Ужас по средам

– Понимаю, вам это неприятно. И даже очень. Но это весьма нетипично, согласитесь. Вот почему мне нужно знать, что за этим стоит: какой-то человек, ситуация, случай – что-нибудь, что навело его на этот образ? Может, кто-то из ваших знакомых работает в продуктовой лавке, в сырном отделе? В общем, что угодно.

Я мотаю головой, не хочется даже думать об этом. Тонкая проволока, острая как бритва, способная резать не только сыр…

«Я порежу тебя проволокой для сыра».

– Извините, можно еще воды? Там есть кулер… – Я поворачиваюсь к прозрачной перегородке, а детектив-сержант, проследив за моим взглядом, отправляется в редакцию за водой.

Инспектор Сандерс продолжает:

– И все же подумайте, Элис. Может, вам доводилось писать о сыроварной компании? Или о магазине деликатесов? Ничего такого не припоминаете?

И снова я качаю головой.

– А дома у вас такая проволока есть?

Я обнаруживаю, что давно уже сижу, потирая руки, словно намыливая. Господи, ну сколько можно об этом говорить? Нет, я, конечно, понимаю, это ее работа, но…

– Нет-нет, что вы, я пользуюсь исключительно ножом. Я, конечно, видела, как режут сыр проволокой, – в продуктовой лавке и в супермаркете, куда я периодически заглядываю. Но никогда не видела, чтобы кто-нибудь пользовался такой штукой в домашних условиях.

– Понятно. Нам нужны названия и адреса продуктовых лавок и супермаркетов, где вы бываете, Элис. Так, на всякий случай. Чтобы уж наверняка.

– Хорошо.

Сержант возвращается с пластиковым стаканчиком, и я тут же осушаю его до дна.

– Спасибо. Я благодарна вам за все, что вы делаете. Правда. Просто мне так… – Я стараюсь сохранять спокойствие, но понимаю, что это выше моих сил. Пытаюсь плотно сжать губы, но безуспешно.

– Все хорошо, Элис.

Инспектор Сандерс очень добра, но от ее доброты мне становится только хуже.

– Простите. – Поставив стакан на стол, я начинаю рыться в карманах в поисках носового платка. Потом смотрю через прозрачную перегородку в офис и замечаю, как двое сотрудников поспешно отворачиваются, – значит, наблюдали за нами. Я не успеваю понять, кто это был.

– Не стоит извиняться. Все это тяжело, я знаю. Но мы вам поможем. Мы все проверим и непременно найдем этого типа, обещаю. И этот кошмар закончится.

Инспектор смотрит мне прямо в глаза, и я вижу – она верит в то, что говорит. Точнее, хочет верить.

Как бы и мне хотелось поверить, что она контролирует ситуацию лучше, чем я.

Глава 7

ЭЛИС

Четыре дня спустя, в воскресенье, во время встречи с сестрой я смотрю на нее и удивляюсь, как сильно она похожа на нашу маму. Я могу предсказать, что именно она скажет в следующий момент, и заранее готовлюсь подавить всплеск раздражения, которое неизбежно почувствую, когда сестра произнесет ненавистное мне слово.

«Не будь такой упрямой».

Я закрываю глаза и слышу эхо маминого голоса. Он зудит прямо над ухом, а я слушаю, поджав губы, как делала в детстве во время мелких домашних склок: начиная с уговоров попробовать новое блюдо и заканчивая ссорами из-за работы по дому. Помню, что даже когда была совсем крошкой, стоило кому-нибудь назвать меня упрямой, внутри начинала клокотать ярость. Я-то хотела, чтобы меня называли смелой или отважной, а слышала совсем другое.

«Упрямая».

Как тогда, так и сейчас мне хочется сорвать с себя это слово, как срывают пластырь, который носили слишком долго, – сквозь боль и слезы, лишь бы от него освободиться.

И, как в былые годы, я страдаю и ухожу в глухую оборону, а моя сестра Лиэнн смотрит на меня с привычным выражением отчаяния в глазах, которое всегда шло рука об руку с любовью во всех наших сестринских разборках.

– Тебе придется рассказать им об этом. – Лиэнн наполняет мою кружку из большого кофейника, стоящего на столе между нами.

