Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Спасибо, сэр, – сигареты, значит, потом. Тоже отлично.

Эркин подпрыгнул, уцепился за борт, подтянулся и перевалился в кузов. Какие-то мешки, ящики, накрытые брезентом. Грузовик дёрнулся, едва не выкинув его наружу. Эркин быстро сел, ползком нашёл место поудобнее и лёг. Вытащил из кармана рабскую шапку, натянул на голову. Ну вот. Руки в рукава, ноги подтянуть, и всё. Можно подремать…

…Жене идея переезда на Русскую территорию понравилась.

– Какие вы молодцы с Андреем. Отлично придумали.

Алиса уже спала, а они пили чай.

– Да? Ты согласна, Женя?

– Ну да. Возьми печенье. У меня же моя метрика цела. Русская метрика, понимаешь? Так что здесь совсем без проблем.

Он отхлебнул чаю, не отводя глаз от Жени. Разрумянившейся, с блестящими глазами.

– А Алисе новую метрику выпишем. Тоже без проблем. Как моя дочка она со мной. А ты…

– А я что-нибудь придумаю, – он улыбнулся. Он был так доволен, что всё складывается наилучшим образом, что совсем голову потерял. Забыл обо всём. – Я от тебя теперь не отстану, Женя. Я тебе клятву дал.

– Клятву? – удивилась она, подвигая к нему конфеты. – Какую, когда?

– Ну, весной тогда. Вот так, я себя твоей рукой по лицу бил и руку целовал. Я теперь твой раб на клятве. До самой смерти.

Он говорил весело, и внезапно изменившееся лицо Жени даже испугало его. Таким жёстким оно стало.

– Женя, ты что? Женя?!

– Мне не нужен раб, – твёрдо, чётко произнося слова, ответила Женя и повторила по-английски: – I don’t need slave.

Он оцепенел, не понимая, не желая понимать. Женя его гонит? За что?! Она встала, собирая посуду.

– Женя, – он дёрнулся, но не посмел её коснуться. – Что? Что я не так…?

– Ты не понял? Раб мне не нужен. Я и раньше без рабов обходилась, а уж теперь-то… – Женя рывком, как тяжесть, взяла стопку тарелок и пошла на кухню.

Он кинулся следом. Женя мыла тарелки с такой яростью, что ему стало не по себе.

– Женя, – безнадёжно позвал он, – ну… ну, не надо. Ведь всё хорошо было. Я опять буду койку снимать. Ну, не гони меня. Я не уйду, не могу… Ну, не раб… Ну, кто тебе нужен?

– Муж, – ответила Женя, не оборачиваясь. – Мне нужен муж. И Алисе отец.

Он задохнулся, как от удара под дых.

– Женя! – крикнул он шёпотом.

– Что Женя? – она обернулась к нему. – Мы зачем на Русскую территорию собрались?

Мы? Она всё-таки… не совсем гонит. Но муж – это… это же…

– Женя, ты же расу потеряешь, – тихо сказал он.

– А там мне эта раса и не нужна, – отрезала Женя. – Так что, решай сам.

– А что решать? – он вздохнул. – Я уже давно решил. Пока я живой, я с тобой буду, – он вовремя осёкся, не повторив слова о клятве. – Только… как это сделать? Чтобы…

Женя снова взялась за посуду. Ополаскивала, расставляла тарелки на сушке. Он ждал её слов. И только закончив, вылив грязную воду в лохань и вытирая руки, она сказала:

– Как – не проблема. Проблема – что. Что будем делать.

И он решился.

– Я нужен тебе? Я?

– Ты? – Женя решительно тряхнула головой. – Ты – да.

– Я буду с тобой, Женя. Как ты скажешь, так и буду.

– Иди спать, – устало сказала Женя. – Завтра что-нибудь придумаем.

