Панакея. Книга 3. Гея. Земля

К нам подошла женщины лет за шестьдесят. Высокая, статная, немного коренастая, какие уж тут диеты и фитнес, если многие годы, а практически всю жизнь ее поколения надо было выживать и иметь силы! А такая и вагонетки, если надо, пойдет в шахту толкать, и свой бизнес подымет – а у нее действительно был свой продуктовый магазинчик на базаре, и песню за праздничным столом красивым мелодичным голосом поведет, что-то трогательное типа:

– Миленький ты мой:

Возьми меня с собой!

Обычно говорила на суржике, какое некрасивое слово, а просто в речи ее перемешивались южнославянские слова и напевы. Лицо ее с четкими лепными линиями было слегка подведено дешевенькой косметикой, а волосы, по-видимому совсем седые, что чуть проступало у корней, подкрашены в темно-каштановый цвет. От нее веяло редким сочетанием силы и нежности. Она тащила тяжелые пакеты с пищей для нас, приготовленной из продуктов, которые взяла в своем же магазинчике. За товаром она ездила в Ростовскую область, а иногда даже в Москву. За ней с пустыми руками шел мальчик, как мы знали, двадцати четырех лет. Голова его была аномально укороченной, с затылком почти без выпуклостей и располагалась на широкой шее. На плоском лице глаза прикрывала вертикальная кожаная складка, было видно, так как рот часто открыт, нарушение строения зубов, а переносица короткого носа была сглаженной. Руки, ноги и пальцы на них были укороченными и патологически подвижными. Вечный малолетка улыбался. Он был солнечным ребенком с клиническим диагнозом болезнь Дауна и пороком сердца. Обычно такие дети не живут долго. Но мать очень берегла его. Недавно снаряд попал в угол ее дома, окруженного цветником из роз, которые тоже пострадали, так как на них упали тяжелые железные ворота, благо в это время маленькой семьи не было на месте, и женщина подумывала о том, чтобы на время уехать к сестре и дочери на русский Север, куда они ее звали, чтобы не пугать больше сына. Но ей было стыдно оставить родной город, ополчение: ведь она так призывала бороться за свободу! Трогательно так, что плакать хочется!

А когда я уснула, мне снился мой улыбающийся пес: он нашел меня за тысячи километров!

Глава 7

Жены

Воевали, можно сказать, вахтовым методом, иногда уходя отсыпаться и не только, к своим кроватям, борщам, девушкам и женам. У старшего, Афганца, только успевшего уйти на пенсию с завода, была жена, две взрослые дочки и даже внучка, фотографии которой ему все время присылали из города. А он показывал забавную двухлетнюю активную кроху, немного надоедая этим всем – так как, чего душой кривить, мы любим преимущественно своих детей, – в самосвязанной шапочке и простенькой курточке, на детской площадке, на санках, в сугробе. Он был, как большинство здесь, высоким, коренастым, немного полноватым, лысым, улыбчивым, наверное, несколько хитроватым.

Всё рассказывал старые анекдоты типа:

– Жена проводит время с любовником, а тут открывается дверь и входит, как водится, муж. Дальше возможны варианты в зависимости от национальности. Американка скажет: «Джон, ты не помешаешь мне делать мой маленький бизнес?» Немка посмотрит на часы и произнесет: «Ганс! Ты сегодня непунктуален!» Француженка улыбнется и: «Пьер, подвинься, вместе нам будет веселее!» Еврейка глубокомысленно изречет: «Исаак, это ты? Тогда кто лежит со мной рядом?» Русская упадет на колени и истошно закричит: «Петя, милый, только не по морде, ведь у меня завтра партсобрание!» А украинка, изобразив несуществующий страх: «Тарасе, це ты? А це хто? Ой я така затуркана, така затуркана…»

Когда мы вечером, хоть и не часто, могли немного выпить, он принимал ровно три рюмочки крепкой. Я как-то подсчитала: в сумме это было до сто граммов, а еще говорят, что пьем мы много! Он все мог соорудить из ничего и ремонтировал что угодно! Казалось, что он и танк соберет из легковушки! Он бесконечно волновался за жизнь дочерей, а особенно внучки. Звонил, так как СМС не очень любил, да и, как я поняла, зрение подводило, а очки он носить стеснялся. И я слышала, как он наставлял жену, отходя немного от нас:

– Маша! Как дела?.. Как она ела?.. Во сколько проснулась?.. Почему так мало слов знает?.. Помнишь, что в ее возрасте девочки говорили: стихи читали! Может, испугалась когда? Не выводи ее сегодня на улицу! Я говорю – нет! Опасно, – настаивал он.

Или наоборот:

– Спуститесь сегодня в подвал! – Чаще в его просьбах и приказах, при его бывшем и настоящем опыте войны и жизни, был смысл. А информацией мы и сами не всегда располагали!

В начале боевых действий его дочери и внучка, как он говорил, «Мои дивчата», выезжали из города, но, не выдержав непривычной среды, вернулись. Жена не покидала его и город ни на день. Он периодически приносил нам в поддержку от нее еду и радостно сообщал нам что-то типа:

– Жинка для вас тут целый кулек сварганила пирожков с толченкой и луком! Будет у нас как на вылазке! Не бошкайтесь: мойте руки!

