– А что я должна была делать? Он не давал мне проехать на работу. Плелся со скоростью велосипеда! – защищалась я.
Аленка смотрела на меня с сожалением.
– Если он не узнал тебя, то рано или поздно узнает твою машину. Такое не забывается.
– Это точно. Мой трактор только слепой не запомнит.
– Может, тебе пока начать ходить на работу пешком? Оставлять машину в двух кварталах? – предложила подруга.
Я сидела и честно предавалась панике. Мои дни работы в этой фирме были сочтены. Так или иначе, Шувалов меня уволит. Если узнает – уволит сразу. Если не узнает, то уволит, когда увидит мою машину. Куда ни кинь – всюду клин. И все-таки предложение выглядело разумным. Пешие прогулки полезны. Надо как можно дольше тянуть, чтобы только новый директор не увидел меня на моем автотранспортном средстве. А там – глядишь, что-нибудь изменится. Или ишак сдохнет, или султан!
Была такая древняя притча, как один проходимец поспорил с султаном на сто мешков золота против своей головы, что за двадцать лет научит ишака говорить. А когда его перепуганный ученик спросил, как тот собирается за этот спор отвечать, тот ответил – за двадцать лет либо ишак сдохнет, либо султан. Вот так и у меня. Осталось только выяснить, запомнил ли султан в лицо водителя ишака?
Глава 3
Девочка для битья
Менять явки и пароли, а также путать следы я была не большая мастерица. Я совершенно не умею врать, а если пробую, моментально краснею, бледнею (попеременно) и выдаю все страшные тайны. Я могу поставить себя в самое нелепое положение, если попытаюсь приврать. Сколько раз так было! Не сосчитать. Поэтому я стараюсь оставаться честной, как тест на беременность, хотя это совершенно не спасает меня от идиотских ситуаций. Можете мне верить, ведь это говорит женщина, которая умудрилась собственного мужа поймать в постели с кассиршей из супермаркета.
Если вдуматься, я все пять лет чувствовала, что замужем за человеком, который вполне способен закадрить кассиршу. И даже не задуматься на минуточку, что это может быть как-то неприятно его жене. Мужчина, который ощущает прилив неземного блаженства, если ему удается слопать втихаря в «Ашане» шоколадный батончик, – такой мужчина способен на все. Все пять лет нашего брака я старательно закрывала глаза на его недостатки, потому что мне так хотелось кого-то любить. И я бы предпочла любить человека, который изменил мне только после долгих мучительных раздумий, изменил бы из-за большого, сильного чувства, с которым он не смог бы совладать. Но я жила с мужчиной, который изменил мне, потому что хата оказалась пустой, а кассирша – симпатичной и без запросов. Именно так Кирилл объяснял свой поступок, пока я стояла посреди собственной спальни:
– Пойми, я пытаюсь спасти наш брак!
– Надень штаны, – морщилась я.
– Она ничего для меня не значит. Посмотри на нее, разве ты не видишь – это просто так. – Он развел руками.
Я против воли перевела взгляд на кассиршу. Да, действительно, – она была именно «просто так». Даже в этот безобразный момент она жевала жвачку и не без некоторого торжества поглядывала на меня.
– Это-то и плохо, что она – просто так! – крикнула я, прежде чем швырнуть в Кирилла бокалом. Одним из двух хрустальных бокалов, что стояли на столе рядом с коробкой шоколадных конфет. Угощение для кассирши.
– Ты психичка! Я нормальный мужик! Надо было позвонить, что придешь раньше! – кричал муж, отбиваясь от меня. Я пыталась вырвать ему волосы. Вообще-то я мирная, белая и пушистая. Вернее, рыжая и пушистая. Но в тот день я очень разозлилась. Прежде всего на саму себя – за то, что действительно не позвонила раньше. И за то, что не хотела замечать рядом человека, живущего исключительно для себя. И я натурально лезла в драку.
В общем, мы тогда «зажгли». Я заехала Кириллу бутылкой из-под их красного вина по голове, он поставил мне фингал, а кассирша убегала из моего дома в одном белье. С тех пор, как я уже говорила, я отовариваюсь в другом магазине, хотя этот по-прежнему стоит прямо под моим домом. Кирилл живет у матери. Кассиршу я иногда вижу, проезжая мимо нашей автобусной остановки. Когда я ее вижу, то радуюсь, что у меня в машине тонированные стекла, хотя из-за этого у меня масса проблем с ГИБДД. Они все время останавливают меня в надежде, что я – лицо кавказской национальности без московской регистрации.
Наш комфортный и удобный для всех пятилетний брак накрылся звездой. Зато теперь я свободна и одинока, сама себе хозяйка. И мне никого не надо предупреждать, что я приеду пораньше домой.
– Надь, ты чего, не слышишь? У тебя телефон надрывается! – ткнула меня в бок Аленка. Я стряхнула воспоминания и оглянулась. На моем столе разрывался от трели рабочий аппарат. Надо же, а ведь задумалась я всего лишь над тем, что машину надо бы переставить на другое место, чтобы Шувалов Станислав Сергеевич как-то ненароком не наткнулся на нее в гараже. Почему же я опять думала про моего бывшего?
– Алло? Ника? Ты чего мне на работу звонишь? – рассеянно спросила я, услышав в трубке знакомый голос.
– Где твой мобильник? – вопросом на вопрос ответила дочь. Я хотела было сказать ей, что это невежливо, но вспомнила, что забыла мобильник в машине.
– Где ему и положено быть, у меня в сумке. Только он выключен, потому что я работаю. РАБОТАЮ – если ты не расслышала. Деньги зарабатываю.
– Вся ясно, ты забыла его в машине, – хмыкнула Ника.
