Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

Эркин на мгновение опустил ресницы. Вот чёрт, но надо говорить, чтобы Андрея увести. Да и… Ладно. Уже начал. Шагнул, так иди.

– Я спорил, что вы три приёма сделаете, сэр. А вы второй не закончили и уснули. Я и проиграл.

– Что? – искренне изумился Джонатан. – Какие приёмы? Ничего не понимаю.

Фредди и Андрей смотрели на Эркина с таким же недоумением. Ну что ж… Правда, подстава, как ни крути, получается, но… ну, да ладно…

– Сэр, когда внутри свет включён, а окна не закрыты, то снаружи всё видно. У неё, ну, где вы заснули, пижама красная кружевная, вы ещё в пуговицах путались.

Джонатан медленно начал краснеть, у Фредди округлились глаза. Эх, ну, была не была, а то ещё подумает, что за ним специально следили.

– Понимаете, сэр, спальни у всех на двор выходят, раньше рабские бараки загораживали, а теперь они сгорели, а шторы ни одна… леди не задёргивает. Ну, мы и сядем в кусты за забором, и всё видим. И играем, как на скачках.

– А меня ты чего не позвал? – с детской обидой в голосе спросил Андрей.

– Ты бы заржал не вовремя, а там тихо надо, – спокойно ответил Эркин.

Задыхавшийся Фредди, наконец, смог захохотать. Он хохотал так, что Эркин смотрел на него уже с тревогой. Как и на ставшего тёмно-пунцовым Джонатана.

– Это ты так поздно с игры приходил? – Андрей оглядывал Эркина, будто впервые видел. – А я-то думал… – и заржал.

– Нас там, знаешь, сколько было… – улыбнулся Эркин, посмотрел на Джонатана и решил утешить. – Другие ещё меньше вашего держались, сэр. Она быстро вырубает.

Фредди не мог говорить, из глаз у него текли слёзы, он останавливался, открывал рот и снова начинал хохотать. Смеялся, закидывая голову и раскачиваясь на стуле, Андрей. Наконец засмеялся и Джонатан.

– И много ты проиграл?

– Меньше, чем вы на мне, сэр. У нас ставки ниже. А так-то я много наиграл. Больше я ни одной ставки не отдал.

Фредди налил себе полную рюмку водки, выпил залпом и смог перевести дыхание.

– Ну, парень… ну… неужели, правда?

– Что? Что остальные ещё меньше держатся? Правда. Больше одного приёма никто не делает. И шторы ни одна леди не задёргивает.

– Так… И кто это начал?

– Не знаю, сэр. Местные говорили, что они с весны так играют. Ну, как листва появилась.

– Ну, черти, ну… ну, нет слов! – крутил головой Фредди.

– На Фредди ты тоже играл? – спросил Джонатан.

– Не пойдёт, – сразу сказал Фредди. – Мои занавешивают.

– Да, – кивнул Эркин, – но у той, что за скобяной лавкой, кровать или что там со звоном. Каждый толчок слышен. А ты и там, как в драке. Бьёшь сильно, но одинаково.

Теперь покраснел Фредди.

Эркин осторожно похлопал Андрея по спине.

– Продышись.

– Ну, на такую игру не позвал, – Андрей обиженно покачал головой. – И много ты наиграл?

– Сколько смог, всё взял, – улыбнулся Эркин. – Они-то думали, что нагреют меня. Ну, с весны играют, всех видели, всех знают, а меня на новенького прокатить хотели. Да и остальных. Ну, и просто показать-поглазеть, если кто без денег, – Эркин посмотрел на жадно пьющего Фредди, всё ещё красного Джонатана и продолжил: – Я всех там видел. И мэра, и шерифа, и начальника полиции, и лендлордов всех.

– И всё у той, в красном? – Андрей даже есть перестал.

– И у неё, и у других. Как одна свет погасит, мы к другому дому идём. Пока не надоест или деньги не кончатся.

Эркин осторожно отпил вина и стал есть. И какое-то время в комнате было тихо. Но Андрей опять начал:

– И вот вчера, ну, после бала, ты тоже играл?

– Я соревновался, – усмехнулся Эркин.

