Отравленное очарование

– На юг, дорогой. На юг! – вдохновенно произнесла она и прозаично добавила: – Прямо, потом налево.

Глава 2

“Шато де Риборди расположилось в живописном, но труднодоступном месте на склоне небольшой горы французских Альп. Утопающий в осенних красках, древний замок XVI века, воссоздает атмосферу давно ушедших эпох. Это место, где время кажется остановилось, и каждый камень, каждый узор на стенах, хранит в себе воспоминания о веках, прошедших в этом уединенном уголке. Сейчас, когда деревья облачились в теплые оттенки огненных красок, шато приобретает особый, мистический вид. Его каменные стены пронизаны временем и тайнами, и каждый уголок сдерживает невысказанные истории, затаенные среди сводов и залов. Старинные окна изящно украшены изысканными коваными решетками, а каминные топки, заполняющие воздух ароматом древесины, создают атмосферу тепла и уюта.”

“Каминные топки…”, – взглянув на черновик статьи, с горьким сарказмом выдохнула графиня Элеонор де Жолли, хозяйка шато. Ей нужны были деньги. Ей нужно было любыми путями затащить в свой замок посетителей и постояльцев. Она прекрасно знала, что время не остановилось для водопроводных труб и канализации, которые, тут и там, норовили протечь и “пронизать” стены не “временем и тайнами”, а водой, в лучшем случае; что от каждого узора на стенах мог отвалиться фрагмент и угробить любого, кто окажется поблизости; что “каждый уголок”, который, “сдерживал невысказанные истории”, сдерживал истории о том, во сколько ей обошлось то, чтобы этот уголок вообще мог сдерживать что-нибудь; а “каминные топки, заполняющие воздух ароматом древесины”, должны были быть, сначала, заполнены этой самой древесиной, а на это нужны люди, нужны деньги… Она знала все это как никто другой. Она знала, что обязана до последнего продолжать дело по сохранению своего имения. Знала, что не сможет отступиться. Знала, что после развода это будет трудно. Понимала, что нужно что-то делать… “Я сделаю это!” – решительно прошептала она, и в ее глазах засветилась искра решимости.

На просторной провинциальной кухне шато, заполненной не только ароматом древесины, но и готовящегося обеда, за массивным столом сидела горничная Марьяна. Ей было чуть больше сорока, но выглядела она чуть моложе. Чуть моложе пятидесяти. Простоватой славянской внешности. Ее описание можно было подытожить одним словом – усталость. Отрешенный взгляд потухших глаз из-под отяжелевших от бессонницы век. Пальцы, быстрые и тщательные в обычные дни, теперь двигались медленно и утомленно, словно каждый жест был испытанием. Даже белый воротничок ее форменного платья был расстегнут, и, казалось, устало свисал набок. Впрочем, все это никак не вязалось со здоровым цветом лица Марьяны, и мимолетными улыбками, которые, время от времени меняли ее облик в лучшую сторону, словно слабый лучик солнца изредка пробивающийся сквозь тучи в пасмурный день.

Перед Марьяной на столе лежало столовое серебро. Она не глядя взяла очередной нож и начала усиленно, что опять-таки было странным для ее усталого вида, натирать его полотенцем. От резкого движения, нож выпал у нее из рук и звякнул о плитку пола.

На звук обернулся муж Марьяны, Жермен. Оторвавшись от плиты, он подошел к ней и обнял за плечи:

– Что случилось? – в голосе Жермена звучала забота.

Марьяна бросила на стол полотенце и в слезах уткнулась Жермену лицом в живот.

– Ну же, Марьяна, так нельзя. Ты так часто плачешь в последнее время. Что с тобой? – Жермен нежно погладил супругу по голове.

Марьяна фартуком вытерла заплаканные глаза и, взглянув на мужа, слегка улыбнулась:

– Ничего, дорогой, ничего. Это осень, наверное.

На плите что-то зашипело, и Жермен, заботливо поцеловав Марьяну в голову, поспешил вернуться к кастрюлям.

Внезапно на кухне будто повеяло свежестью и вместе со струей осеннего влажного воздуха, заносимого сквозняком, в нее впорхнула Элеонор. Ее длинное шифоновое платье, со множеством рюшечек и оборок, кажется, жило своей жизнью, не прекращая легко развиваться от ветерка, сопровождавшего Элеонор даже внутри замка. Цветы на легкой ткани жили полной жизнью, будто их срезали пять минут назад, а не нарисовали искусные руки художниц одного из домов высокой моды Парижа. Огромная шляпа, подстать платью, была увенчана цветами самых невероятных оттенков, а ленты и банты на ней, как странные птицы, развивались в воздухе, создавая вокруг хозяйки вихрь веселья и красок. Необычайных размеров шелковый шарф вторил стремлению платья и шляпы улететь, поднять хозяйку шато в воздух и закружить ее над замком: с его садами, парком, бассейном и конюшнями, гравийными дорожками и гаражами, остроконечными крышами и густым лесом, скрывающим всю эту красоту от альпийских гор. Ее лицо, раскрасневшееся на свежем воздухе, было полно вдохновения, глаза весело блестели, а улыбка была заразительна. И она надевала это платье, надевала эти шарф и шляпку, чтобы полететь вместе с ними, поделиться своей энергией и вдохновением со всем миром, поднимая настроение и даря надежду каждому встречному.

