В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 2. Обвал

– Я… разочаровала его немного, – она слабо улыбнулась, опуская ресницы, оттого, что на ней совсем нет макияжа, она кажется ещё более юной.

– Не его одного, верно? – злясь, сказал я.

– Ты разочарован? – усмехнулась Таня. – Что ж, я очень рада, хоть кто-то разочаровался.

Ну нет…

– Хоть кто-то?! Ну конечно, ты так привыкла очаровывать, и я, увы, очарован слишком сильно, как… дурак… Это так глупо, что…

– Ну ладно тебе, Марковкин, что за драма? Очарование, разочарование… это не наш с тобой стиль.

Я разозлился так, что схватил её, прижимая к толстому стволу сосны.

– Да ты что, увидят… – тихо вскрикнула Таня, упираясь мне в плечи.

– Пусть увидят, мы, кажется, женаты… – задыхаясь, забормотал я, сжимая её. – Или все твои знают, какой я гадкий гомосексуалист, а наш с тобой брак чистая фикция?

– Фикция? Что ты плетёшь… когда это он стал фикцией?! Да ты что… Господи… – она с усилием вытянула руки. – Теперь, по-моему, наш брак стал… сплошной фрикцией…

– Поцелуй меня… поцелуй меня! – сходя с ума, шептал я и тянулся к ней, а она продолжала пытаться отодвинуть меня.

– Перестань… перестань, Марк, ну… что ты, как… да у меня месячные! Стой…

Действительно, у меня на пальцах оказалась кровь. Это остановило меня только на миг, просто от неожиданности.

– И что? Я умру, если мы сделаем это? Или ты умрёшь? Что такого…

Но тут нас позвали от дома, в ещё пустом лесу голоса раздавались гулко с эхом. Пришлось отпустить её, потому что на нас смотрели, усмехались, переговариваясь.

– П-прости, я…

Мы пошли рядом, Таня пыталась поправить платье.

– Ты… мне кажется, мы были намного счастливее, когда…

– Когда мы не трахались? – зло сказал я, потому что каждый шаг причинял мне боль, ходить с эрекцией, особенно с такой длительной, не слишком удобно. – Может, ты хочешь, чтобы я тоже нашёл себе для этого кого-то другого? Парня, например?

– Это твоё дело.

Я зло развернул её к себе за локоть.

– Моё? Ты отказываешься от меня?! Всё, твой герой приехал в Москву и я больше не нужен… – я отпустил её, останавливаясь и переводя дыхание, чувствуя какую-то слабость. – Прости, я веду себя как баба…

– Да нет… – выдохнула Таня. – Это я… неправа. Но всё это как-то… обременяет.

Мы снова пошли к дому мимо пруда, куда ещё не прилетели утки, возвращающиеся сюда каждое лето.

– Когда-то твой отец на этом месте говорил мне, что он бесчувственный человек, что он никого не любит, а это было не так. Он очень любил тебя и Наталью Ивановну, и родителей тоже любил… Вот так и ты ошибаешься на свой счёт, что ты асексуален, как ты говорил когда-то.

Ох, ну только сеанса психоанализа мне и не хватало.

– Тань, я абсолютно асексуален, в том, что касается всех людей на земле, кроме тебя. Я как ключ, который подходит только к твоему замку. Без тебя я бессмысленный кусок металла, который просто надо выбросить.

– Может ты поэт, Марковкин? «Я поэт, зовусь я Цветик»… Сбавь обороты, правда, я… мы с тобой… я не знаю, открыли новую главу нашей жизни, и я… я теряюсь, как и ты. А… Володя…

– Ты так любишь его, что это заставляет тебя меня мучить? – выпалил я дрогнувшим горлом.

– Я не понимаю, почему ты вдруг взялся мучиться.

– Я сам этого не понимаю.

Таня вдруг остановилась и повернулась ко мне, подняв руку к волосам, её пальцы подрагивали.

– Я… наверное, всё надо было сделать тайно, чтобы ты… я не подумала, что тебя это может взволновать.

Мне хотелось встряхнуть её и крикнуть в лицо: «Да нет у тебя никаких тайн от меня!», но я ничего не стал говорить, пусть пребывает в неведении.

– Ты хочешь развода? Это… наверное, будет правильно.

– Ты хочешь этого, чтобы выйти за него?! – задохнулся я, у меня даже голос осип.

– Я хочу не быть замужем. Когда мы женились, это было главным. Я не хотела быть замужем, и не хочу… Мне нужен был друг и ты был моим другом, но теперь… это стало превращаться во что-то… опереточное и утомительное. Я так не хочу. На это у меня нет душевных сил.

Я остановился, я не мог уже идти.

– Как ты холодна… ты не понимаешь, что… я живой, как и ты! – воскликнул я сквозь задушенное горло.

Таня остановилась тоже и посмотрела мне в лицо.

– С чего ты взял, что я живая? – вдруг без голоса спросила она, бледнея.

– Таня… – вздрогнул я, вспоминая всё, что она рассказала мне в нашу первую брачную ночь, Боже мой, а ведь я всё забыл. Она… сексуальный эльф, не настолько эфемерное создание, как кажется, когда смотришь на неё, и там под этими оболочками в её душе спрятаны и боль, и страх, а я… схожу с ума от ревности, как обычный муж. Но она не обычная женщина, не обычная жена. Она как моё второе я, она всё знает обо мне и всех моих делах, но, главное, обо мне самом.

Она права, она сразу сказала, что ей это не нужно, потому она и вышла за меня, из моей корысти. И какого чёрта я так поглупел, что стал устраивать ей сцены? Мне нужен развод? Она мой единственный по-настоящему близкий человек, и я отталкиваю её?

– Прости меня, – вдохнул я, выпрямляясь. – Я не должен… я не буду больше. Вот прям обещаю и клянусь, никаких Отелло. Ромео более симпатичный персонаж, чем старый мавр…

А Таня вдруг заплакала и, шагнув ко мне, обняла поперёк живота, прижимая лицо к моей груди, вот и, слава Богу, а то – развод, да ты что?! Я обнял её плечи, притягивая к себе, и наклонился к её шёлковым волосам, скользящим у меня под пальцами.

– У тебя есть только один способ успокоить меня теперь, когда я лишился невинности, – прошептал я.

Таня прыснула и засмеялась, тряся плечами, подняла лицо ко мне:

– Так хочешь секса?

– Хочу. И прямо сейчас, – тоже засмеялся я.

Наконец, мы пришли к столу, держась за руки, заключив новый договор. Кто-то пошутил на наш счёт в том смысле, что у нас весна и, похоже, второй медовый месяц, мне так и хотелось им сказать, что не второй, а первый. Вот бы вытянулись лица… Но… эти люди и так знают о нас чересчур много…