– В чём? – изумился Джонатан.

– Кто больше приёмов знает, сэр, – улыбался Эркин.

– Это с той мулаточкой? – спросил Фредди.

Эркин кивнул.

– И кто победил? – попробовал подловить его Джонатан.

– Утро наступило, – улыбнулся Эркин. – Мне на конюшню надо было идти, сэр.

– И ты что, всю ночь? Вы ж рано ушли! Не спал совсем? – у Андрея горели глаза.

– Конечно, не спал. Только поели немного в серёдке, и всё.

– Силён парень, – усмехнулся Фредди.

– Нормальная смена, – пожал плечами Эркин. – Да и она знает всё. Легко работалось.

– И сколько? – не отставал Андрей.

– Чего сколько?

– Приёмов.

Эркин вздохнул и перестал есть.

– Всё-то тебе доложи. Сейчас сосчитаю. Качели, стоя два раза, спереди и сзади, потом руками, потом лёжа покатались, ртом ещё, да лошадки…

– Лошадки? Это как?

– Ты лежишь, а она едет на тебе. Как на рыси.

Джонатан закрыл лицо ладонями и тихо постанывал, Фредди не мог смеяться и только шумно дышал открытым ртом, слушая этот деловитый перечень.

– А катались, ты сказал, это как?

– Сверху, снизу и на боку. Главное – замок не разорвать.

Андрей задумчиво пожевал губами и убеждённо сказал:

– Врёшь ты, нельзя столько за ночь успеть.

И тут уже Эркин не выдержал и засмеялся.

– Бывало и больше. Я ж говорю, с ней легко. Можно и больше было, да мы не спешили.

– Хватит, – наконец простонал Джонатан. – Уморишь.

– Да-а, – продышался Фредди. – Ну, до такого… Нет, я-то считал, что чего-то могу.

– Чего-то все могут, – вздохнул Андрей. – А вот так…

– На то меня и учили. С пяти и до почти четырнадцати, – Эркин на секунду задумался и кивнул. – Да, в четырнадцать меня уже продали, и всерьёз работал, – оглядел свою тарелку и улыбнулся. – Очень вкусная рыба, сэр. Андрей, ты чего не ешь?

– Тебя слушаю, – Андрей доедал форель, явно думая о другом.

Джонатан встал и опять поменял посуду.

– Так, парни, после такого разговора овощи. Прованская запеканка. Тоже под Совиньон. Его вы уже знаете, сами наливайте.

– Спасибо, сэр.

– И сыр к овощам.

Андрею явно хотелось продолжить разговор о постельных приёмах, но Эркин под столом наступил ему на ногу, и он потому ограничился фразой:

– Разве такому научить можно?

– Научиться можно всему, – убеждённо ответил Эркин.

– Ну, это смотря кто учит, – возразил Джонатан.

– И как учиться, – усмехнулся Фредди. – Меня отец за школу порол смертным боем. Учись, говорил, мерзавец, хоть контракт понимать будешь. Нагревали отца на контрактах часто. Вот он и бушевал.

– А ты что, учиться не хотел? – заинтересовался Андрей.

– Дурак был, – вздохнул Фредди. – Потом навёрстывать пришлось. Нет, до четырнадцати где-то я ещё в школе появлялся. А чего, думал, читать-писать умею, чего-то о чём-то знаю, а главное… в седле держусь и без седла не свалюсь, стрелять умею, кулак жёсткий, глаз твёрдый, что ещё ковбою нужно? И пошёл в работу.

– Ты ж говорил, что с десяти работал, – Андрей уже переключился полностью на новую тему.

– Это я так, – усмехнулся Фредди, – прирабатывал в сезон. А тут… сам по себе стал жить. По своему контракту.

– Ага. Я в двенадцать по своей статье пошёл, – улыбнулся Андрей.

– А я в двенадцать, нет, чуть позже, как раз в Аризону рванул.

– Из дому сбежал?

– Дома уже не было, – усмехнулся Джонатан. – Да ничего уже не было. Родители погибли ещё раньше, сестре стало совсем плохо. Прикрывать она меня больше не могла… А я надеялся, что без меня от неё отцепятся.