Она стояла перед ним. Обычно на ночь они, ну, хоть обнимутся разок, но сегодня он, понурив голову, побрёл в свою кладовку. И долго не мог заснуть, ворочаясь на перине. Он не то, чтобы не понимал, он не хотел понимать. Они же так хорошо придумали. С этой койкой и вообще… а записаться мужем и женой… это так подставить Женю, что и подумать страшно…

…Эркин осторожно приподнялся на локте, поглядел поверх борта. Нет, вокруг ещё поля, рощи, не город. Можно и дальше лежать. И думать…

…Впервые с весны он боялся идти домой. Как тогда, в первый день после болезни, когда нёс свой первый скудный заработок и боялся, что Женя не впустит его. Пустила. И он впервые в жизни ужинал за столом. Как сейчас понимает, по-семейному. Так и теперь он боялся. Что Женя скажет: «Забирай свои вещи, отдай ключи и уходи», Разговоров о таком он наслушался, да и повидал. В Цветном сходились и расходились часто. Хотя кое-кто как записался зимой на сборных, так и жили. Он открыл калитку, вошёл во двор. Было ещё светло, и он, поднявшись наверх, сбросил в кладовке куртку и в одной рубашке спустился в сарай. Женя была на кухне. Он подколол дров и отнёс наверх две вязанки, для плиты и для печки, нащепал лучины. Женя молчала. Он принёс чистой воды, наполнил бак, вынес лохань с грязной водой. И всё это каждую минуту ожидая тех роковых слов. Но Женя только сказала:

– У меня всё готово. Мой руки и садись.

– Я только сарай закрою, – робко ответил он. – И двери.

– Хорошо.

Женя наконец улыбнулась, и он опрометью кинулся вниз по лестнице. Задвинул засов на калитке, запер сарай, входные двери. И они сели ужинать. Как всегда. Как каждый вечер. И всё было как обычно. Но он знал: Женя уложит Алису, нальёт чаю ему и себе, и начнётся настоящий разговор. Так и было.

– Бери варенье.

– Ага, – он сунул в рот ложку, не чувствуя вкуса.

– Я весь день думала, – Женя улыбнулась. – Я возьму все свои документы, и мы поедем в Гатрингс, в комендатуру, – он кивнул. – Там всё оформим и тоже сразу напишем заявление на выезд.

– Женя, – перебил он её. – Ты русская, с этим просто, а я…

– Так мы же всё решили, – теперь Женя перебила его. – Ты мой муж. Мы одна семья, понимаешь?

Он медленно кивнул. И дальше они обсуждали уже только поездку…

…Грузовик остановился. Эркин привстал, оглядываясь. Что это? А, переезд, поезд пропускаем. Ну что ж, вроде они всё продумали. Теперь уж как получится. Вон уже город виден.

Женя проснулась от осторожных, почти бесшумных шагов Эркина и еле слышного позвякивания на кухне. Было ещё темно, она опять заснула и не слышала, как он ушёл. А второй раз её разбудила Алиса. Было уже светло, и на кухне дребезжала крышка у чайника.

– Мам, а Эрик где?

– По делу ушёл, – Женя металась по кухне и комнате в обычной утренней спешке.

– А он вернётся? – бегала за ней Алиса.

– Конечно, вернётся. Умывайся быстренько.

– Мам, а сегодня выходной?

– Выходной.

– А чего ты спешишь?

Женя рассмеялась.

– Вот позавтракаем, и я всё объясню.

Алиса подозрительно посмотрела на неё, но замолчала.

Накрывая на стол, Женя едва не поставила по привычке прибор Эркина. Он хоть чаю попил? Или отломил себе хлеба и так ушёл? С него ведь станется. Женя вздохнула, убирая его чашку обратно в шкафчик.

– Сегодня у нас будет большая прогулка.

– Да-а? – удивлённо обрадовалась Алиса. – А куда?

– Мы поедем на поезде в большой город. Там погуляем, пообедаем в кафе и вечером вернёмся домой.

Подавленная перспективой поездки на поезде в другой город, Алиса притихла и не мешала ей собираться.