Были и другие варианты. Например, он выставлял на стол пятилитровую пластиковую баклажку, завернутую в детское одеяло, и гордо заявлял:

– Борща тут соорудила – с поджаркой, синенькими, буряком! Пора уже живенько соваться ближе к еде!

И мы действительно, как проголодавшиеся и наигравшиеся дети, с удовольствием поедали, казалось, на километры пахнущий борщ, иногда еще и со скибками от буханки белого домашнего хлеба, на который накладывали перемолотое с чесноком сало. Иным вариантом могло быть выкладывание трехлитровых банок, когда он говорил:

– Закруточки – домашние! Со своими огурчиками! Не сильно настраивайтесь, бутылька не будет! – И действительно, они были выращены его женой, так как они жили в своем доме, хотя и недалеко от центра Города, с парой соток рядом, с тщательно ухоженными грядками, на которых росли цветы и овощи. На дачу же, расположенную почти в десяти километрах от Города, ездить были небезопасно, и он сокрушался, говоря:

– Какие там черешни и яблоки – летом пообсыпались! Абрикосы в посадках зря на землю падали, а теперь и вареньем вас угостить не могу! – А я, обычно сидевшая на жесткой диете, ела – и не толстела. К чему бы это?

Командир был среднего роста, с коротко стриженными волосами на круглой голове. Улыбался часто, но одними губами, не разжимая их. Серые глаза всегда смотрели настороженно и умели осматривать всю местность вокруг – шея при этом почти не двигалась. Я видела многих командиров отрядов специального назначения: англичан, евреев, турков, египтян. Казалось, что мать у них одна, а цвет кожи и национальные особенности – от отца: так все они были похожи! И я предполагала, по известной мне аналогии, что в определенной ситуации все они – нежные и трепетные. У него была молодая жена. В Городе жила и прежняя, которая как-то совсем некрасиво загулявшая, когда он был где-то в командировке на Востоке, и он не смог простить ей это, а также десятилетний сын от первого брака. И почему военные так рано женятся?

– Наверное, им надо точно знать, что где-то есть место, куда их должно тянуть как магнитом и где их ждут! Его, а особенно женщину, они не всегда выбирали правильно: почему-то в этом интуиция им изменяла. Но ведь, как я уже говорила, самое главное – иметь дом и возможность в нем любить кого-то! Нынешняя жена пару раз приезжала к нам с инспекторской проверкой: что там за санитарочки-фармацевтши рядом с ним. Пирожки привезла из кулинарии. Правда, тоже вкусные! Худощавая, но с необходимыми для личной жизни выступающими местами под коротким, базарного качества кожаном, легким, не по сезону, плащиком, на каблуках, так неуместных здесь, и с несколько избыточно накрашенными поджатыми губами. Командир смотрел на нее с гордостью, и его серые глаза при этом темнели. Богдан отводил свои и чуть кривился при виде сверстницы, а Афганец отпустил комплименты типа:

– Какая королевишна к нам прибыла! – А я заметила уменьшительное «королевишна» вместо «королева»! Пробыла она у нас недолго. Прошептала что-то мужу на ушко. Тот посадил ее в служебную машину, которой и сам редко пользовался, улыбнулся губами и на ее вопрошающий взгляд покачал головой. Вечером с полчаса отвечал на СМС, смотрел присланные ею селфи, а потом отключил телефон.

Глава 8

Матери и дочери

У Богдана была в Городе собственная квартира, оставшаяся ему от бабушки. Его родители жили в другом городе. Отношения, как я догадывалась из отдельных его фраз, у них были напряженными. Они осуждали его проживание в этой зоне и звали к себе. Но все же они были родителями: волновались, хотя и бранились.

С противоположными вариантами дело обстояло хуже. Однажды в университете, по которому я в какой-то ностальгии пошла слоняться по кафедрам, на которых я когда-то училась, я встретилась на фармации со своей сокурсницей, с которой мы вместе поступили в аспирантуру, иначе я бы ее не узнала. Она сильно располнела, седеющие пряди сильно отросли у корней по сравнению с каштановыми, крашеными, лицо были несколько одутловатым, с потухшими карими глазами, которые, казалось, стали, как и волосы, намного светлее. Лицо было без макияжа, а одета она была в какой-то балахон. Она первая узнала меня и с криком: «Вероничка! Ты откуда?» – кинулась ко мне.

– Оттуда! – не очень остроумно ответила я.

– Не изменилась! Шикарно выглядишь! Стройная! И как тебе это удается? – Хотела ответить, как всегда: «С большим трудом!» – но вспомнила сало и печености, часто на нем же, и – прикусила язык. Обнялась, как водится, поцеловались, пошли пить кофе.

Она рассказывала, какой подъем был в начале конфликта. А затем все стало обыденным. А потом пожаловалась мне, что ее единственная дочь, которую она одна растила и пестовала, в том числе организовывала и проплачивала ее фотовыставки, когда она собиралась быть фотографом… Она все повторяла: «Она – очень талантливая!»