– Кто? СБ? Охранюги?

Джонатан быстро поглядел на Андрея.

– Как тебе сказать… Понимаешь, я знаю, кто стоит за всем этим, – и рассмеялся. – Нет, надо по порядку. Я из семьи Бредли, и нашу семью уничтожали. Из-за чего? Долгая история, парни. Началась она до меня, но, надеюсь, на мне не закончится. А так… Словом, к моим двенадцати от семьи Бредли остались двое. Я и моя сестра. А от богатства… даже не крохи, ещё меньше. Мы были очень богаты. Очень. Не могу сказать, насколько… Дома, земли, заводы, имения, банки… И ничего не осталось. Квартира с остатками мебели и какая-то мелочь в банке. Уже чужом. А сестра сказала, что и этого уже нет.

– Она была старше вас, сэр?

– Да. На пятнадцать лет. Когда погибли родители… в автокатастрофе… хотя, какого чёрта?! Мне только восемь минуло, но я уже понимал, что их убили. Сестра уехала… Я не знаю, как она это сделала, что отдала, но нас оставили в покое. На четыре года. Она столько откупила. Из той поездки она вернулась… уже не в себе. И сказала, что у нас есть то, что есть. Квартира, мебель, одежда… и всё. Продали квартиру, мебель, одежду, всё, что удалось продать, и на эти деньги и жили. Четыре года. В школу я толком не ходил, так, крутился около. Это потом меня Фредди учиться заставил. Сдать за школу и в колледж пойти, – Джонатан улыбнулся.

– А я года два или три проучился, и нас всех СБ заарестовала, – Андрей невесело усмехнулся. – И кончилась моя учёба. Да и чему учили, всё забыл.

– Вспомнишь, – твёрдо сказал Эркин. – Если чему-то когда научился, то ты это знаешь. Голова забыла, так руки, тело помнит. Да и голова. Я никак не думал, что я все эти… сонеты помню. А научили в питомнике ещё.

– Может, и вспомню, – не стал спорить Андрей. – А не вспомню, так и без этого проживу.

– Это ты зря, – покачал головой Фредди. – Чем больше человек знает, тем ему же лучше. Из Аризоны когда рвать пришлось, я и чухнулся. Ковбои не нужны, а я ни хрена больше не умею. Вот когда крутиться пришлось. И работали, и зарабатывали, и учились.

– И чему?

– А всему! На электрика, на шофёра, на строителя… Джонни в колледже, я работаю. Я сел, Джонни работает. И на курсах всяких. Плотник, слесарь, бетонщик…

– До конца ты только на шофёрских дошёл, – улыбнулся Джонатан.

– Спокойный год выдался, – кивнул Фредди. – И машину знать надо было.

– Слушай, Фредди, – вдруг встрепенулся Андрей. – Это ж как тебя в армию не загребли?

Джонатан и Фредди переглянулись.

– Деньги многое могут, – с лёгкой насмешкой сказал Фредди.

– А это далеко не самое сложное и дорогое, – улыбнулся воспоминанию Джонатан.

– Такие бы курсы хорошо, – задумчиво сказал Эркин. – На подёнщине долго не продержимся. Но там грамота нужна, а я…

– Но сейчас-то тебе учиться можно.

– А что, Фредди, ты слышал, чтоб где школа для цветных, ну, таких, как я, для взрослых уже, была? В Джексонвилле на весь Цветной одна школа для мелюзги. И то… на неё поглядеть страшно.

– Ну, читать-то Эндрю умеет, мог бы и тебя научить.

– Из меня учитель… – хмыкнул Андрей.

– Что сам знаешь, тому и научить можешь, – возразил Эркин.

– Да-а? – у Андрея хитро заблестели глаза. – А ты меня тогда приёмам научишь?

– Больше тебе учиться нечему? – сразу ответил Эркин. – Остальное ты всё знаешь, так? – и уже серьёзно: – Чему-то могу научить, а чему-то нет. Для этого с тобой надо сделать, что со мной сделали. Хочешь такого?

– Ты что?!

– Ну и не бухти тогда, – Эркин сердито посмотрел на Андрея. – Обойдёшься.