С погодой им, кажется, везёт. Небо чистое, тепло. А то в плохую погоду поездка в Гатрингс выглядела бы неестественной. А так… Она даже, пожалуй, наденет не ботики, а туфли. Свои осенние уличные туфли. Всё-таки они идут в официальное учреждение, комендатуру. Женя ещё раз оглядела одетую и причёсанную Алиску. Всё вроде в порядке. Ну вот, сумочку она ещё с вечера собрала. Деньги… да, ей говорили, что в больших городах всё дороже, так что возьмём ещё сотню. Это всё ещё из летнего запаса. Но если всё сбудется, надо будет поджаться и перестать роскошествовать. Переезд стоит дорого.

– Ну вот, – Женя ещё раз проверила плиту и печку, надела плащ и взяла сумочку. – Пошли.

– Ага! – Алиса соскочила со стула, на котором терпеливо ожидала окончания сборов, и, обгоняя Женю, побежала во двор.

До вокзала они дошли без приключений. Джексонвилл ещё только просыпался, и никто им не встретился. Женя решила ехать в среднем классе. Она помнила военные вокзалы, своё бегство в общей толпе беженцев. Но сейчас всё было по-другому. Тишина, спокойствие и порядок. Правда, и время утреннее, глухое. Они спокойно сели в полупустой поезд. Удобное четырёхместное купе, и они одни. Женя посадила Алису к окну, и та сразу занялась бегущим за стеклом пейзажем. Её восторги и вопросы не мешали Жене думать о своём. Об одном и том же…

…Очередная вечерняя «разговорная» чашка.

– Женя, – Эркин подаётся вперёд, наваливаясь грудью на стол. – Я на всё пойду, мне бы только тебя не подставить. Может, как-то иначе сделаем? Я тоже в другой город съезжу. Как Андрей. А ты с Алисой в Гатрингс.

– А потом?

– А потом запишемся. Уже там, на Русской Территории. Я… я и один прорвусь. Ну, скажу, что к своему племени еду. Отстал от поезда.

– И тебя отправят на Великую Равнину. Я слышала, всех индейцев туда вывезли, – она вздыхает. – Мы же беженцами станем. Поедем не куда хотим, а куда отправят. И как мы потом искать друг друга будем? Ты об этом подумал?

Эркин смотрит на неё широко открытыми глазами и медленно качает головой.

– Нет. Я думал, мы сами поедем.

– Знаешь, я тоже слышала кое-что. Зимой, говорят, так ещё можно было. А сейчас только через комендатуру и какой-то Беженский Комитет. И при Империи такое было. Я тогда с Алиской так намучилась… Страшно вспомнить. Сколько там народу потеряло друг друга. Одних сюда, других туда… – она машет рукой.

– Женя, русские не разлучают семьи. Мне об этом все говорили.

– Семьи, Эркин. Мы и по документам должны быть одной семьёй.

Помедлив, он кивает.

– Я понял. Женя, тебе это… неопасно?

Она улыбается, и его лицо светлеет и делается мягче. Эркин осторожно протягивает к ней над столом руки ладонями вверх. И она, всё ещё улыбаясь, кладёт свои ладони на его.

– Женя, как ты скажешь, так и будет.

Неужели он опять сейчас заговорит о своей клятве? Нет, просто наклоняется, опираясь лбом на её руки. Застиранная выгоревшая рубашка туго натянута на его плечах и спине, чёрные волосы блестят в свете лампы. И она также наклоняется, касаясь губами его макушки. Он трётся лбом, носом, губами о её руки так, что её губы скользят по его волосам, упругим, приятно жёстким…

…Женя поправила Алисе ноги.

– Сядь нормально.

– Ну, мам!

– Без ну. Всё и так отлично видно.

– Мам, это корова такая?

– Да, – согласилась Женя и не слишком уверенно добавила: – Совсем молодая.

– Телёнок?

– Да, тёлочка.

Ну, пока они одни в купе… Хотя она уже говорила с Алисой, но ребёнок есть ребёнок.

– Алиса, послушай меня.

Сегодня «английский» день, а она заговорила по-русски, и Алиса сразу оторвалась от окна и повернулась к ней.

