Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

– Людям нужны праздники, Джонни, – философским тоном ответил Фредди. – Кофейник сними с огня, раз не пьёшь.

Джонатан подозрительно посмотрел на Фредди, налил себе кофе и погрузился в раздумья.

– Да, Фредди, а почему я не должен о них беспокоиться? Ты уже заказал?

– Нет, – голос и поза Фредди оставались по-прежнему безмятежными. – Перед мэрией как раз две в аккуратных таких кадочках. И ни одного фонаря.

Джонатан замер с открытым ртом и через секунду захохотал так, что облил себя кофе.

– Ты!.. – наконец выдохнул он залихватское ковбойское ругательство. – Ты с ума сошёл!

– Рождество должно быть весёлым! – убеждённо ответил Фредди. – Ты не обжёгся?

Джонатан отсмеялся, вытер глаза и джинсы, налил себе ещё одну чашку, уже тоже пополам с коньяком.

– Это ты про Рождественские угоны, что ли, вспомнил?

– Н-ну! Забыл, как веселились?

– Особенно в отстойнике. Ладно, ёлки завезут, это не проблема. Могут себе и сами купить.

– Я обещал Стефу от нас.

– Тогда, конечно, – сразу кивнул Джонатан. – Так что, ковбой, делаем настоящее Рождество?

– Повторю за Стефом. Хэллоуин нам испоганили, неужто и Рождества не будет?

Джонатан залпом допил кофе и встал.

– Да, и это главный резон. Всё правильно, Фредди, делаем настоящее Рождество. Расчёт я сделаю.

– Деньги у нас на выплату есть?

– Не трухай, ковбой. Счета не тронем.

Фредди тоже допил и встал. Вдвоём они навели порядок в баре.

– Да, Джонни, вот ещё что. Корма надо на мелкую фасовку рассыпать. Роб сегодня с мелюзгой все мешки собрал и отсортировал. Поставить с утра всех мужчин, и до ленча сделают.

– Элементарно, – кивнул Джонатан. – У Молли уже заметно?

Фредди пожал плечами.

– Понятно, – Джонатан усмехнулся. – Согласен. До ленча сделаем и поставим Сэмми на фургон.

– Согласен, – слегка передразнил его Фредди. – Ну, всё, пожалуй, – и, уже выходя из комнаты, сказал торжественным тоном, как клятву дал: – А на Рождество в оттяг повеселимся!

Джонатан вздохнул и стал стелить постель. Веселиться в оттяг, конечно, неплохо, но как бы аризонских шуток всерьёз не приняли. Здесь всё-таки Алабама. А Фредди, похоже, завёлся и собирается веселиться на всю катушку. Джонатан невольно хихикнул, вспомнив, как они тогда в компании ещё с тремя ковбоями перепутали в рождественскую ночь стада, аккуратно перегнав их по кругу. Шуму было… приятно вспомнить. Стадо цело, тёлочки не пропало, но в чужом загоне, а в твоём чужое стадо. Были чёрные мохнатые галлоуэи, а теперь светло-серые гладкие хайленды, а галлоуэев и след простыл. Разобрались быстро, но ржали… полгода. И потом долго вспоминали. Но здесь… здесь не поймут. Джонатан ещё раз вздохнул и лёг. Ему тогда было где-то шестнадцать, и эта ночная скачка, угон без кражи… хорошо было!

Алабама

Графство Дурбан

Округ Спрингфилд

Спрингфилд

Центральный военный госпиталь

От утренней лёгкой дрёмы после завтрака Рассела разбудили голоса. Он даже не сразу сообразил, откуда этот многоголосый крик и хохот, столь не свойственный обычным шумам подобных заведений. А подошёл к окну и увидел: ночью, оказывается, выпал снег, и спальники теперь убирали свою площадку, увлечённо перебрасываясь снежными комками. Было странно и даже трогательно видеть взрослых – во всяком случае, физиологически – мужчин за детской игрой. Рассел невольно рассмеялся, наблюдая за шутливой баталией. Да, ни разу грань между игрой и дракой не нарушилась.

Он настолько увлёкся зрелищем, что не заметил, как за его спиной открылась дверь, и обернулся случайно, потянувшись за сигаретами. И оказался лицом к лицу с вошедшими. Обоих он знал. Доктор Жариков и… Северин, кажется, теперь его зовут именно так, а тогда… стоп, об этом не надо, во всяком случае, сейчас. Северин, как и тогда, в штатском, но… опять же, не надо. «О запретном не размышляй».

– Здравствуйте, Шерман.

– Добрый день, джентльмены.

Они сели за стол, и Северин открыл папку.

– Следствие по вашему делу закончено.

– Приятно слышать, – улыбнулся Рассел. – И уже вынесен приговор?

– Суда не было, следовательно, нет и приговора, – чуть-чуть насмешливо ответил Северин. – Вынесено постановление о прекращении дела и освобождении вас из-под стражи.

Рассел медленно глубоко вдохнул. Этого он никак не ждал. Готовился ко всему, но к свободе… Правда, тут же выяснилось, что свобода несколько… ограничена. Его освобождают из-под стражи, но не выписывают. Ему возвращают его вещи, кроме оружия и литературы, переводят из камеры в палату, подробности режима ему расскажет доктор.

За этим разговором он даже не заметил: кто и когда занёс и положил на кровать его вещи. Костюм, плащ, портфель, отдельно в пакете всякая мелочь из карманов и деньги. Рассел расписался на предложенном ему листе, не читая текста и не пересчитывая денег, бросил ручку и задал удививший его самого вопрос:

– И хватит мне денег на оплату больничных счетов? – и, так как доктор не скрыл удивления, пояснил: – Арестанта содержит государство, а свободный человек платит за себя сам.

Северин холодно улыбнулся.

– Эти вопросы обсудите с доктором, – сложил свои бумаги и встал. – Честь имею.

Щелчок каблуками, чёткий поворот, и они остались вдвоём. Холодная на грани пренебрежения вежливость Северина не обижала, так как была полностью обоснована. Разумеется, зафиксированный на обработочном столе «клиент» не мог тогда видеть сидящего в углу за аппаратурой, но… Информации у Северина вполне достаточно для однозначных выводов. Тем более, что они правильны и соответствуют истине. И надо отдать должное: держится Северин безупречно. И сейчас, и на тех допросах, где уже сам спрашивал и слушал ответы. Да, уникум – во всём уникум. Но об этом тоже не надо и тем более сейчас. Что там говорит доктор?

– С вашим делом ознакомились в Комитете защиты жертв и бывших узников Империи. Комитет согласен оплатить ваше лечение.

– Что?! – потрясённо переспросил Рассел. – Но я ни в какой комитет не обращался.

– Обратился я, – спокойно сказал Жариков. – Я считаю вас жертвой. И с моими аргументами согласились, – и встал. – Идёмте, Шерман. Я провожу вас в палату.

– Мне… можно переодеться? – глухо спросил Рассел.

– Да, конечно. Я подожду вас в коридоре.

Да, разумеется, он понимает. Ему дают время прийти в себя, но… Роняя вещи, путаясь в рукавах и пуговицах, Рассел переоделся, рассовал по карманам пиджака содержимое пакета. А это что? Справка? Да, справка об освобождении. Её в бумажник, всё-таки документ. Ну вот… он оглядел камеру, да, всё-таки камеру, и вышел в коридор, неся непривычно лёгкий пустой портфель.