– Придётся, – комично вздохнул Андрей, разряжая обстановку.

Все рассмеялись.

– Доедайте овощи, парни. Понравились?

– Да, сэр.

– Одно вкусней другого.

– Да, Джонни. Дюпон постарался.

– Что?! – изумились парни. – А при чём тут Дюпон?

– Весь ужин я заказывал у Дюпона, – улыбнулся Джонатан. – Но хотелось посидеть так, чтобы нам никто не мешал. Поэтому собрались здесь.

– Чтоб вы смокинги не искали, – пояснил Фредди.

Парни дружно засмеялись.

– И это у Дюпона каждый вечер так едят? – уточнил Андрей.

– Нет, – рассмеялся Джонатан. – Не каждый. Даже король ужинает по-королевски не каждый вечер.

– Слишком дорого, – понимающе кивнул Эркин.

– Не только. Королевский ужин – это не только еда, сервировка, вина… Это всё вместе и ещё что-то.

Эркин кивнул:

– Я понял, сэр.

Джонатан встал, лёгким взмахом головы отказавшись от чьей-либо помощи, и снова поменял посуду. В стороне у стены был стол, куда Джонатан переставлял грязную посуду, а рядом ещё один со стопками чистых тарелок, закрытыми блюдами, судками, кастрюльками…

– А теперь мясное. Горячее. Главное блюдо ужина.

Большое серебряное блюдо под серебряной крышкой было горячим. И когда Джонатан снял крышку, их обдало горячим и таким ароматным паром, что Андрей не выдержал и выругался настолько восхищённо и забористо, что Фредди рассмеялся:

– Ну, ты и мастер. Здесь тебе точно учиться уже нечему.

Улыбнулся и Джонатан, раскладывая содержимое блюда по тарелкам. Убрал опустевшее блюдо и поставил второе.

– Это перепёлки, парни. А это к ним гарнир. Овощи и соус. Это себе сами кладите. Едят перепёлок руками.

– Уже легче, – пробормотал Фредди. – Держим за эти браслетики, что ли?

– Совершенно верно. И к ним красное вино. Мюзини и Бордо. Вот эти бутылки. Сейчас всем налью. Вот так.

Джонатан быстро оглядел стол и сел на своё место. И наступила тишина. Благоговейное молчание. Потому что это было… необыкновенно. И говорить – это отвлекаться от еды, а не оторваться – так вкусно. Да и страшно закапать горячим жиром рубашку и скатерть. Хотя парни, по примеру Джонатана и Фредди, ещё в самом начале положили себе на колени салфетки, но и тех жалко. Белая узорчатая ткань такая красивая.

– Я даже не думал, что такое бывает, – наконец выдохнул Эркин.

Фредди кивнул, собирая ломтиком хлеба соус.

– Я тоже. Похоже, готовил сам Дюпон.

– Да. Из уважения к заказу.

– И заказчику?

– Возможно, – улыбнулся Джонатан.

Здесь предлагать доесть было незачем. Блюдо гарнира очистили полностью.

– Ну вот, – Джонатан, улыбаясь, оглядывал стол и сотрапезников. – Хорошо?

– Очень хорошо, сэр, – улыбнулся Эркин. – Это птица такая, перепёлка, да, сэр?

– Да.

– Курицу ел, – улыбался Фредди, – индейку, утку, гуся, даже голубя, но такое… Перепёлки, они же дикие, Джонни, или их разводят?

– Дикие. Поэтому в меню не птица, а дичь.

– Понятно, почему Дюпону неделя понадобилась. Здесь такого не купишь, негде.

– Это были его проблемы, Фредди, – засмеялся Джонатан. – Но он постарался.

– Заметно, – кивнул с улыбкой Фредди. – Теперь я верю, что французская кухня лучшая в мире.

– У каждой страны, каждого народа, – Джонатан пустился в объяснения, заметив недоумение парней, – своя кухня. Ну, блюда, способ приготовления… Сегодня у нас французская кухня.

– Очень вкусно, сэр, – кивнул Эркин. – А… русская кухня какая, сэр?