Я смотрю на него и думаю, что этот кофейник – воплощение нашей непохожести. Это дизайнерская вещь. Очень красивая. Гладкий корпус из нержавеющей стали, с двойными стенками, который и кофе сохраняет горячим, и выглядит потрясающе. А мой пластмассовый кофейник – из ближайшего супермаркета. Дешевый. Яркий. Весело ухмыляясь, он выливает из своего пластикового нутра остывший напиток.

– Это не имеет отношения к делу, Лиэнн.

– Да откуда ты знаешь, имеет или нет? И почему ты так упрямишься?

Я морщусь. Началось.

Сестра качает головой.

– Ладно, прости. – Она поднимает обе руки в знак примирения. – Я не хотела показаться чересчур настойчивой и вредной. Просто тебе столько пришлось пережить… Я очень беспокоюсь, но думаю, что ты не совсем права. Ты должна рассказать полиции абсолютно все.

Вот уже полчаса мы ходим по кругу, пора бы уже сдвинуться с места. Хватит с меня того, что пришлось выслушивать вопросы полиции, на которые не было толковых ответов.

Мы решили пока оставить маму в доме престарелых в Девоне. Сначала нас охватила такая паника, что мы собрались перевести ее оттуда в другое место, и чем скорее, тем лучше. Лиэнн давно мечтает, чтобы мама находилась в Лондоне, поближе к ней, но полиция Девона положительно отозвалась о системе безопасности нынешнего заведения. К тому же мама расстроится, когда узнает, в чем дело, а мы этого не хотим.

– Так как насчет того, чтобы отправиться к маме, Лиэнн? – Я выдерживаю взгляд сестры, давая понять, что хватит уже донимать меня поучениями, что я должна и что не должна рассказать полиции. У меня больше нет сил постоянно думать об этом мерзавце без лица, который вторгся в мою жизнь и всего за пару недель перевернул ее с ног на голову, выжив меня из дома и даже с работы.

Лиэнн кивает, и я протягиваю руку, касаясь ее ладони в знак благодарности. Мои пальцы – словно оливковая ветвь, несущая мир. Просто удивительно, как любовь может так тесно сосуществовать рядом с ненавистью. Может, и не с ненавистью, но уж с раздражением точно. Наш вечный сестринский танец – от любви к чему-то другому и снова назад, к любви.

Пока мы допиваем кофе, я окидываю взглядом громадную кухню Лиэнн. Черные рабочие поверхности из полированного мрамора внизу эффектно контрастируют с белыми шкафчиками наверху. Стильные ручки шкафчиков представляют собой замысловатые узлы из нержавеющей стали. На широченной газовой плите синего цвета не видно ни следа готовки. Даже отпечатков пальцев нет. Безупречная сияющая жизнь моей сестры.

Я завидую? Нет. Это не зависть…

– Я так благодарна тебе, что ты приехала, Лиэнн.

Ничуть не кривлю душой: сестра все бросила, оставив в Лондоне двух детей с няней и мужем Джонатаном, и примчалась ко мне. Это их загородный дом – классический коттедж с крытой соломой крышей. Ворота надежно защищены, повсюду установлены видеокамеры – одним словом, стопроцентная безопасность.

– Живи здесь столько, сколько захочешь, или перебирайся к нам в Лондон. Как пожелаешь. Жаль, что я не могу надолго задержаться. – Сестра делает паузу. – Джонатан спрашивал, может быть, тебе пригласить сюда кого-нибудь еще? Уборщики, конечно, будут заглядывать пару раз в неделю, но ведь это не совсем то. Мне не совсем по душе, что ты останешься совсем одна после моего отъезда. По крайней мере, пока полицейские не найдут того парня и не раскроют это дело.

– И кого же мне пригласить?

– Ну, не знаю… – сестра краснеет. Наверняка они обсуждали эту тему с Джонатаном. – Может, охранника? Или телохранителя? За деньги не переживай, компания оплатит.

– Ты говоришь прямо как Том. Я же вам не поп-звезда какая-нибудь. Мне не нужен телохранитель. Мне нужна моя собственная жизнь, Лиэнн.

– Знаю, родная. Просто мы очень беспокоимся о тебе.

– Понимаю. Но ведь прошло уже четыре дня. Целых четыре дня от него ни слова. Это ведь обнадеживает, согласись? Может, он выдохся? – Я стараюсь, чтобы голос звучал как можно более убедительно, но вряд ли мне это удается.

«Сегодня воскресенье, – напоминаю я себе. – День, когда мы ездим к маме. Хороший день. Спокойный».