– В Гатрингсе ты должна быть очень хорошей девочкой.

– Да-а?! – возмутилась Алиса. – Опять? Как в церкви, да?!

– Ещё лучше, – жёстко ответила Женя. – Что бы ни увидела, не кричи и не показывай. Что можно, я тебе скажу.

– А говорить как?

– По-английски. Вот если я заговорю по-русски, тогда и тебе можно.

– Ага, – кивнула Алиса и вдруг спросила: – А Эрик там, в Гатринсе? Да?

– В Гатрингсе, – поправила её Женя. – С чего ты взяла?

– А я спала и слышала. Он сказал: встречу на вокзале. Он нас встретит?

Женя вздохнула: вот хитрюга. Ну, ничего от этой девчонки не спрячешь.

– Да. Но ни подходить к нему, ни говорить с ним нельзя! Поняла?

Алиса кивнула.

– Как во дворе, да?

– Да!

– А зачем мы тогда туда едем, раз там как во дворе?

Женя улыбнулась.

– Так надо. Но там будет и весело, и интересно.

– А вкусно будет?

– И вкусно, – засмеялась Женя. – Смотри, лошадки.

Алиса сразу прильнула к окну. «Ничего, – про себя ответила Женя Алисе, – мы уедем туда, где и во дворе, и на улице, и везде будет как дома». А вон уже и Гатрингс показался.

Субботнее утро. Можно поспать подольше, но Рассел проснулся в своё привычное время. Что ж, он сам выбрал комнату с окном на юго-восток, вот и должен просыпаться с первыми лучами. И день, как назло, солнечный.

Рассел подвинулся на кровати, чтобы убрать лицо в тень и вытянулся на спине, закинув руки за голову. Как спальник. Только вот под одеялом. К чёрту! Рассел откинул одеяло и встал, подошёл к окну. Как же ему надоел этот затхлый провинциальный городишко. Эти мерзкие рожи, идиотские рассуждения о повороте. Неужели они всерьёз полагают, что после года свободы цветные покорятся и вернутся к хозяевам? Попробуй загнать спальника в Палас. Хотя бы этого чёртова индейца, к примеру. Нет, к чёрту, всё к чёрту. Надо встряхнуться. Закатиться куда-нибудь подальше, где тебя никто не знает. Так ведь в этой дыре и не найдёшь такого места. В Гатрингс, что ли, смотаться? А что? Совсем даже неплохо. И можно даже на пару дней. И прихватить понедельник, если всё будет хорошо. И вообще…

Он быстро привёл себя в порядок, оделся. Решил – делай. Так его учил отец, так он всегда поступал. И не ошибался. Он поедет в Гатрингс на два дня. И проведёт их по-своему, без оглядки на идиотские «прилично» и «положено». Завтрак? К чёрту! Это мерзкое бурое с грязно-жёлтой пеной пойло и чёрствые безвкусные комки булочек. Нет уж. Перехватит лучше чего-нибудь по дороге.

– Вы не будете завтракать, Рассел?

– Благодарю вас, миссис Ренн, но я спешу.

Старая карга. Всюду суёт нос, всё ей надо знать.

Разумеется, Рассел понимал, что несправедлив к одинокой старухе, для которой он не только и не столько жилец. И она так стремится ему угодить не только потому, что его плата за комнату с полупансионом – её единственный заработок. Просто у неё в гостиной над комодом две фотографии в чёрных рамках: муж и сын. И крохотная пенсия за потерю кормильца не покрывает расходов на содержание дома. А жилец так же одинок, потеряв всё и всех на этой войне. Рассел всё понимал, но не мог удержаться. Скорей бы всё кончилось. Чем угодно, но кончилось.

Он шёл по нехотя просыпающемуся утреннему городу. До поезда на Гатрингс ещё полчаса. Отлично. Как раз ему позавтракать. И к полудню он будет в Гатрингсе. Тоже дыра, конечно, но по сравнению с Джексонвиллом – центр цивилизации. Даже кино есть.

Эркин пришёл на вокзал заранее.