– Детка, я очень спешила сегодня утром. У нас тут такой кавардак, голова идет кругом. Начальство новое, все на ушах, – принялась оправдываться я. Что я вам говорила насчет вранья. Мое вранье вычисляется на раз!
– У меня сегодня спектакль, ты помнишь? Але! – напомнила о себе Ника.
– Ой, Никочка, да. Конечно, я помню, – заюлила я. Господи, как я могла забыть! И почему, в самом деле, наш новый начальник явился в офис именно в тот день, когда у моей дочери премьера?
– Значит, ты приедешь? – переспросила она.
– Ну, конечно. Я же обещала.
– Вот именно! Я жду тебя в пять около школы! – менторским тоном заявила дочь. Я повесила трубку, посмотрела на часы и в ужасе прикрыла рот рукой. Было около трех часов, обычно мы работали до половины шестого, хотя рабочий день у нас до шести. Однако сегодня надо было стоять до конца.
Прошло всего несколько часов правления Шувалова, а уже имелись раненые и убитые. Убитых было двое. Шувалов умудрился прицельным ударом выбить десять из десяти возможных очков и уволил начальника склада и его заместителя. Все, кто до этого самоуверенно ходил по офису, теперь уставились в мониторы и молились. Дело в том, что начальник склада и его подручный казались непотопляемыми, как «Титаник». Однако утонули они быстро и безвозвратно. А ведь до этого они пережили уже несколько проверок со стороны учредителей. Они, как Штирлиц, могли вытворять что угодно, но никому не удавалось поймать их с поличным. Не помогали ни пачки (даже тонны) жалоб со стороны разгневанных клиентов, ни даже введение систем видеонаблюдения в помещении склада и штрих-кодов на накладных. Очереди за коробками стояли по многу часов, оборудование пропадало или странным образом трансформировалось из одной модели в другую, инвентаризация захлебывалась еще на стадии назначения.
И вдруг, не тратя времени на объяснения, новый начальник произвел один точный выстрел в голову, которым сразил обоих. Он просто взял и уволил их безо всякого объяснения причин. Вызвал в свой кабинет, а там, не закрывая двери, чтобы было слышно (и видно) нашему секретарю Лизочке, громко сказал:
– Господа, с завтрашнего дня вы здесь больше не работаете. Можете приступать к ревизии. Подпишете с новым начальником ревизионный лист и можете получить расчет.
– А как же две недели, по закону же… – промямлили те.
– Они тоже будут вам оплачены. Хорошего дня!
И, как рассказывает Лизочка, Шувалов улыбнулся уже бывшему начальнику склада своей фирменной доброй улыбкой. После этого Станислав Сергеевич начал по одному вызывать к себе менеджеров, а у нас в офисе воцарилась напряженная рабочая тишина, нарушаемая только клацаньем клавиатуры.
Аленка напряженно думала о том, как бы ей все-таки уехать в свою Турцию. Ольга Хрюнина обзванивала всех своих клиентов. Она бурно выражала им благодарность за сотрудничество и обещала держать их в курсе всех наших скидочных программ в обмен на маленькую любезность… Таким подхалимским способом ей уже удалось получить четыре рекомендательных письма, которые она, конечно же, понесет потом предъявлять в «гестапо» – в дирекцию к Шувалову. Я же занималась тем, что реанимировала отчетность, а также витала в облаках и вспоминала свой неудачный брак.
– Вот сучка эта Хрюнина! – завистливо скривилась Аленка. – Всегда вывернется. Как бы мне в отпуск-то попасть? Неужели сгорит тур? Такой тур хороший.
– Ален, а мне надо уйти пораньше, – вставила я.
– Нет, только не начинай. Ты что, рехнулась? Пойди тогда и сама заявление об уходе напиши.
– Мне правда очень надо. У моей Ники сегодня премьера. Я не могу не пойти.
– Да? – подняла брови она. – Пойди и отпросись у САМОГО. Заодно мы все посмотрим, что он с тобой сделает!
– Может, отпустит? – пожала плечами я. В конце концов, неужели у него нет сердца? Не так часто у ребенка в театральной студии премьеры. Впрочем, идти и отпрашиваться мне совершенно не хотелось. Вдруг он не знает, что у людей бывают дети. Нет, судя по его виду, он прекрасно знает, по крайней мере, как они делаются. Но мне это вряд ли поможет, тем более что все, кто уже побывал в вышеуказанной пыточной, выходили оттуда задумчивыми и погруженными в себя.
– Епифанцева, зайдите к директору, – сообщила по громкой связи Лизочка.
– Надька, блин, теперь я! – Алена прикусила от напряжения красиво накрашенную губу.
– У тебя все будет хорошо, – заверила ее я. – Только не волнуйся и не комплексуй. Ты ценный сотрудник!
– Да, – она помахала перед собой кулаками, чтобы приободриться, потом ущипнула себя за щеки и скрылась в коридоре.
– Я буду держать за тебя кулаки, – пообещала я. И пыталась сосредоточиться на работе, но глаза сами собой сползали на часы. Время уходило. Если я не приду на ее премьеру, Ника будет очень сильно переживать. Она, конечно, начнет меня успокаивать. Скажет, что это было совершенно неважно. Но я просто не могла, совершенно не могла с ней так поступить.
Алена не задержалась в обществе нового руководителя надолго. Лицо ее, не в пример остальным, задумчивее не стало. Наоборот, глаза метали молнии, она напряженно дышала и была полна энергии.
– Это просто бесчувственная скотина, – прошипела сквозь зубы она, стряхивая со своего рукава невидимую соринку. Лицо ее побагровело, румянца на нем было значительно больше, чем надо.