Тиховодье

– Разрешите, я пойду… – подтерев слезы, согревшись и обсохнув, Катя чувствовала себя значительно лучше. – Макс ждет меня дома.

– Да, конечно. Только назовите мне фамилию и место жительства. Может, у вас при себе паспорт?

– Екатерина Нилова. Живу на Кораблестроителей, дом десять.

Полицейский пристально посмотрел на нее. Голубые глаза на миг потемнели и утратили былую добродушность.

– Вот как? – удивился Рустам. – Я долгое время жил в соседнем – шестом – доме и был участковым на полставки в этом районе, но я вас не помню. А мне казалось, я знаю всех его жителей.

– Ну ладно, – он опять опустил голову к блокноту, что-то записывая в него. – Я свяжусь с вами, в случае если вы захотите возбудить дело о наезде.

– Я сильно сомневаюсь, что захочу. Все целы, а это главное.

– И всё же подумайте, не торопитесь, – произнес полицейский и, дописав последнее слово, захлопнул блокнот. – Когда закончится весь этот кошмар с наводнением, я обязательно найду способ связаться с вами.

– Каким наводнением? – Катя, уже начавшая открывать дверь, опять ее закрыла.

– Вы видимо действительно хорошо стряхнули свою лампочку, – мужчина улыбнулся собственной шутке. – В городе объявлен режим чрезвычайной ситуации. Из-за непрекращающихся дождей и переполнения водохранилища уже не один раз выполнялся аварийный сброс. К тому же на ГЭС случилась авария. Нам сообщили о разрушении гидроузла, – понятие не имею что это такое, – но говорят, скорее всего, город вообще смоет.

– Это… Чудовищно. Как все это могло произойти за то время, что я была без сознания? – она спросила это скорее у себя. Во всяком случае, полицейский, не расслышал ее вопроса, продолжая рассказывать об обстановке в городе.

– Все легло одно к одному. Представляете, что будет, если большая часть водохранилища одномоментно выльется на Тиховодск? Поэтому практически весь состав полиции и ближайших к нам армейских частей переброшены в район ГЭС для помощи МЧС. Нас предупредили, максимум, что удастся сделать – это оттянуть наш местный Тиховодский апокалипсис. Не более. Слишком велики разрушения. Некоторые уже поговаривают, что это террористический акт. В городе оставили только четыре машины для патрулирования, в том числе меня.

– И как давно нас заливает? – спросила Катя практически шепотом. И Рустам опять не расслышал ее вопроса.

– Большинство жителей города либо уже эвакуированы, либо готовятся к эвакуации. И с погодой творится нечто невообразимое. Уровень грунтовых вод поднялся уже настолько, что обычная телефонная связь вышла из строя. С сотовой тоже проблемы. Так что запоминайте, как вернетесь домой, хватайте сына и бегом в пятую школу. Не задерживаетесь. Нам отведено не более восьми часов. Вы знаете, где эта школа?

– На Скомороховой Горе, – кивнула Катя. – Мой сын там учится.

– Отлично. В школе развёрнут ближайший к вам пункт эвакуации. К тому же только этот район не будет затоплен в случае разрушения дамбы. Обязательно возьмите с собой теплые вещи и паспорт. Свидетельство о рождении сына тоже.

– Значит вот почему город такой пустой? – облегченно вздохнула Катя: по крайней мере, хоть одна странность нашла свое объяснение. – А я уж думала, голову ломала себе, куда пропали все люди, почему машины брошены с открытыми дверями.

– Так может вас всё-таки подвезти?

– Нет. Не надо. Дождь почти кончился, а мне тут не далеко.

– Тогда поспешите. И возьмите это, – Рустам достал с заднего сиденья лежавшую там полицейскую куртку и протянул ей. – Она защитит вас от ветра и дождя.

– А вы?

– Я в машине… Удачи… Увидимся в школе. Я тоже отправлюсь туда, как только закончу собирать по улицам подобных вам.

– Спасибо… – Катя взялась за ручку. – И много уже насобирали? Таких как я?

– Вы первая, – полицейский опять улыбнулся и вновь став похожим на большого ребёнка. – И, надеюсь, последняя.