В Джексонвилле на вокзал собирались как на гулянье, особенно под большие поезда, но в Гатрингсе есть развлечения и получше. Здесь даже кино есть – просветили его местные цветные. И каждый день один сеанс для цветных. Здоровская штука, но дорогая. А на вокзал, похоже, только по делу. И он болтался по вокзалу и площади перед ним, стараясь выглядеть занятым каким-то делом. Вот и поезд из Джексонвилла. Эркин встал на углу, чтобы быть на виду. А-то Женя ещё искать его отправится. Сохраняя равнодушное выражение лица, он ждал.

Поезд плавно остановился. Женя встала и взяла Алису за руку.

– Вот и приехали, – сказала она по-английски и улыбнулась, но Алиса что-то заподозрила и смотрела на неё очень серьёзно. – Ты всё помнишь?

Алиса молча кивнула.

– Тогда пошли.

Они вышли из вагона и направились по перрону к выходу. Народу немного, и Женя надеялась, что с Эркином они не разминутся. Она оглядывалась, стараясь делать это незаметно. Но первой заметила его Алиса. Её ладошка дёрнулась и затрепетала в материнской руке. И Женя каким-то образом поймала её взгляд и повернулась в ту же сторону. И увидела. Высокого индейца в джинсах, заправленных в рабские сапоги, и рабской куртке, распахнутой так, что видны красно-зелёная клетчатая рубашка и кожаный пояс с фигурной пряжкой. И лицо. Сразу и скука, и любопытство. Ну, не знает парень, чем заняться в субботнее утро, вот и болтается у вокзала. Артист!

Эркин заметил Женю и Алису издали, но позы не изменил. Женя в своём светло-сером плаще, волосы собраны в узел, на правом плече сумочка на длинном ремешке. Алиса в красном пальто и смешном беретике с пушистым шариком на макушке. И тут он встретился глазами с Алисой и внутренне похолодел: сейчас она завизжит по-домашнему: «Эри-ик!» – и всё, конец.

Но он не успел ничего сделать. Потому что его увидела Женя. И поймав её взгляд, он круто повернулся и не спеша, гуляющей, как в Бифпите, походкой пошёл по улице. Не оглядываясь. Женя должна понять. Они так и договаривались.

– Молодец, – тихо сказала Женя Алисе по-русски и громко уже по-английски: – Ну, пойдём, посмотрим, погуляем.

Она шла за Эркином, стараясь выдерживать условленную дистанцию в десять шагов и страшно боясь потерять его из виду.

Эркин изо всех сил не оглядывался, чувствуя спиной взгляд Жени…

…– Десять шагов нормально. Не упустит, – Андрей встряхивает головой. – На площадь выйдешь, остановишься, пропустишь, посмотришь: нет ли за ней кого. Потом обгонишь и войдёшь первым. И снова пропустишь. А уж там… вместе.

Он кивает, запоминая. Конечно, Андрей наслушался, знает в этом толк. Так он Жене и объяснит. И сделает…

…Так и сделаем. Эркин остановился, похлопал себя по карманам, вытащил из нагрудного сигарету и огляделся, словно отыскивая, у кого бы прикурить. Женя и Алиса поравнялись с ним и прошли мимо. Так, теперь посмотрим, кто следом.

Как и договаривались, Женя прошла мимо Эркина, крепко держа Алису за руку. Лишь бы та к Эркину не потянулась. Обошлось. Умничка. Женя перевела дыхание, и Алиса сразу вздохнула.

– Всё хорошо, маленькая.

Алиса покосилась на маму и снова вздохнула. Происходило что-то непонятное, странное. Страшного, правда, пока не было.

Вот и комендатура. Уже открыта? Ну, что ж…Женя решительно пошла напрямик через площадь к подъезду. В пяти шагах от него её обогнал Эркин и вошёл первым. Женя, не меняя шага, подошла и потянула на себя тяжёлую дубовую дверь, чем-то напомнившую ей ту, за которой она когда-то впервые увидела Эркина.

