Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Запсихуешь, – Джонатан быстро переложил карточки в алфавитном порядке. – Я сейчас к шерифу. Надо оформить документы.

– Да, в госпитале должен быть документ, удостоверение с печатью, а не твои слова, – кивнул Фредди. – Ну, и остальным заодно. Езжай, Джонни. Без проблем. Сделать тебе на дорожку?

Джонатан молча мотнул головой, укладывая в папку карточки и другие бумаги.

Через два дня они выезжали ещё в темноте.

Подготовив грузовик, Фредди положил в кузов два одеяла и пошёл в барак. Он был уверен, что все ещё спят, но в кухне горел свет и Мамми поила Ларри кофе.

– И за огольцом пригляжу, – услышал Фредди, входя в кухню.

Увидев его, Мамми расплылась в улыбке.

– Доброго вам утречка, масса Фредди. Кофе готовое уже.

– Спасибо, Мамми, не надо.

– Я скоренько, масса, – заторопился Ларри.

Он был уже в куртке, на полу рядом лежал маленький вещевой мешок.

– Пей спокойно, – отмахнулся Фредди. – Мы дней через десять будем, Мамми. Всё по-прежнему пускай идёт. А огород дочистите. Ботву сожгите, золу разбросайте и перекопайте.

– А и ясненько, масса, – закивала Мамми. – Сэмми с Ролом и сделают. Да и мальцы помогут. А, масса Фредди, может, ещё варенья наварить? И этого… Стеф говорил… кон-ти-фю-ру, – с трудом выговорила она по слогам.

– Вари, – кивнул Фредди. – Раз Стеф знает, как это делается.

Ларри допил кофе, взял завёрнутые в тряпку сэндвичи, засунул в свой тощий мешок и встал.

– Я готовый, масса.

– Тогда пошли, – встал и Фредди.

Как Фредди и рассчитывал, Джонатан уже сидел в кабине, но не за рулём, а на соседнем сиденье. Ларри кинул свой мешок в кузов, взялся руками за борт, но тут из неразличимо тёмных кустов вывернулось что-то маленькое, молча налетело на Ларри и повисло на нём. Фредди подсветил фонариком. Точно, мальчишка Ларри. Марк. Вцепившись обеими ручонками в куртку Ларри, он молча вжимался в неё всем телом. Ларри беспомощно поглядел на Фредди, прижимая к себе сына. На секунду растерялся и Фредди. Но к ним уже бежала Мамми.

– Ты как же это выскочил? Ну, на минуточку зашла поглядеть, а он за спиной…

Она ловко оторвала мальчишку от Ларри, прижала к себе.

– Я вернусь, – тихо сказал Ларри. – Мамми, ты вымой у меня всё горячей водой, выстирай там, пусть он у меня ночует.

– Вывари с едким, – сказал Фредди.

– А и поняла, масса, конечно, – закивала Мамми.

Ларри полез в кузов. Фредди сел за руль, и, уже отъезжая, они услышали отчаянный детский плач:

– Да-а, папку на Пустырь! Я опять один!

И гневное Мамми:

– Вот я тебя за такое! Нету Пустыря! По делу папку послали!

Фредди направил зеркальце на кузов. Сообразит Ларри лечь и одеялом накрыться? Сообразил. Ну, можно и скорость теперь прибавить.

Джонатан откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Фредди кивнул. Пусть поспит. В ленч поменяемся. Эти два дня были бурными.

С образованием семей все устоявшиеся порядки полетели кувырком. Уже на ужине мелюзга сидела не на одном конце стола с общей миской, а между новыми родителями и ели каждый из своей. В тот же день разгорелась грандиозная драка из-за того, чей отец сильнее, прекращённая мудрым решением Стефа выпороть всех, чтоб никому обидно не было. Что он немедленно и проделал своим поясом. Стеф вообще стал главным авторитетом по вопросам семейной жизни и семейного воспитания. Джонатан привёз из города шерифа и фотографа. Взрослых сфотографировали для удостоверений за счёт мэрии, а потом всех желающих для семейных альбомов уже за свои деньги. Джонатан выдал необходимые суммы в счёт зарплаты, и началось… Малышню срочно умывали и расчёсывали. И если с умыванием они ещё были знакомы, хотя и не одобряли, то расчёсывание вызвало у них такое возмущение, что шериф удрал в кабинет Джонатана и пришёл в себя только к концу бутылки бренди. А потом долго благодарил за доставленное удовольствие, дескать, такого цирка он, сколько жил, не видел. Фотограф смеяться не мог: на работе всё-таки – и его потом пришлось отпаивать виски. Шериф, отхохотавшись, очень серьёзно прошлёпал печати и торжественно вручил удостоверения, метрики и свидетельства о браке. И следующий день тоже толком никто не работал: обсуждали документы и фотографии. Ну, да ладно. Но ты смотри, как они все сразу… родителями стали. И малышня. Будто и впрямь всю жизнь так и было. Даже чудно.

