Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Резонно, – кивнул Джонатан. – Я согласен с вами. Значит, начинаем с документов. Для этого надо обратиться в комендатуру. Сможете ли вы завтра подойти к комендатуре, скажем, в полдень? Я к этому времени наведу необходимые справки.

– Да, сэр.

– Спасибо, сэр.

– А о нашем соглашении будем говорить, когда решится вопрос с документами, так?

– Да, сэр, так.

Они одновременно встали, и Джонатан очень естественно протянул негру руку. Удивлённый взгляд, секундная заминка, и рукопожатие вышло естественным. Потом Джонатан обменялся рукопожатиями с остальными. За ним так же попрощался с парнями и Фредди.

Джонатан и Фредди ушли первыми: всё-таки нежелательно, чтобы их видели всех вместе. Когда они отошли достаточно далеко, Фредди усмехнулся.

– Если бы переговоры о капитуляции, – кивнул Джонатан, – вёл этот парень, условия были бы куда легче.

– Легче для кого, Джонни?

– Ты прав. Ну что ж, на парней можно ставить. Завтра к капитану в одиннадцать. Часа на предварительный разговор хватит.

– Должно хватить, – кивнул Фредди.

Джексонвилл

Эркин шёл быстро, почти бежал. Обещал Жене, что ненадолго, а сам… Женя вчера так и не помылась, а вода, дрова… всё бросил, убежал. Но ведь не мог он не сходить к Андрею. За лето так привык, что Андрей всегда рядом… Кроссовки мягко стучали по земле. В сапогах так не побегаешь. Джексонвилл – не Бифпит, до утра не гуляет, если не соваться на Мейн-стрит и в богатые кварталы рядом, то тебя никто и не увидит. Ну, вот и поворот, калитка… Он осторожно тронул её ладонью. Заперто. Медленно Эркин расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана ключи, нашёл на ощупь нужный, вставил в скважину. Ключ повернулся с тихим щелчком. Эркин даже не услышал, а почувствовал его. Войдя, закрыл и запер калитку. Несколько шагов, и он у двери. И снова ищет ключ, нащупывает скважину, вставляет, открывает дверь… Он пришёл домой, это его дом, у него ключи от дома. Только сейчас до Эркина стало доходить то, что смутно ощутилось днём, когда Женя отдала ему ключи. Так же тщательно и тихо он запер за собой дверь и поднялся по лестнице. Верхняя дверь тоже закрыта. И снова, всё снова. Он вошёл в крохотную прихожую, запер за собой дверь и тщательно вытер ноги о расстеленную у двери тряпку.

– Эркин? – позвал его из кухни голос Жени.

– Да, – откликнулся он внезапно севшим голосом.

– Подожди в комнате, я сейчас.

Значит, она моется.

– Хорошо.

Эркин вошёл в комнату. На столе ровно горит лампа, окна занавешены… И тут на него обрушилась Алиса.

– Ага, вернулся! – она с размаху ткнулась в его ноги. – А мама на кухне. Мы тут спали-спали, а потом полдничали, а потом я гуляла, а тебя всё не было, а ты работал, да?

– Да, – кивнул он. – Работал.

Она потащила его за руку к своей табуретке.

Когда Женя вошла в комнату, закручивая в узел мокрые волосы, они изучали баульчик. Алиса показывала Эркину крючки, челночки, ножнички, тесьму, платочки с узорами… Эркин рассматривал всё это с таким живым интересом, что Женя умилилась, любуясь ими. Почувствовав на себе взгляд Жени, он поднял голову и обернулся к ней. Женя улыбнулась.

– Мыться будешь? Тогда иди, пока плита тёплая.

– Ну-у-у… – обиженно протянула Алиса. – А мы ещё не всё посмотрели.

– Потом, – утешила её Женя. – Сегодня не последний день.

– Ладно, – вздохнула Алиса. – А ты мне почитаешь?

– Почитаю, – кивнула Женя. – Эркин, иди мойся, и ужинать будем.

