Переполох в вечном лесу

– Ну, могу и волков попросить проводить… – не поняла беспокойства девушки Лиза.

– Понимаешь, Павел Степанович, смотри, как стали вести себя люди… как хозяева жизни – убивают животных, рубят лес – не для того, чтобы поставить добротный дом, а, чтобы наделать из бумаги цветных рекламных листовок… Вокруг ваших городов все мертвое – и реки, и лес. Вы забыли, что на этой планете вы такие же гости, как и все остальные. Что все вокруг – не ваша собственность. Все щедро дано вам в пользование, но не для уничтожения. И вы тут не одни. Хозяин Лисьей Пади решил сохранить этот уголок природы, и людей тут больше не будет. Он очень сердит, из-за всего –и больше всего из-за Васьки. Последнего лисенка покалечили…

– Мама, а как же я? – Отозвалась Мира из кучи подушек и одеял.

Лиза обернулась и заметила Миру, уже девочкой, сидевшей на кровати. Зеленые огоньки сверкнули облачком вокруг рыжих кудряшек, и разбежались.

– А ты можешь остаться, Мира. Если хочешь. – ответила Лиза.

«Уйти мы не успели. Точнее, не смогли – Злата еле ходила, у нее сильно разболелась нога. Пока бежала по лесу, она не чувствовала боли, даже не заметила, когда подвернула. А теперь нога так распухла, что в лыжный ботинок не влезала. А дед сказал, что он уже долго живет, и никуда не пойдет, нас одних не оставит. Потом он вытащил из печки чугунок со щами, и они так вкусно пахли, что мы все вспомнили, что очень хотим есть. Даже Лисенок Васька немного полакал сметаны. Лиза сказала, что превращаться в человека он не будет, потому что ему так легче переносить боль. Я не удержалась, и стала спрашивать Лизу, кто мой папа. Она сначала не хотела ничего говорить, а потом все-таки ответила, что мой папа – очень хороший человек. Лисы ищут себе пару по большой любви, тогда получаются хорошие здоровые Лисята.

Я не унималась, и стала спрашивать, где он сейчас.

– Ну, он оказался… несвободен. Женат. Я, как полагается хищнику, перегрызла ему горло, выскочила в окно и убежала в лес. – неубедительно сказала Лиза. И сделала страшные глаза.

– Ну ма-а-ам!!

– Лиза, не пугай ребенка. Жив он и здоров. Я тебя предупреждал, что он женат.

В общем, она рассказала, что у Лис принято детишек отдавать на воспитание людям, чтобы научились жить по-человечески. Раньше деревенские охотно брали Лисят – они были здоровенькими веселыми детишками, и если удавалось их совсем приручить и оставить среди людей – то и их дети на много поколений были здоровыми и сильными. А потом деревни вокруг Лисьей Пади вымерли, и Лис тоже осталось немного. Меня отправили в город, а Ваську мама оставила при себе. Для сохранности. И еще потому, что на папу был похож. Больше эту тему ни дед, ни Лиза обсуждать не захотели»

К вечеру непогода усилилась. Ветер бросал в окна снежные заряды так сильно, что стекла звенели. Лесник с большим трудом смог открыть входную дверь, обойти дом и закрыть ставни. Весь дом мелко трясся, как будто глубоко под ним, в замерзшей земле ворочалось сонное чудовище. Посуду в буфете время от времени потряхивало, несколько чашек упали на пол и разлетелись вдребезги. Всем было не по себе. Тогда лесник снял со стены гитару и устроился поудобнее…

«Дед с молодости хорошо играл на гитаре. Он старый турист и песен знает великое множество. Я тоже немного учусь – но я больше по нотам играю, всякие классические сложности, что в музыкалке задают. А у деда музыка нехитрая, зато песни душевные. Вот он и начал:

«Вьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза….

И поет мне в землянке огонь

Про улыбку твою и глаза….

И так у него душевно это все получалось, что нам всем сразу стало легче.

«Ты сейчас далеко-далеко,

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти – четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви…»

Дед пел, а мне казалось, что не только мы слушаем его, а множество ушей вокруг нас навострились и прислушались к его голосу, и множество внимательных глаз наблюдают за нами через стены трясущегося домика.

«Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно —

Живёшь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черёмухи сохнут бельём на ветру,

Пусть дождём опадают сирени —

Всё равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели!

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света,

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот…»

Злата взяла мой альбом и карандаши и стала рисовать. Сначала меня – девочку, только с большими лисьими ушами. Потом маму Лизу –как она сидит в кресле с лисенком на коленях. Она рисовала и, как я заметила, внимательно прислушивалась. Не только к словам песен. Мне то ясно было слышно, как плачет и ругается неведомая сила, проклиная весь бесполезный, жадный, жестокий человеческий род. Как эти ругательства перемежаются с воем вьюги, и с подземными ударами.

Потом дед устал, занялся самоваром. Тогда я взяла гитару и стала играть те пьесы, которые разучивала в музыкалке. Всем понравилось, и мне даже похлопали. А потом Злата дорисовала последнюю картинку и у нее закончился альбом. Тогда она сказала: «– Давайте, я вам почитаю»

В доме была приличная библиотека – больше мои книги, которые мне Лена с Костей привозили, чтобы я читала на каникулах. А я не люблю. Они уже пылью все покрылись. Потому что пыль мы с дедом тоже не любим вытирать. Теперь мы собрались поближе у стола, дед поставил горячий самовар. Злата забрала поближе к себе мерцающую керосинку. Электрическая лампочка давно уже сама погасла. Дед зажег несколько парафиновых свечей из автолавки. Они трещали, а огоньки плясали от невидимых сквозняков. Мы сидели тесным кружком у стола, а за нашими спинами плясали тени от огоньков свечей. Но мы не оборачивались.»

Злата выбрала несколько книг в шкафу, и стала читать. Сначала медленно, как бы пробуя каждое слово, и прислушиваясь, потом все громче и сильнее стал звучать ее голос. Казалось, что стихи наполнили собой каждый уголок домика, и распоясавшиеся было тени испуганно вжались в темные углы.

«Говорят, что опасно среди людей

Что любая добыча – в долг.

Только я не согласна жить в мире, где

Человек человеку – волк.

Где не помнят, что значит любить, жалеть

И не спорить о том, кто прав

Где легко потеряться во мраке, ведь