– Тебя подменить?

– Выспался? – усмехнулся Фредди. – Отдохни пока. Слушай, Джонни, а раньше, до… в Империю, цветные к детям так же относились?

Джонатан с интересом посмотрел на него.

– Охота тебе это ворошить?

– Мне охота понять. Я знаю Эркина. И когда мне рассказывают, какая это бесчувственная тупая скотина и что за пять лет он ни разу не улыбнулся, за что и был прозван Угрюмым, то мне всё понятно. И про рассказчика тоже. Эркину дали в отцы старика-негра. Он и сейчас помнит это как обиду и издевательство. А эти… суки надзирательские треплют, что верили сразу и уже всерьёз считали таких… данных в дети своей кровью. Так это Эркин… такой особенный, или они врут?

Джонатан пожал плечами.

– Мне такое приходилось делать несколько раз. Инициатива была, сам понимаешь, не моя. Но что верили? Кто не верил, тот виду не подавал. Понимаешь, я тоже не ждал от наших… такой эйфории. Тоска по семье… Видимо, так. А раньше… Я мало обращал на это внимания. И вообще старался об этом не думать. Вообще о рабстве, о питомниках, торгах… Надо было принимать как должное или идти в лагерь. По политической статье.

Фредди кивнул.

– Понятно. Всё понятно, Джонни. Тогда об этом было лучше не думать.

– И сейчас не стоит, Фредди. Я подремлю ещё?

– До ленча отдыхай.

Джонатан поёрзал спиной и затылком по спинке, чтобы шляпа сползла на лоб, и затих.

Фредди закурил и мягко вывернул грузовик на шоссе. Пусть спит. Конечно, Джонни прав: не стоит в это лезть, ворошить прошлое. Что там было, как там было… важно, что есть сейчас. Живи настоящим. О прошлом забудь. О будущем не думай. Только ведь не забудешь…

…Он приехал в город за покупками. Крупа, мука, ещё кой-чего по мелочи. А главное – посмотреть, послушать, да и себя показать. Холодный сырой ветер гонял по площади всякий мелкий мусор, морщил лужи. Толкалась, бесцельно шатаясь по рынку, разноцветная толпа. Шакалы… Белая рвань… Шпана… Он спешился, но привязывать Майора медлил. Не хотелось начинать со стрельбы. Личное оружие ещё официально не разрешали, но и слухов, что за него берут за шкирку, не было. За армейское – да, но этого и следовало ожидать. Так что пока он носил кобуру под курткой. Заметно, конечно, но русских не видно, а полицейские к нему не цеплялись. Впрочем, они вообще были тихими и незаметными, явно ещё не зная, как всё обернётся. Он оглядел коновязь и стоящих у неё лошадей. Рискнуть, что ли? А придётся… Он привязал Майора на открытый узел, чтобы конь мог легко освободиться в случае чего, а вот человеку пришлось бы повозиться, отвязывая. И тут почувствовал на спине чей-то пристальный взгляд. Резко обернулся и увидел высокого тощего негра. Такого костлявого, что даже старая рабская куртка не скрывала его худобы, а на лице все кости торчали.

– Тебе чего, парень? – спросил он с тихой еле намеченной угрозой.

Негр как-то неуклюже затоптался, съёжился, но не ушёл. И не заканючил по-шакальи. А ну-ка…

– Присмотри за моим.

– Да уж, масса, – закивал негр. – Всё сделаю, масса, – и встал поближе к коню.

Отходя к прилавкам, он услышал чьё-то завистливое:

– Пофартило Шкелетине. Заплатят…