– Никогда не пробовал. Из русской кухни знаю икру и водку. А что там ещё есть? Не знаю. Жизнь велика, парни, всё узнаем, всего попробуем. Теперь-то…

– На свободе, – продолжил за него Фредди.

– Но вы же были свободными, сэр, – вырвалось у Эркина.

– Как тебе сказать. И да, и нет. Формально да. А по сути… Зависимость… это же не свобода, так?

Эркин кивнул, но возразил:

– Но вас же не продавали, сэр.

– С торгов? Нет. Но, – Джонатан усмехнулся. – Но вот, скажем, приезжаю я к одной… Перепёлочке. И она мне говорит, что я теперь буду работать на… Помнишь Даунти, Фредди?

– Эту сволочь забыть трудно.

– Это ещё мягко сказано. И вот я должен выполнять все приказы этого Даунти, работать на него. Почему я? Почему на него? Надолго ли это? Вопросов задавать не положено. Тебе это ничего не напоминает, Эркин?

– Напоминает, – кивнул Эркин. – Я не думал, что у белых так… похоже.

– Это когда ты на Даунти работал?

– Когда ты на курорте прохлаждался, – невесело усмехнулся Джонатан.

– Вот, значит, через кого ты на Крысу вышел, – Фредди покрутил головой. – Хлебнул ты…

– По горло. Но Даунти выхода на Крысу не имел. Через него я тебе место выбил и стал собирать деньги. И уж через заказчиков вышел на этот канал. Вот, кстати, Эркин, насчёт продавали или не продавали. Про Уорринг слышал?

– Да, сэр.

– Так комендант Уорринга, Ротбус, его ещё Крысой звали, вовсю торговал заключёнными.

– Из Уорринга либо в лагерь, либо в землю, – усмехнулся Андрей.

– Да. Но был и третий путь. Выкуп. Держал его Крыса. А оформлялось это как смерть. Умер, и всё.

– По-нят-но, – в растяжку сказал Андрей. – Но я про это даже не слышал.

– А об этом, Эндрю, только выкупленные и знали. Ну, и молчали, конечно. И если что… ну, живыми их не брали. Крыса не хотел рисковать, а с ним связываться тоже не рисковали.

– А так, Эндрю, из Уорринга много встречал?

– Не очень. Они как не в себе были, и их быстро на финиш отправляли. Финишный этап на небо.

– Понятно. Выкупленные тоже быстро с круга сходили. Либо их кончат, либо сами… – Фредди усмехнулся. – Что-то у нас разговор невесёлый пошёл.

– Раз по краю Оврага прошли и не упали, значит, весёлый, – возразил Эркин.

– Эт-то ты точно сказал, – Фредди будто заново оглядел его. – Это ты молодец.

– А у тебя свобода с чего началась? – спросил вдруг Андрей.

Эркин улыбнулся.

– У меня? Смешно как-то. Нам когда свободу в имении, да, вы знаете, как это делалось?

– Нет, – покачал головой Джонатан. – Мы тогда старались подальше держаться. А болтали потом разное.

– Всего наслушались, – кивнул Фредди. – Что русские лендлордов на растерзание отдавали. Ну, и ещё всякое.

– Да нет, враньё это всё. Хотя всякое и бывало, но потом, да, – Эркин взмахом головы отбросил со лба прядь. – Собрали нас всех в холле, пришёл хозяин, с ним русский, думаю, офицер, надзиратели… ну, те чуть показались и исчезли. Хозяин сказал русскому, что все здесь, и ушёл. И уже русский нам объявил сам, что мы все, и рабы, и отработочные, все… – Эркин на мгновение задохнулся. – Свободны. И можем идти, куда сами хотим. А если хотим остаться здесь, то нам уже за работу должны платить. Потом его ещё о чём-то спрашивали, – Эркин как-то виновато улыбнулся. – Только я будто оглох. Вижу, как губами шлёпают, а ничего не слышу. И вообще… не со мной это. Русский уже уходит, лакеи за ним побежали. А мне как в голову ударило. Мы все разувались, когда в Большой Дом заходили, а у меня сапоги крепкие, недавно выдали. Испугался, что подменят, и пошёл на крыльцо. Нашёл сапоги свои, обулся. Смотрю – русские уезжают. А ворота так настежь и остались. А я сижу на крыльце, смотрю на них…

– И думаешь, что можешь уйти, так? – Андрей смотрел на него блестящими глазами.

