Мир Гаора. Сторрам

– А что ещё? – горько вырвалось у Гаора.

Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.

– Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.

Гаор кивнул.

– Нутро не болит?

– Нет.

– И вот что? – Матуха на мгновение задумалась. – Есть такая штука, гимнастика, знаешь?

– Знаю, – улыбнулся Гаор.

– Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно зажило. Понял?

Гаор кивнул. Об этом – послеоперационная гимнастика от спаек – ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех… И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала:

– А смеяться или спрашивать кто будет, скажешь, Матуха велела. Одевайся.

Он быстро как по тревоге одевался, а она, стоя рядом, смотрела на него.

– Да, а чего мне говорили, ты не разуваешься? В ботинках ноги преют.

– Знаю, – ответил Гаор, заправляя рубашку и майку в штаны, – но у меня босиком ноги мёрзнут, – и сразу стал объяснять: – Застудил я их давно, в Алзоне, вот и мёрзнут легко.

Матуха кивнула, никак не показав, знает ли она, что такое Алзон, и спросила о более важном.

– Болят или немеют?

– И то, и то, – вздохнул Гаор.

– Тогда к Матуне сейчас зайди, пусть она тебе чуньки даст. Беги.

– Спасибо, – поблагодарил Гаор, выбираясь из-за занавески так, чтобы сразу оказаться в коридоре.

Ответа Матухи он даже не услышал, побежав к Матуне: коридор-то пустеет уже. И у её двери столкнулся с ней.

– Ко мне никак? – остановила она его. – Так время вышло. Чего случилось?

Гаор перевёл дыхание.

– Матуха велела чуньки, – выговорил он почти сразу, – у тебя попросить.

– Никак ноги повредил? – удивилась Матуня.

– Застудил я их давно, – стал снова объяснять Гаор, – мёрзнут теперь легко.

– Ага, – кивнула Матуня, – поздно уж седни, завтра приходи, а я за день подберу тебе.

Гаор поблагодарил и пошёл в свою спальню. Махотка по-прежнему валял дурака с девчонкой, пугал её, что затащит, а она фыркала по-кошачьи и отбивалась от его рук, но не уходила. Гаор еле протиснулся мимо них в дверь мужской спальни.

После рассказа Гаора о зачистке посёлка, Махотка почти до утра проревел, а Плешак в тот же день рассказал, что и рабские поселки, случалось, вот так исчезали, слышали они о таком. Как послал управляющий кого по делу какому, или в лес, скажем, по ягоды девки-малолетки пошли, приходят, а ни домов, ни следов, ни скотины, пепелище голое.

– Мы-то думали, поблазнилось, – рассказывал Плешак, утрамбовывая в контейнер пакеты с электроодеялами, – ну, померещилось, значит, или ещё что, а оно вона как выходит. Сказки даже есть такие, про огненных змеев, что как дохн?т, так посёлка и не бывало. А ты, значитца, в ясность все привел. Сказки они древние, а не брехня выходит.

– Видно, в старину тоже спецвойска были, – усмехнулся Гаор, берясь за контейнер. – Везу?

– Вези, и в левый угол заткни.

– Понял.

Заталкивая контейнер в указанное место, Гаор подумал, что ведь и в самом деле, выжигание непокорных – давняя традиция ургоров. Просто заучивая на уроках истории хронику покорения Великой Равнины, он не задумывался, как в действительности выглядело Огненное Очищение. Наверное, так же, только следы не шин, а копыт. Не гильзы, а наконечники стрел, а в остальном… и ещё…

Идя за следующим контейнером, он напряжённо вспоминал слышанное и читанное и впервые пытался посмотреть на это с другой стороны. Даже боли не замечал.

И сейчас, лёжа на койке и слушая привычную с детства команду отбоя, он думал не о чуньках, да и ясно, что это, скорее всего, какая-то тёплая обувь, и тем более не о проступающих на спине и ягодицах синяках, ну, поспит задницей кверху ещё две декады, велика важность, а о внезапно повернувшейся другой стороной всей истории. И почему Плешак как-то странно посмотрел тогда на него, когда он сказал: «Мы ургоры». Хотя… говорил же Седой, как он сказал? Кровь перемешалась, а память нет. Аггелы в Тарктаре, а ведь он действительно, не помнит, вернее, помнит, что ни в одном учебнике дикари, жившие на Великой Равнине и покорённые ургорами, не назывались… своим именем. Дикари, аборигены, або… За або могут и врезать. Тоже сказал Седой. Похоже, с этим надо ещё осторожнее. Открыть папку, достать чистый лист бумаги и написать. Ургоры – Люди – Чистокровные. Вторая строчка. Дикари – Аборигены – Або. Нет, не так, зачеркнём, а ещё лучше замажем мазилкой, удобная штука, если бумага плотная, тетрадная промокала. Не отвлекайся. Первая строка прежняя, а новая теперь так: под словом «Люди» пишем Дикари, под словом Чистокровные – Аборигены. А под ургорами ставим вопросительный знак. От Чистокровных и аборигенов делаем соединительную скобку и пишем «полукровки». Он мысленно перечитал получившуюся запись, вложил лист в папку и завязал тесёмки. Всё, теперь спать. Пусть лежит, пока он не получит новой информации. Сколько у него листов в папке? Про Седого – раз, про отстойники, пепел и душевые – два, это третий. Спать.

8 день

…Чуньки оказались просто толстыми короткими носками с пришитой к ним войлочной подошвой. Тепло, мягко и удобно. На удивлённые взгляды он кратко отвечал, как научили.

– Матуха велела.

И больше его уже ни о чём не спрашивали, и никак не высказывались. А, ожидая у Матуни, пока она подберёт подходящие ему по размеру, он спросил у неё, какому заклинанию она его учила, там в душевой.

– Запомнил? – обрадовалась Матуня. – А ну повтори.

Он послушно повторил.

– Вода-Вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие.

– Правильно, – кивнула Матуня, – и повторяй про себя, если что. Оно от многого помогает.

– Спасибо, Матуня, а значит оно что? Ну, слова эти.

– Ох, – Матуня с сомнением посмотрела на него, – на чужом-то языке оно и действовать не будет.

– Я буду правильно говорить, – сказал Гаор, – но чтоб не сбиться, я же понимать должен. Помоги, Матуня.

– И то верно, – кивнула Матуня. – Вот эти примерь. Когда дурак без ума заговор читает, он тоже силы не имеет. Ну, слушай. Это ты воду просишь. Чтоб обмыла тебя, – и она слово за слово перевела ему заклинание на ургорский.

Уяснив и заучив заклинание по-новому, уже «с понятием», Гаор уточнил, что лучше всего его читать, когда умываешься родниковой водой, что вода из земли матёрая, самая сильная, значит, а здесь вода из железки, мёртвая, но и она помочь может.

– А что, – напоследок спросила его Матуня, – ты по-нашенски совсем ничего не знаешь?

Гаор засмеялся.