Эркин стоял в трёх шагах от стола дежурного, напряжённо глядя на дверь, и дежурный – немолодой круглолицый сержант – рассматривал его удивлённо и чуть насмешливо. Увидев Женю, Эркин мгновенно улыбнулся и отступил в сторону, пропуская её к столу.

– Здравствуйте.

Женя поздоровалась по-русски, и дежурный широко улыбнулся ей.

– Здравствуйте. Русская? На выезд?

– Да, – Женя выразительно посмотрела на Алису.

– Здравствуйте, – строго сказала Алиса.

– И ты здравствуй, – совсем развеселился сержант. – Молодчина какая, по-русски знаешь. В седьмой кабинет идите. На второй этаж и направо.

– Спасибо, – поблагодарила Женя.

Она пошла к лестнице, по-прежнему крепко держа Алису за руку, и даже не обернулась, услышав за спиной:

– А ты?

– Документы на выезд, сэр, – ответил Эркин по-английски.

– От своих отстал? Второй этаж. Налево. Кабинет номер три.

Ну, слава богу, обошлось у Эркина. Женя поднялась по лестнице, подошла к двери с цифрой семь и табличкой. От волнения она вдруг забыла русские буквы и прочитать не смогла. Женя быстро поправила Алисе беретик, пригладила волосы и вздрогнула, ощутив рядом человека. Эркин? Да, он. Нагнал.

– Ну, я стучу, – тихо сказала Женя по-русски.

Он молча кивнул. Женя подняла руку и постучала.

– Войдите, – ответили по-русски.

Женя открыла дверь, и они вошли. Все вместе.

Просторная из-за нехватки мебели комната в два окна. На стене чей-то портрет и русский флаг. Под ними большой письменный стол, перед столом два стула. Ещё стулья и простой стол у стены. В углу большой несгораемый шкаф. Румяный голубоглазый офицер – Женя сразу узнала его: он приезжал тогда на Весенний Бал – со спокойным ожиданием смотрел на них.

– Здравствуйте, – начала Женя. – Я русская, это моя дочь и мой муж. Мы хотим оформить все документы и подать заявление на выезд в Россию.

Казалось, ни речь Жени, ни их вид нисколько не удивили офицера. «Похоже, его вообще невозможно удивить», – подумала Женя.

– Здравствуйте. Проходите, садитесь, – он показал на стулья перед столом. – Пожалуйста, поподробнее.

Женя села и достала из сумочки пакет с документами. Эркин вытащил свои справки и сел на другой стул. Алиса стояла рядом с Женей, строго разглядывая офицера.

– Я вас слушаю.

Рассел мерно покачивался в такт вагонным толчкам. Маленькое двухместное купе, мягкий кожаный диван, за отмытым до прозрачности окном мирный осенний пейзаж. Всё как когда-то…

…– Я рад, что ты становишься самостоятельным, – отец, сидя напротив, смотрит на него насмешливо блестящими глазами. – Не скажу, что одобряю твой выбор. Но всё равно, рад.

– За меня или за себя? Что наконец избавился от такой обузы.

– Обузы? Да, ты прав. Мне теперь будет легче.

– И ты наконец женишься, – усмехается он.

– Это не твоя проблема, Рассел. Я оплачиваю твоё обучение…

– Начну работать, верну, – перебивает он отца. – Мы об этом уже говорили. Не беспокойся, я проживу.

– С чего ты взял, что я беспокоюсь? – отец подчёркнуто удивлённо пожимает плечами. – У меня свои проблемы, у тебя свои. И не надо смешивать. Разумеется, ты можешь приезжать на каникулы и праздники.

– Я предупрежу о возникновении такого желания. Не думаю, что оно скоро появится.

– Меня это устраивает, – кивает отец.

И молчание. Стук колёс, плавное покачивание и летящая за окном земля.

– Ты сейчас в столицу?

– Нет. В Русскую зону. Там выявлено много помесей, хочу посмотреть контингент.

– Не мелко для тебя, отец? Это работа надзирателя.