Катя захлопнула дверь и, помахав ему рукой пошла, на ходу продевая руки в широкие рукава.

Как и следовало ожидать, куртка оказалась больше размеров на десять. Она просто утонула в ней. Но зато в ней было тепло, и она даже не обратила внимания на опять разошедшийся ливень.

Очнулась она от своих мыслей, только когда поняла, что окружающий мир застыл. Казалось, Бог, Дьявол или кто-то другой, имевший не меньшую власть над вселенной и жизнями людей, нажал на кнопку паузы, остановив демонстрацию интерактивного кино, в котором она принимала самое непосредственное участие, в котором она была главной героиней.

Не было слышно не только собственных шагов. Не было слышно ни дождя, ни капель, падающих с мокрых листьев и карнизов. Исчезли даже запахи. Без них воздух стал пресный и мертвый. Вокруг не ощущалось ни малейшего движения.

Екатерина подняла голову, не веря тому, что происходит.

Крупные капли окутывали ее с головы до ног, и парили над ней застывшим облаком. Она оттолкнула их ладонью и они, разлетевшись, вернулись на прежнее место единым целым, так словно были бриллиантовыми бусинками, нанизанными на тончайшие невидимые нити.

Тучи над ней прекратили свой бег. Они замерли, превратившись в ледяные глыбы. Деревья, дома, ручьи поперёк тротуара, и реки вдоль проезжей части – всё будто сковал невидимый лед. Замерзли даже звуки. Прекратилось любое движение. Ей на память пришла фраза из какой-то книги:

Некоторые ошибочно думают, что ад – это обжигающее пекло, в реальности ад – это ледяной холод.

Если это так, то сейчас именно он опустился на притихший и пустынный город.

Глава 3

1

Застывший мир сковал лед времени.

Теперь она знает, как это выглядит, когда останавливается время. Как и любая река, время может остановиться лишь в одном случае – если воды, что оно несет, что составляют его суть, замерзнут.

Большие крупные капли висят в воздухе, мелкие вмёрзли в него бриллиантовой россыпью. Ее дыхание, рука, которой она хотела смахнуть застывший на щеках дождь, кровь в артериях, и даже сердце – всё замерло и остановилось.

Абсолютный ноль. Мир обездвижен. Лишь ее сознание как безумец продолжает лихорадочно метаться в стенах карцера для буйных. Метаться и считать мгновения собственного времени, измеряя его бесконечным повторением одной элементарной мысли.

Тик – Максим, я люблю тебя. Так – Максим, я люблю тебя. Тик… Так…

Катя не может сказать, сколько проходит «тиков» или «таков», прежде чем она замечает, что вокруг пропали все краски кроме оттенков красного и серого, а тягучее, вязкое как водка, пролежавшая сутки в морозильной камере, время сдвинулось и течет?

Тик… Так…

Застывшие тучи похожи на окровавленные ватные тампоны, скованные льдом расплескавшейся по небу багровой реки. Солнца нет. Оно не утонуло в стылой тягучей воде времени, оно захлебнулось и растворилось в нем без остатка. Рассеянный свет сочится с изнанки стратосферы, из опрокинутого космоса, через монохроматический фильтр.

Вселенная – лишь черно-белая фотография, которую демиург проявляет в темной комнате своей фотолаборатории. Бумага погружена в раствор проявителя, на ней медленно проступают кадры проползающих мимо вялых и немощных мгновений.

Тик…

… волосок на ее голове медленно сдвигается в сторону, капля на щеке опускается чуть ниже, и этот миг проявляется на фотобумаге как новое настоящее…

Так…

… ее рука оказывается чуть выше, сердце сжато, кровь вытолкнута в аорту, а старое – которое лишь один «так» назад было новым – настоящее тает и растворяется. Очередное настоящее заменяет его, проступая на фотобумаге. От старого не остается и следа…

Тик-так… Тик-так…

Екатерина – двухмерный персонаж фотографий – заперта между краями фотобумаги, а ее жизнь разорвана на обособленные и независящие друг от друга кадры фотопленки. Над ней тиховодье, она захлебнулась его гулкой пустотой.