Не ныряйте с незнакомых скал

Ну вот. Довёл себя до изнеможения. Бросил тренажёр. Зря мать говорит, что я не занимаюсь. Я занимаюсь. Я и вправду стараюсь делать это, когда её нет дома.

Потому что параллельно движениям я рычу, кричу и плачу. Плачу, кричу и рычу. И прочее. Кто же захочет, чтоб его крики и вопли были слышны?

Сколько лет?

Сколько лет мне понадобится дёргать руками? Или даже (не смею представить!) ногами? Ноги-то совсем никакие… деревянные… худые… безжизненные ноги. (Да, надо попробовать напрячь живот. Ещё раз. Ещё. Больно… Больно… Больно…)

Сколько лет? Но главное – будет ли во мне и со мной всё так, как раньше?

Интересно, полезно ли для здоровья ежедневно задавать себе одни и те же вопросы, не имеющие ответов?

Всё.

Больше нет сил. Сходил в качалку, теперь пора расслабиться. Принять душ, потрепаться с ребятами, пообниматься на выходе с девчонками… Сходить попить пивка или в пиццерию, съесть «маргариту»…

«Маргарита, ведь ты не забыла…» Дурацкая песня. Всегда привязывалась ко мне в пиццерии.

Ах да… После всего – на новенький байк, и вперёд, по шоссе. И чтоб второй номер обнимал тебя и прижимался сзади… И чтоб ветер в лицо… Ну и так далее…

Я мечтал о байке и много раз заводил разговор с мамой, чтоб она мне выделила финансы на его покупку. Мама не соглашалась. Боялась, что я разобьюсь.

Но всё это было давно. И неправда.

В другой жизни. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

Глава 5

Незнакомая скала нашла меня в Карелии. Мы окончили одиннадцатый класс, сдали ЕГЭ, отгуляли выпускной.

Перед тем как плотно засесть за подготовку к экзаменам в вузы, поехали в Карелию, на спортбазу, на семь дней. Родители разрешили.

Не знаю, как отпускают своих отпрысков другие родители, но моя мама…

Надо отдать ей должное: она не хотела меня отпускать. Она вообще меня отпускала с трудом, всюду и всегда. Я же у неё единственный. Свет в окошке. Но в этот раз она как-то особенно сопротивлялась. Может, и вправду что-то чувствовала.

Мне пришлось пустить в ход всё своё умение убеждать. Не то чтобы я рвался в эту Карелию. Просто… Просто накануне у нас с Маринкой… Короче, у нас с Маринкой, или с Марой, получилось остаться наедине, и всё такое прочее. У меня до этого была только одна полудетская проба. Так, считай, ничего особенного. Но с Марой…

Ох, Маринка!..

Даже если бы мать не пустила, я всё равно бы поехал в эту Карелию, я сбежал бы туда, потому что туда ехала Маринка. Потому что там мы могли остаться вдвоём без всяких условий и условностей, без родителей, и вообще… Мы могли там быть вместе. И были. Два дня.

На третий я нырнул со скалы.

Поездку организовал Митяй. Он отдыхал на этой базе в прошлом году. С родителями.

– Там клёво! – убеждал Митяй.

Нас пятеро.

Мара, я, Митяй и Света. Не то чтобы девушка Митяя. Слишком уж всё сложно в этом мире, чтоб сказать о ком-то «моя девушка» или «мой парень».

Френд. Типа – дружок. Главное – соблюдать контрацепцию.

Я считал Мару «моей девушкой». ЛП[4 - ЛП – лучшая подруга.]. Но я это не афишировал. Вернее, я не хотел афишировать своё счастье.

А надо было бы! Надо было бы кричать об этом на каждом углу! Потому что за нами увязался ещё и Антоха. Антохе нравилась Маринка. Видимо, давно. Я это понимал. Я чувствовал это печёнкой. Селезёнкой. Чувствовал и видел, как Антоха на неё смотрит.

Я ревновал Мару к Антохе, а Мара смеялась. Антоха по всем параметрам жених более выгодный, чем я. У меня – одна мать. Правда, мать неплохо зарабатывает, работает в крутой фирме. (Работала, пока я не упал.)

Но у Антохи есть отец, и отец владеет небольшой фирмой. Владеет! У Антохи в семье несколько квартир, загородный дом, крутая тачка у отца, и не одна. Есть куда привезти «свою девушку». А мне – некуда (было).

У нас с матерью нет машины. Мать не водитель. Говорит, что пробовала – и не получилось. И дача у нас старенькая, досталась маме от её родителей. Заброшенная. Квартира у нас – двушка. Правда, планировка хорошая. Квартира просторная, с лоджией.

Родители Мары среднего достатка. Так что для неё материальное благополучие играет не последнюю роль.

Материально я Антохе проигрывал. Осознавал это довольно чётко. Без иллюзий о «чистой и бескорыстной» любви.

Но физически я выигрывал. Тогда выигрывал…

Сейчас остался один рост. Под метр девяносто. Мой рост. Остальные преимущества рассеялись, как дым. «Как сон, как утренний туман». Когда я пришёл в себя после перелома, затем – после операции. Потом – после выписки домой и первого месяца существования в новом качестве. Когда я понял, что со мной произошло. Когда ознакомился, так сказать, с перспективами. Послушал знающих людей и прочитал кое-что в Сети. Когда проорался и провыл первый раз, потом второй, третий…

Я запретил себе думать о Маринке. И вообще – обо всех.

Можно ли сказать, что моя боль притупилась?

Иногда. Очень хорошее выражение: «боль притупилась». Боль стала такой тупой, что к ней и отношение стало такое – ну, как к дуре.

«Куда прёшь, дура?»

«Как – куда? В твою душу».

«А кто тебя звал?»

«Никто».

«Чего же ты опять припёрлась?»

«Ну, я думала… Я думала, тебе будет приятно меня видеть. Поковыряться во мне, почесать, поколупать».

«Ты о себе слишком высокого мнения! Наверно, ты просто дура! Ты – фейк!»

«А ты – невоспитанный и невежливый чувак!»

«Ну извини! Только не приходи сюда больше, ладно?»

«Я постараюсь. Но я же – дура. Ты прав. Я могу забыть, не понять, притвориться. Я и выпендриться могу. И заставить тебя побиться головой о стену. Как, твоя голова цела? Ха-ха! А я могу сделать в твоей голове дырку».

«Пошла вон!»