В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 1. Успех

– Валерий Карлович…

Я обернулся к двери.

– Можно к вам? – Таня стояла в дверях.

– А…Таня… да-да, входи… э… – я растерялся немного, я слишком много думаю о ней. – Входите.

Она вошла, и снова в этом ужасном платье и в той же ужасной чёрной повязке на волосах. Я встал из-за стола, стол у меня обширный старинный, как и диван, громадный кожаный мастодонт, с резными финтифлюшками на спинке и подлокотниках, что стоит тут, наверное, ещё со времён царизма.

– Таня… вы…

– Валерий Карлович, если вы… считаете, что я не должна работать манекенщицей, что это… как-то мешает, я, конечно, брошу, – сказала Таня.

– Что?.. – я даже не понял, о чём она говорит. – Нет-нет… не надо. Если вы… вам это нравится… Я только… это от ревности, знаете ли.

Я обошёл вокруг неё, вдыхая аромат, который распространялся от неё, чистой кожи, теплых волос, шеи, мои пальцы пахли её шеей, после того, как я однажды касался её. А теперь я чувствовал, как пахнет она вся, я не мог этого знать, но мне казалось, что я знаю… каковы на вкус её губы, мочки, соски…

Она обернулась, удивлённо хмурясь, от этого её ресницы достали до этих самых тёмных и блинных бровей.

– Вы… Валерий Карлович… вы что… вы влюблены в меня? – спросила она изумлённо.

Ну вот и всё… Я поднял руку к её волосам и стянул проклятую повязку, отбросив её куда-то на пол, и, намотав её волосы, оказавшиеся в моих руках на ладонь, притянул её к себе, целуя. Губы… какие полные горячие изумительно мягкие губы… захватить их вполне…пробраться за них, влиться всем ртом в её, полный сладострастного огня, что полился внутрь меня сразу… я прижал её к себе другой рукой, такую тонкую, но она вдруг выгнулась, будто хотела вглядеться в моё лицо.

– Ва… Валера… – она подняла руку и коснулась моей щеки, как будто хотела убедиться в чём-то и всматривалась так, словно узнавала.

Я отпустил волосы, незачем больше было удерживать её, она не собиралась выскальзывать, я коснулся ладонями её лица, к волосам, к шее… и теперь она поцеловала и меня в ответ, разомкнув губы, касаясь языком моих губ…

Жёсткий и узкий диван отлично может служить ложем любви, если достаточно желания…

…Мне неожиданно стало плохо. То ли потому, что я не ел с самого вечера, а уже давно прошло время обеда, пятый час, то ли потому, что понял, наконец, со всей отчётливостью, в какой капкан я попал. А может быть, я почувствовал что-то страшное, что касалось меня, но чего я не мог знать, только чувствовать. Я не взялся бы даже анализировать, что со мной, так сдавило грудь, будто кто-то наступил. Что это такое? Приступ стенокардии? Или ужас того, что едва я задумал уйти от Альбины, едва уже решил это, как она, в самом деле, оказалась беременна.

Но, как и почему? Разве я спал с ней?..

Тогда, в августе, проснувшись в середине дня, я обнаружил себя возле мирно сопящей на диване Альбины и, поняв, что кроме нас больше никого нет, стараясь не шуметь, быстро умылся в ванной и ушёл, придержав «собачку» в английском замке, чтобы не щёлкнула и не разбудила Альбину, я вышел вон и сразу побежал. Я сильный тренированный человек и пробежать несколько километров для меня не составляет труда.

Я прибежал в усадьбу, но Тани не было здесь. Всё осталось, как было, когда я уходил, но только не было её и не было больше здесь жизни, как не было огня в камине. Я бросился к ней домой. Мне открыла её мама.

– Валера… Вы…. – она странно смотрела на меня.

– Лариса Валентиновна, Таня… она…

– Она уехала, Валера, – сказала Лариса Валентиновна, почему-то бледнея.

– Уехала?.. Как это?.. Куда?!

– В Ленинград. Утренним поездом.

– В… Ленинград?.. как это может быть? Почему? – какой-то абсурд, как это может быть…

– Они с Володей Книжником туда уехали.

О, Боже… меня будто камнем ударили в лоб. С Книжником…

Лариса Валентиновна говорила что-то ещё, даже приглашала войти и выпить чаю, «а то на мне лица нет», но я, чувствуя, что этот самый камень, который ударил меня в лоб теперь у меня в груди вместо сердца, потому что оно даже не бьётся, отказался и пошёл прочь. Куда? Конечно, домой.

Дома мама встретила улыбкой, как всегда. Сегодня воскресенье, все по домам.

