим, и приходя в себя от спонтанного бега. Кто она? Она не знает. Где она живет? Похоже, она не знает тоже.

Кто ее родители? Сколько ей лет? Да, господи, какого цвета у нее глаза и волосы, она тоже не знает! Казалось, что сердце перестало биться, так ей стало обидно и страшно. Единственное решение, которое она способна была принять – подойти к стеклянной витрине и посмотреть в отражение. Ничего утешительного там не было. Мало того, что она с трудом могла различить там себя, но даже на этом этапе она совершенно определенно знала, что не помнит такую себя.

Витрина, в которую она смотрелась, оказалась магазином одежды, и она, пугаясь каждого своего движения, вошла внутрь. Сразу при входе стояли стойки с платьями, а на торцах стоек висели большие зеркала. Из зеркал на нее смотрела испуганная белобрысая девочка лет тринадцати, с серыми глазами и коротенькой стрижкой на прямых волосах.

– Девочка, ты кого-то ищещь? – окликнули ее из недр торгового зала.

Она еще раз мельком взглянула на свое отражение и быстро вышла на улицу. Если бы она была мудрее и взрослее, то наверно бы ответила, что ищет себя. Но она не знала, что ответить. Ее цель. Она же куда-то бежала. После этого серого дома она должна была… Нет. Она не помнила. Теперь даже тот дом казался миражом.

Она медленно побрела по улице. Яркое солнце слепило глаза и делало ее безнадежность обнадеживающей. По крайней мере ей так казалось. Поэтому она попыталась войти в калитку между домами, но та была заперта. Тогда она пошла дальше высматривая, куда сворачивали прохожие, как открывали двери, как попадали внутрь. Вывод был неутешительным – у всех свои ключи. У нее же нет ключа, да и ничего, чтобы подсказало ей, кто она такая и куда ей держать путь.

Она решила идти за мамой с малышом. Женщина открыла калитку во двор многоэтажного многоподъезного дома, а она прошмыгнула с ними, стараясь не привлечь к себе внимания. Если она здесь без ключей и всяческих вещей, то наверняка живет где-то рядом, просто забыла, подумалось ей.

Мама с малышом остались гулять во дворе, а ей совершенно не хотелось быть там. Она подошла к воротам, и дежурный в будке без всяких вопросов открыл их.

«Так, – подумала она, – значит, выйти можно легко, а зайти только с ключом.»

И она побрела дальше, ища другую калитку, в которую можно рискнуть зайти. Но, везде нужен был ключ или код. В подъезд, который она приметила, чтобы немного там посидеть и погреться, войти она не смогла, в другой тоже. Все двери были на замках. Те, кто подходил к ним, приложив что-то, совсем не похожее на ключ, быстро проскальзывали внутрь. Брелки с такими странными ключами были даже у маленьких детей, гуляющих самостоятельно.

«Ну как же я забыла это!» – подумала она в отчаянье, хотя, и не знала, где забыла, когда забыла и какую дверь им открывать.

Она брела по улице, покуда не увидела мрачное серое здание, куда входило много народу и двери этого здания не были закрыты. Она прошла внутрь с одним из прохожих, который тащил папки с бумагами и был чем-то страшно раздосадован. Внутри толпилось так много людей, что сначала это ее перепугало. Длинный коридор, заполненный мужчинами и женщинами с тоскливым выражением ожидания на лицах, тянулся бесконечно. И комнаты, комнаты… И духота. Все стояли, потому что сесть было негде. Разве только несколько стульев, прислоненных к стене, создавали видимость комфорта. Коридор со множеством дверей заканчивался тоже дверью, к которой стояло еще больше народу. Она повернулась и пошла назад. Хрупкая, она с трудом протискивалась между их костюмами, папками, сумками, а люди практически не шевелились и не делали ни единого движения, чтобы облегчить ей путь. На улице она начала замерзать, а здесь было так душно, что кружилась голова и хотелось сесть. Она прислонилась к стене.