Соблазнить верную

– Но ты поддерживаешь его флирт. Это нечестно по отношению к мужу.

– С мужем я сама разберусь.

– Мне сейчас кажется, или рассказы о твоей верности – миф?

– Не тебе об этом судить, уж прости.

– А кому?

– Например, Богу… Не пытайся делать выводы о том, о чем не имеешь представления или о том, что тебя не касается. Это нечестно. Я не играю, я не флиртую, не намекаю и не изменяю. Я работаю и общаюсь. И дам понять этому человеку, если в свои почти сорок он этого не понял, что мужчина и женщина могут вербально контактировать, без интимной близости.

– Ой-ой-ой, ты не говори так! – с наигранным ужасом Сергей оглянулся по сторонам, прикрыв пальцем рот. – Ему не «почти сорок», а тридцать пять! – фраза звучала в сопровождении вытаращенных глаз, драматично изображавших шок. – За такую оплошность он добавит тебя в «чёрный» список.

Она смущенно рассмеялась, пряча лицо в ладонях.

– Как страшно-то!

– А теперь серьезно… – хотел было продолжить дискуссию Сивков, но Камушкина деловито его перебила.

– Давай закроем тему. Я абсолютно серьёзно заявляю: я – актриса, он – режиссёр. Я не могу игнорировать начальство или не общаться с ним.

– Это понятно. Тогда общайся с ним без игривого блеска в глазах. Сможешь?

– Какого блеска?

– Которого еще несколько дней назад у тебя не было, моя дорогая.

– А в общении с тобой у меня глаза тускнеют? – она открыто язвила, всем своим видом пытаясь доказать ошибочность прозвучавших упреков.

– Не знаю… может быть…

– Будь спокоен… хотя до сих пор не могу понять, почему тебя это так цепляет. Я со всеми общаюсь, как с Яковлевичем. Просто до этого меня сковывал страх его любвеобильности. Старалась держать дистанцию. Вчера я поняла, что его «чары» слабее меня. Поэтому мне быть соблазненной не угрожает. Не переживай.

– Вы так смотрите на меня, Анечка. Даже не знаю, как реагировать. Взгляд полный чувственности… есть такое?

В ответ на его откровенное замечание она изумленно открыла ротик, но вместо ожидаемой искренности из нее полился тихий смех.

– О, простите, Вадим Яковлевич, есть такой грешок.

– Правда? – с надеждой оживился он. – И чем он объясним?

– Объяснить это нелегко на самом деле.

– А вы постарайтесь, милая. Постарайтесь.

Всунув руки в карманы и заинтересованно сощурившись, Ковалев уже предался предвкушению услышать о собственном триумфе, когда прозвучало нечто иное, совершенно неожиданное.

– Дело в том, что я видела вас на сцене до нашей встречи, – ее глаза продолжали торжествовать подлинным восторгом. – И видела фильмы с вашим участием. Сказать честно, меня восхищает ваш актерский талант. И профессионализм как театрального режиссера…

– Как вы можете характеризовать последний пункт, если вам не с кем сравнивать мой режиссерский опыт? – разочарованный ответом, Ковалев бесцеремонно перебил актрису.

– Да, в этом вы правы. Но в мастерстве актера вы для меня являетесь примером идущего вперед и покоряющего вершины, – ее глаза заметно сверкнули восхищением. – Именно вы вдохновляете меня здесь, во время репетиций. И это не может не приводить в восторг.

– И всё? – с разочарованием хмыкнул Ковалев.

– И всё, – наивно хлопая ресницами, проговорила она.

– То есть, другими словами, вы фанатеете от меня?

Она расхохоталась.

– Как школьница? Нет! Я смотрю на вас, как на образец своего творческого пути. Вы для меня – вдохновитель на успех.

Вот в таком духе они общались почти месяц. Режиссера выводили из себя эти «качели» – он и Анна то приближались друг к другу, то отдалялись. Порой он видел в ее взгляде желание… Но именно в тот момент, когда Вадим обнаруживал его и готовился к активным действиям, темпераментная пылкость в ее глазах вмиг менялась на лед, в котором, помимо официоза и равнодушия, невозможно было рассмотреть ничего.