– Не дерзи. Сортировку надзирателю не поручают. Невыгодно. Тем более для отбора племенного материала, – отец задумчиво глядит в окно, усмехается. – В университетском городке студенток мало и Паласа нет, тебе придётся ездить…

– Я слишком хорошо знаю, – опять перебивает он, – как они делаются, чтобы меня это привлекало.

Взгляд отца становится жёстким.

– Ты не должен выделяться. Будь как все.

– Да, я знаю, – он повторяет привычные отцовские слова. – Бравада неуместна.

– И невыгодна, – отрезает отец…

…Рассел развернул газету. «Вестник Джексонвилла». Глупая провинциальная болтовня. Ладно – остановил он себя – не заводись. Всё равно её никто не читает, только объявления. А вкладыш комиксов для цветных, как и предсказывал Хьюго, пользуется успехом только у белых дураков. В купе он один, прикрываться газетой не от кого. Сиди, смотри в окно и вспоминай…

…– Я не понимаю твоего беспокойства.

– Отец, война проиграна.

Отец пожимает плечами. Они сидят в холле у камина в глубоких уютных креслах. Коричневые с вытканным узором шторы прикрывают светомаскировку на окнах, от камина мягкий приятно-красный свет.

– Я не вижу причин для беспокойства.

– Отец, из-за чего мы воевали с русскими? Все эти территориальные споры и претензии – чепуха. Они против рабства. И победив, они освободят рабов. Питомники, распределители, Паласы… ничего этого не будет.

– И тебя это волнует?

– А тебя нет?

И снова пожатие плечами.

– Конечно, мне жаль, что моя работа… так закончится. Но…я начну другую. Я решал и решил одну проблему. Теперь буду решать другую.

– Реабилитации?! – догадывается он.

– Да. Я всё рассчитал, Рассел. Я делал спальников и… не будем вдаваться в детали, и тогда мне давали всё. Давала Империя, потому что ей были нужны спальники и многое другое, что мог дать только я. Русским не нужны спальники. И уже они мне дадут всё. Для моей новой работы. Я решу проблему реабилитации, Рассел. И русским будут нужны и другие мои работы. Но поговорим о спальниках, – отец отхлёбывает коньяк и улыбается. – Нет, Рассел. Я нужен. Я один знаю весь процесс, рецептуру, методику… Мне нечего бояться русских. И не четыре спальника, а все Паласы будут в моём распоряжении. Это будет большая интересная работа. А попутно продолжатся те, другие, которые нужны всем и всегда. Разумеется, – отец подмигивает ему, – тебе найдётся место.

– Облучение необратимо.

– Необратима только смерть, Рассел. И то… пока я не брался за эту проблему. Но потом… посмотрим…

…Рассел скомкал газету, открыл окно и выбросил комок. Ворвавшийся ветер ударил его по лицу. Он закрыл окно и сел на своё место. Что толку в этих воспоминаниях? Как и в любых других. Смерть необратима. А вон и Гатрингс на горизонте.

Бумаг было много. Анкеты, заявления, ещё что-то. Сидя за столом у стены, Женя писала, писала и писала. То сверяясь со своей метрикой, то шёпотом спрашивая Эркина. А он словно впал в какое-то оцепенение, изо всех сил стараясь не дать прорваться наружу внутренней дрожи. Он отвечал на вопросы русского офицера и Жени, двигался, улыбался, но это был не он, а кто-то другой. Слишком это странно, непривычно, невероятно.

– Эркин, а отчество?

– Андрей сказал: Фёдорович.

– Хорошо, – кивает Женя, старательно выписывая русские буквы.

Алиса стоит у стола и смотрит, как она пишет, потом вздыхает. Так выразительно, что Женя поднимает голову и улыбается ей. И увидев эту улыбку, Алиса прислоняется к Эркину, а потом забирается к нему на колени. Он же не пишет, ему она не мешает. И у Эркина обрывается сердце, но офицер молчит. Не видит? Эркин осторожно косится на русского. Улыбается?! Значит… значит…

– Эркин, дата рождения?

Он вытягивает правую руку, засучивая рукав.