– Пообедаешь, Лер? – спросила мама. – Как Таня? Ты что-то не в духе. Поссорились?

– Таня… уехала Таня.

– Да ты чё… Всё-таки… Лер ты… ну, словом, не умирай только от этого, а? Ну, я говорила тебе, она не для тебя девочка. Она ни в чём не подходит тебе.

Я посмотрел на маму. Господи, как мне надоело это. Да мне никто на свете не подходит больше Тани, с которой мы даже дышим в унисон…

– Лер… ты отдохни, ложись. Лица на тебе нет.

Но не было не только лица, ничего уже не было, не было меня самого. Я не мог думать, я ничего не чувствовал, я как автомат лёг в постель, проспал до следующего утра, встал, потому что позвонила мать Альбины и позвала меня прийти.

– Альбиночка проснулась, зайдите, Валера?

Я и «зашёл», а что мне оставалось делать, если я не мог ничего больше иного, кроме как исполнять то, что говорили. Я пришёл, они что-то клокотали надо мной, то, как голуби, то, как галки. В конце концов, через некоторое время оказалось, что мы в ЗАГСе, а на Альбине ужасное платье из дешёвого тюля, и какая-то странная шляпка на голове, из-под которой косматилась чёлка, и на меня глядели немного кривоватые брови, которые Альбина всё подгоняла и подгоняла одну под другую, а они будто нарочно упрямились и не становились одинаковыми. Вот даже я стал таким, как она хотела, а брови все не выравнивались…

А через три недели прямо перед первым сентября, у Альбины всё же случился выкидыш, и она, пролежав несколько дней в нашей гинекологии, вышла, и взялась упрекать меня в том, что это я довёл её до этого. Ни разу больше она не упомянула имени Тани, то ли чувствуя, что я способен убить, если она снова заговорит о ней, то ли потому что боялась, что я тут же сорвусь и брошусь в Ленинград искать Таню, и найду, и никто меня тогда не остановит, ни Альбина, ни мама, ни Книжник, ни сама Таня…

Меня зашили в мешок с камнями и опустили его на дно мутной реки, мог я вырваться? Мог, если бы только рука одного человека тронула этот мешок. Одного, единственного на всей земле человека. Я вырвался бы из него…

А пока… я был как под наркозом. Я не мог больше не только спать с Альбиной, которая теперь хотела этого, как ни странно, но и смотреть на неё. Я всё время думал, как я могу быть ещё живым? Прошло лето, осень, замела и задождила зима, то схватывая морозами, то распуская снежную кашу под ногами. Я выпивал каждый день, хотя бы немного, только так я мог заснуть, потому что иначе я не мог слышать дыхание Альбины рядом, ни её движений под соседним одеялом. Мне не хотелось убить её, мне хотелось, чтобы её никогда не было на свете. И меня…

И вот сегодня, в предпоследний день года, который столько мне дал и столько отнял, Альбина потащила меня куда-то к своей знакомой «узистке», и та сообщила нам радостно, что у Альбины беременность семь недель. Мне стало совсем плохо. Ещё хуже, чем было, хотя, кажется, хуже быть не могло, но стало. Во-первых: потому что я не мог вспомнить, когда это я спал с Альбиной, а во-вторых: потому что теперь мне стало казаться, что в моём мешке мне на шею набросили петлю и стали затягивать…

Вот сейчас, я вышел из кабинета УЗИ, и меня затошнило, и сердце вот-вот должно было остановиться. Нет-нет… не только это… что-то ещё произошло, что-то страшное…

– Ну что ты, счастливый папаша? – радостно спросила «узистка» скаля серые зубы.

А Альбина, удивительно подурневшая вдруг, обняла меня, со словами.

– Мы, видите ли, выкидыш летом пережили, а теперь такая радость… а, Валерун? Ну что, отпустило?

Я посмотрел на неё.

– Что?

– Едем домой? – немного бледнея, проговорила Альбина, может, поняла, наконец, что меня надо оставить в покое?!.. хотя бы не говорить со мной, хотя бы не пытаться заглядывать мне в лицо? Не лезть мне в глаза своими глазами, похожими на подгнившие жёлуди?.. Оставьте меня все, вы меня убили, дайте моему трупу спокойно разлагаться…

…Я внезапно очнулась, будто пришла в себя после операции. Валера… он рядом, он только что… только что… я повернула голову. Нет, это не он… но… он удивительно похож на него. Только старше и… иной, но будто Валера в ином измерении… вот что. Удивительно, что я не заметила этого сразу, ещё летом, до чего они похожи…

Вальдауф протянул руку и погладил моё лицо.