Тут Вадим начал понимать, что страсть, о которой он мечтал, в Анином представлении имеет художественный характер. Это не влюбленность и даже не увлечение. Он для нее – воодушевление, муза, источник страсти к сцене, и эта женщина не видит в нем мужчину. Ее слепит только одно желание – достичь творческих высот. Именно по этой причине она так быстро меняется. И это уже что-то!

Но спустя некоторое время, несмотря на такие восторженные дифирамбы, звучавшие из Анечкиных уст, Вадим Яковлевич вдруг стал замечать, что она старается его избегать при всей абсурдности этого действа. Что-то изменилось, пропал азарт и пылкость… На его замечания реагировала рассеянностью, играть стала хуже… Все время где-то витала. Неужто муж вернулся?

Это раздражало воинственно настроенного Вадима. Сначала после той беседы между ними он чуть поостыл – женщина часто портит отношение к себе хвастовством собственного ума. Такие «отличницы» его не особо привлекали. Как правило, они тяжело шли на контакт или вовсе игнорировали его любезность. Или же спустя какое-то время после легкого флирта его настигало разочарование, поскольку женский ум часто становился благоприятной средой для развития феминизма.

Ковалев старался держаться от таких дам подальше, побаивался их прямолинейности, нередко унижающей мужчину витиеватыми и далекими от истины намеками. Естественно, при таких условиях его шансы поразвлечься приравнивались к нулю. А с другой стороны, не сильно уж хотелось развлечений с такого рода заумными девицами.

Сейчас же господин Ковалев чувствовал себя беспомощным из-за растерянности перед этим странным образом верного-неверного ангела-неангела. Что за девчонка? Может быть, это какая-то игра? Пока он думает, как заполучить её, Аня разрабатывает свою стратегию? Да, что-то, Вадим Яковлевич, ты в свои золотых тридцать пять потерял сноровку в соблазнении недоступных женщин… Или же стал выбирать сложные объекты, что свидетельствует, скорее, о некоем росте в данной сфере пикапа.

Итак, что происходило с Анной? Вроде все определенно ясно – в глазах девчонки торжествовали нежность и покладистость, если бы не… искорки, часто вспыхивающие в ее глазках задорным блеском. И в них ему ясно виделась чувственность, которую она прятала глубоко в себе. И этот момент часто встречался во время репетиции, когда Анечка должна была изображать героиню, противоположную собственной натуре.

– Аня, в чем проблема? – внезапный вопрос режиссера заставил ее поднять на него виноватый взгляд. – Ты перестала «видеть» Милену?

– Сказать честно, я все меньше ее понимаю, – призналась актриса, и под давлением яростного взгляда драматурга спрятала раскрасневшееся лицо за листами сценария.

– Ты должна не просто понимать Милену, а стать ею! – всеми силами старался не кричать, но подобная актерская бесхарактерность сильно его гневила – отсутствие желания малоопытного артиста пропускать персонажа через себя способно развиться в бездарность.

– Это нелегко… – вздохнула Аня с сожалением на лице, отбросив сценарий на стол. – Она ищет любви, но при этом прячется в объятиях нелюбимых мужчин.

– Потому что в ней доминирует страсть… – он наблюдал, как Анна одним пальчиком строит из листиков пирамиду, что свидетельствовало о несерьезности ее подхода. – Наблюдайте, госпожа Камушкина, за трансформацией личности Милены Марковой. К примеру, вначале пьесы она до такой степени любит мужчин, что какое-то время не в состоянии определиться с типажом, который смогла бы полюбить. То есть «своего» возлюбленного она даже не может представить, в отличие от большинства женщин…

– Значит, она не имеет представления о любви, – спокойно отрезала Аня и снова уткнулась в сценарий.

Вырвав из ее рук распечатки, Ковалев уставился ей в глаза.

– Исток любви часто идет из страсти, – произнес он, поглощая взглядом каждую морщинку на ее лице.

– Мне не известна такая любовь, – монотонно отвечала Аня с внешним равнодушием к вышесказанному.

Глаза Вадима начинали источать нарастающий гнев.

– Простите, Анна, вы фригидны? – выпалил он и только через мгновенье понял, что произнес это вслух.