– Нет, – покачал головой Эркин. – Ни о чём тогда не думал. Сидел и смотрел.

– А я долго не мог привыкнуть, что иду, один, а никто не стреляет, – улыбнулся Андрей. – Уже и одежду раздобыл…

– Сменил робу, – понимающе кивнул Фредди.

– Робу я сразу в Овраг, ну, в ров, кинул, – спокойно сказал Андрей. – Как вылез, сбросил её и голым пошёл.

– Как это вылез? – спросил, уже догадываясь, Джонатан.

– А просто, – Андрей рассмеялся. – Вы по краю Оврага ходили, а я там полежал и вылез. Недобитый я.

– С ума сойти! – вырвалось у Джонатана.

– Это точно, – кивнул Андрей. – Я долго не в себе был. Ладно.

– Ладно, – улыбнулся Джонатан. – Теперь кофе, фрукты и коньяк.

На этот раз ему не удалось всё сделать самому: так легко встал и присоединился к нему Эркин. А приняв помощь Эркина, Джонатан был вынужден допустить к сервировке и остальных.

– Черти, не дали мне самому всё сделать.

– Не жадничай, – рассмеялся Фредди.

Когда стол заново накрыли и даже поменяли свечи в подсвечниках, Андрей пришёл в восторг от крохотных кофейных чашечек.

– Ой, лялькины чашки! – вырвалось у него по-русски.

– Что-что? – переспросил Эркин по-английски. – Какие чашки?

– Чашки ляльки, – ответил Андрей. – Ну, кукольные. У сестры кукла была. По-русски лялька. И посуда кукольная. Даже побольше чашечки.

Джонатан разлил кофе и коньяк.

– А у моей сестры, – задумчиво сказал он, – была целая комната кукольная. Это бисквит сухой, парни. Ну, шоколад вы знаете, только этот особый, горький.

– Кукольная комната – это…

– Это нормальная комната, – рассмеялся Джонатан. – Только жили в ней её куклы. И три кукольных дома. С мебелью, посудой, одеждой, всё как полагается. Для больших кукол, для маленьких и для очень маленьких. Она уже в куклы не играла, но меня иногда пускала в эту комнату. Посмотреть. За хорошее поведение.

– Целая комната для кукол? Обалдеть, – покрутил головой Андрей.

– Это детская её была? – спросил Фредди.

– Нет, кукольная. Её игровая. У меня у самого, пока родителей не убили, было три комнаты. Спальня, игровая и для занятий.

– Ого! Это ж какая квартира была, – изумился Андрей, – что столько комнат?!

– Это мы ещё в имении жили. В главном имении. Оттуда уехали в город, вернее, она меня отвезла на квартиру и уехала. И я неделю, наверное, жил один. Как она сказала, никуда не выходил.

– А… что же вы ели, сэр?

– Со мной была моя гувернантка. Она согласилась побыть эту неделю. Слуг уже никого не было. Гувернантка, парни – это вроде учительницы. Но она уже не занималась со мной. Так, что-то готовила, приглядывала. А когда сестра вернулась, сразу ушла. Сказала, – Джонатан усмехнулся, – сказала, что хочет жить. И мы остались вдвоём. И сестра стала потихоньку продавать мебель, кое-какие вещи, квартиру. Квартира была тоже большая. Но… а у вас, Эндрю, квартира была или дом?

– Дом, – убеждённо ответил Андрей. – Я сад помню. Вокруг дома. А дома… спальня, значит, наша комната, столовая, ещё… нет, путается всё.

– Ты с сёстрами в одной комнате был? – удивился Джонатан.

– А что такого? – улыбнулся Фредди. – Нас: девять человек детворы, да родители. И хорошо, когда две комнаты с кухней были. Отец с матерью и малыши в одной, кто постарше в другой, кому совсем места нет, в кухне на полу стелили.