Он встал, осторожно, чтобы не задеть ненароком, перешагнул через рассыпанные на полу игрушки и пошёл на кухню.

Красный свет от плиты, корыто, ведро. Жаркий, наполненный паром и запахом мыла воздух. Он быстро разделся в кладовке. Рубашка, трусы, носки – всё в ведро с грязным и залить тёплой водой, да, взять полотенце, мочалку, мыло… ещё у Роулинга покупал, обмылок остался, ну, на сегодня ему хватит, в корыто тёплой воды и ещё в ковше, чтобы облиться потом. Ну вот… А, для головы ещё… ну, вот теперь всё. Он сел в корыто, намочил и намылил голову. Ух, хорошо как! Не сравнить с душем. Там просторно, конечно, а здесь зато…

– Давай солью тебе.

– Женя? Ты?

– А кто ж ещё!

Женины руки теребят, перебирают его волосы. Тёплая мыльная вода течёт по лицу, шее. Он, проморгавшись, открывает глаза.

– Ага, спасибо.

– Сиди. Я тебе спину потру.

Он упирается лбом в согнутые колени, чтобы ей было удобнее, и только покряхтывает. Мочалка – прав Андрей – совсем мягкая стала, надо бы новую.

– Ну вот, – Женя удовлетворённо выпрямляется, и он ждёт её обычной фразы, что вот теперь он по-настоящему краснокожий, но она молчит, и он поднимает на неё глаза с немым вопросом. Женя улыбается. – Тёрла, тёрла тебя, а ты всё коричневый.

– Это я загорел. На выпасе, ну, когда там без рубашки ходил.

Он мягко выдёргивает у неё из руки мочалку, намыливает заново и начинает растирать себе плечи и грудь. Обычно она уходила, а он вставал и домывался стоя, но сейчас Женя почему-то всё стоит рядом.

– Ты чего? Женя?

– Смотрю на тебя. Я так давно тебя не видела.

Эркин улыбается.

– Меня смотреть не пускаешь, а сама… – говорит он нарочито обиженным голосом и довольно ухмыляется, услышав её смех.

Женя шутливо шлёпнула его по шее и ушла. Эркин осторожно, чтобы не наплескать на пол, встал, растёр себе живот и ноги и облился из ковша чуть тёплой водой. Остыла, пока мылся. Он вышел из корыта, вытерся новеньким – ни разу ещё не брал – полотенцем и повесил его сохнуть на верёвку рядом с полотенцем Жени. Теперь аккуратно воду в лохань, корыто ополоснуть и на место, пол подтереть, а то всё-таки наплескал, размахался, как в душевой, а здесь осторожно надо. Ну вот, тряпку к плите и пусть сохнет, руки ещё разок ополоснуть у рукомойника и одеться. В кладовке он прямо на голое тело натянул свои старые рабские штаны, слежавшиеся за лето и пахнущие так, как пахнут старые чистые, но давно не надевавшиеся вещи. Повертел в руках тенниску. Маленькая какая-то стала. Ну-ка, попробуем. К его изумлению, она налезла, туго обтянув плечи и грудь. Ну… да, шлёпанцы. Он сложил джинсы. Завтра в них пойдёт. Рубашка, трусы, ну, у него теперь этого добра завались, есть что надеть.

Когда он вошёл в комнату, Женя читала Алисе и, увидев его, улыбнулась:

– Я уж думала, ты утонул там, нет и нет. Сейчас ужинать будем.

Она чмокнула Алису в щёку.

– Завтра с этого места и продолжим, – вскочила и закрутилась в так знакомом ему вихре множества одновременных дел.

И вот они уже сидят за столом. Дымится в чашках чай, влажно блестит тёплая варёная кукуруза, которую, к полному восторгу Алисы, едят руками, обгрызая початок и обмакивая его в подсоленное масло. Ровно, без копоти и треска, горит лампа, за плотно задёрнутыми шторами шумит в деревьях ночной ветер.