Ей пятьдесят девять. Она почти разорена. Муж бросил ее, уйдя к молодой любовнице, но она полна решимости путешествовать, учиться, влюбляться и наслаждаться каждым моментом!

Пропорхав до плиты, Элеонор, наклонившись к кастрюлям, рукой подтолкнула пар, чтобы вдохнуть аромат готовящегося обеда:

– Какая прелесть! Какая прелесть! Какая прелесть! Жермен, ты просто кудесник!

Нельзя было не заметить, как Жермен засиял с приходом хозяйки. Элеонор взяла его за руки и поцеловала в обе щеки. Сияние Жермена вот-вот перейдет в краску. Посмотрев на него, Элеонор снова поцеловала его в щёку. Он неловко улыбнулся и опустил голову.

Марьяна старалась улыбаться, наблюдая за сценой восхищения хозяйки ее мужем, но получалось это у нее довольно неубедительно.

Не выпуская рук повара, Элеонор обернулась к горничной:

– Mon petite[7 - Mon petite – Моя маленькая – фр.] Марьяна, у вас все готово к приезду гостей? – заботливо спросила она.

– Да, мадам. Все комнаты уже готовы, – ответила Марьяна и встала.

Элеонор заметила на полу нож. Она подошла к горничной, рукой мягко усадила ее на место и подняв нож, положила его перед ней на стол:

– Смотрите-ка, мужчина придет, – удивилась хозяйка шато, – а ждем-то мы, только женщин.

Глава 3

Люка, мажордом Элеонор, невысокий, полноватый шестидесятилетний добрячок, вглядывался в толпу шедших по перрону марсельского вокзала пассажиров. Над головой он пытался как можно выше поднять табличку с надписью “Элеонор”.

Из толпы пассажиров, выделялась Жаклин – бойкая журналистка лет тридцати в модном брючном костюме из твида в крупную клетку. Через плечо у нее висела довольно-таки крупная дамская сумка, а в левой руке – таких же размеров чемодан. Жаклин шла твердой, быстрой походкой, ее взгляд был смесью решительности и любопытства. Заметив издалека мажордома с табличкой в руках, глаза Жаклин сверкнули, в них появились предвкушение и ярость хищной птицы, увидевшей свою добычу. Ловко лавируя между пассажирами, Жаклин рванула в сторону Люки, не без того, чтобы не задеть кого-нибудь своим чемоданом. Впрочем, в порыве преследования, это мало волновало Жаклин, и недовольные возгласы жертв оставались без ее внимания.

– Джеки, ты куда так несешься-то? – едва поспевая за Жаклин, крикнула ей в спину Шанталь. Бедная брюнетка, обладала парой прекрасных длинных ног, но, словно запутавшись в собственной элегантности, и оказавшись на грани между модельным показом и реальностью, она явно уступала по скорости своей подруге, рвавшейся вперед.

– А черт его знает. Привычка! – не отрывая цепкого взгляда от приближающейся цели, бросила журналистка. – Здравствуйте, я Жаклин Одэт! – закричала она, еще не добежав до мажордома и затем, резко тормознув у него перед носом, ткнула большим пальцем себе за спину: – А это Шанталь.

Жаклин наконец выдохнула.

– Ты название газеты забыла добавить, – съязвила Шанталь, достигнув своей подруги именно в тот момент, когда та указала на нее пальцем.

– Здравствуйте. Добро пожаловать, – несколько опешил от такого напора Люка.

– Спасибо, – улыбнулась Жаклин и собралась продолжить гонку по перрону.

– Мадам, – Люка достал блокнот и полистав его начал сверяться со списком.

– Джеки, мы вероятно, еще кого-то ждем, – окликнула ее Шанталь махнув головой в сторону мажордома.

Жаклин вернулась к Люке и, как ни в чем не бывало, взяв его руку с блокнотом, заглянула в него. Ее гоночный пыл резко угас, сменившись раздражением:

– Не может быть! Вот черт! Отдых испорчен!

Невдалеке, сопровождаемая носильщиком, к ним приближалась компания Люси, Каролины и Николь.

– Вот дерьмо! – с досадой буркнула Жаклин, поставив чемодан на перрон.

– Ты что здесь делаешь? – сдерживая неприязнь, обратилась Николь к журналистке, едва поравнявшись с ней.

– Я к своей подруге приехала! – парировала Жаклин. – А ты что здесь делаешь?!

– Она к моей подруге приехала, – мягко вступила в разговор Люси, глядя на мажордома. – Привет, Люка. Как дела?

– Все в порядке, мадам. Как вы добрались?

– Феноменально! Можем двигаться?

– Люси? – неуверенно поинтересовалась Жаклин.

– Ну допустим, – Люси повернула голову в сторону журналистки, будто только сейчас заметив ее присутствие.

Поняв по нарочито спокойному тону Люси, что атмосфера как раз начинает накаляться, Каролина решила разрядить обстановку, обратившись к Шанталь:

– Я – Каролина.

– Шанталь, а это, – она указала на подругу, – Жаклин.

– Мы знаем, – холодно бросила Николь.