– А мы, когда сестра всё, что могла, продала, переехали, а там уже… да, три комнаты. Её, моя и общая. Эту квартиру я уже хорошо помню. Сестра никак не могла привыкнуть, говорила, что тесно, душно…

– Ну, ещё бы, – кивнул Андрей. – После такого, чтоб для кукол отдельная комната… Я слышал как-то… К хорошему человек привыкает сразу и успешно, а к плохому всю жизнь и неудачно.

Эркин усмехнулся.

– Это если плохое и хорошее чередуются. Я вот долго думал, что белых, как и нас… в питомниках разводят. Только называются эти питомники семьями.

– Ну, ты даёшь! – не выдержал Андрей.

– Бери, раз дают, – огрызнулся Эркин и продолжил: – Я ж до четырнадцати в питомнике жил. Потом… словом, семью я в двадцать лет увидел, когда в имение попал. И то… Я ж скотник, в Большой Дом только в пузырчатку заходил. О семье хозяйской из болтовни рабской знаю.

– Пузырчатка – это что? Комната наказаний?

– Да, сэр. Только новокупленные, ну, кто до того в других имениях был, говорили, что нигде такого нет.

– Вторая степень, пункт семь, – быстро сказал Фредди. – Ты понял, Джонни?

– С ума сойти! Это же пытка, пыточная камера.

– Может быть, сэр. Но пороли тоже. Правда, редко. А так просто били, без пайка оставляли. Ну, и пузырчатка. Оставь, Андрей, я не завожусь. Я не об этом. О семье. Вот вы о сестре своей говорили, сэр. Я думаю, если бы с хозяевами моими что случилось бы, не стала бы их старшая о младших заботиться. Нет!

– Это её ты маленькой стервой называл? – усмехнулся Фредди.

– Да. Её и хуже называли. Вообще-то у неё одно на уме было. Хозяйка уедет куда, так она сразу в её спальню лезет, к спальнику. Криком от неё, говорят, кричали. Ни одного раба не пропускала, чтобы в штаны к нему не залезть, с надзирателями со всеми перевалялась.

– Подожди. Ты у Изабеллы Кренстон был? – быстро спросил Джонатан.

– Да, сэр. Только звались мы говардовскими.

– Это её девичья фамилия, – Джонатан как-то странно улыбнулся. – Так это она экономию на рабской каше наводила?

– Да, сэр. А что, вы её знаете, сэр?

– Встречал несколько раз, – Джонатан улыбался, но глаза его зло сощурились. – А маленькая стерва – её дочь, так?

– Да, сэр. Маргарет.

– И её в заваруху не пристукнули?

– Не знаю, Фредди. Хозяйку с хозяином и двоих младших я видел. Но после заварухи уже. А её нет, – Эркин усмехнулся. – Я и об остальных не тосковал, а уж об ней-то… Так я о чём говорил. Вот мать, отец, дети. Семья?

– Семья, – кивнул Джонатан. – Я знаю, о чём ты думаешь сейчас. Но они Говарды. А у Говардов… всё иначе.

– Да, сэр, но я это уже потом понял. А тогда думал, что у всех белых так. А что, сэр, – Эркин всё-таки немного опьянел. – У вас с Говардами свои счёты? Вы так говорите о них…

– Да, – твёрдо ответил Джонатан. – Ты прав. И я сквитаю его.

– Удачи вам, сэр, – улыбнулся Эркин.

– А у тебя к ним что, нет счёта? – спросил Андрей.

– Есть, – кивнул Эркин. – Только… Ладно, не хочу сегодня об этом. Хорошо так было.

– И опять ты прав, – улыбнулся Джонатан. – Не будем о них. Ты же победил, так?

– Я выжил. Значит, да, победил, сэр.

– Кто выжил, тот и победил, – кивнул Андрей. – Значит, что, переиграл я охранюг?

– И за это выпьем, – усмехнулся Фредди. – Эркин, ты попробуй в кофе коньяк налить.

– Он лучше ещё сахару положит, – засмеялся Андрей.

– Пока ты весь не стрескал, – ответно рассмеялся Эркин.

– Берите виноград, парни. Тоже, наверное, не пробовали никогда.