Сила ненависти

Глава 17

Ник

Кто знает, может быть, еще Бог умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев Свой, и мы не погибнем.

Струйка белого дыма поднималась к небу, пока по моему телу неторопливо разливалось спокойствие. Две таблетки успокоительных и щепотка травки приводили расшатанные за день нервы в норму.

Вчера мне позвонил скупщик из южной части города, сообщив, что вещь, в точности похожая на описанную мной несколько дней назад, попала на прилавок одного из его ломбардов в Чикаго. В этом я ни разу не сомневался, ведь рано или поздно почти все потерянное или украденное попадало к Честеру и его подельникам, будто его загребущие руки – огромный сифон в сливе канализации, тянущейся через всю страну. Но что меня по-настоящему удивило, так это описание парня и запись с камеры чикагского ломбарда, которую мы с Чесом отсматривали этим утром.

Хадсон гребаный Коэн, игрок-вышибала из Балтимора, оказался настолько пустоголовым, что пришел сдавать украденное кольцо сам, да еще и в том же городе, где его шаловливые ручонки поорудовали. Ему хватило мозгов только на то, чтобы не принести похищенное сразу же, а дождаться следующего товарищеского матча в серии.

Скользкий ублюдок не просто так прессовал меня в день последней игры, он терся там, потому что знал о моем талисмане. Теперь я понимал смысл кивка и почему его приятель по команде ослабил напор. Мое отвлечение злостью и амбиции сыграли им на руку. Обычно игрокам запрещалось носить украшения во время игры, будь то пирсинг или любые другие травмоопасные вещи, я же всегда плевал на это правило, за что и поплатился. Была ли травма, последовавшая за этим, мистическим результатом пропажи кольца, простым совпадением или ловко просчитанным ходом со стороны Хадсона, я не знал. Одно было ясно – это дерьмо не сойдет ему с рук. Так что запись со всем необходимым уже была направлена копам.

Первым же рейсом я вылетел в Чикаго, но не стал разыскивать Коэна, чтобы до ареста переломать ему руки, сразу отправившись в ломбард. Честер велел своему парню придержать кольцо и дать мне убедиться, что я ничего не перепутал. Ошибки быть не могло, на ободке из белого золота прямо вокруг бриллианта квадратной формы свернулись два золотых крыла, как бы обнимая камень, надежно удерживая его внутри. Я слишком хорошо знал, как выглядит эта вещица, за годы изучив ее в деталях, сотни раз убеждая себя, что оставил его просто потому, что мог.

–Ты будто ангел, созданный на небесах, – всплыли в голове слова матери. – И ты обязательно встретишь другого ангела. Такого же чистого и светлого… И ты полюбишь ее всем своим сердцем.

Я не верил ни единому ее слову. Она обещала, что всегда будет рядом, а потом солгала, лишив себя жизни. Бросила нас с Дэмиеном, подарив мне на память ненависть к миру, а моему брату – свое слишком мягкое сердце. А потом и Дэм ушел, оставив после себя зияющую рану. Как после такого вообще можно кого-то любить?

Но мне нужно было возвращаться, чтобы успеть к помолвке, поэтому отправил эти мысли далеко в подсознание и покинул город так скоро, как только смог, немного подремав в самолете. Мне нужна была прежняя бодрость, поэтому я закинулся эфедрином[14] перед тем, как войти в дом Карсона.

Оливия уже была здесь, нервно осматривалась и, должно быть, злилась, когда поняла, что я опоздал. Мне пришлось остановиться в тени колонн, окружающих особняк, чтобы немного понаблюдать за ней. Я был приятно удивлен, когда стройная нога грациозно выпорхнула из разреза непривычно женственного для Оливии платья, открывающего плечи и подчеркивающего верх. Вообще, весь ее вид каким-то непонятным образом выбил из меня дух – со всеми этими воздушными тканями и вплетенными в волосы цветами она походила на плод моей фантазии больше, чем на нечто реальное. Руки чесались, желая прикоснуться к чему-то настолько невинно-прекрасному и совершенному, но я все еще стоял в стороне, боясь спугнуть и просто пялясь, как какой-нибудь маньяк.

Я видел множество взглядов, направленных на мою невесту в этот вечер, и не мог винить никого из тех мужчин, но то, как напряглись плечи Оливии при появлении Смитстоуна, заставило меня выйти из оцепенения и пойти прямо к ней. Голос ее дрожал, но был не лишен стойкости, что всколыхнуло в моей груди необъяснимую волну гордости. Однако тревожное ощущение чего-то невысказанного витало в воздухе, когда скользкие глаза этого говнюка исследовали каждый дюйм тела моей будущей жены. И мне это ни капли не нравилось, как и ей, судя по всему.

Пришлось прервать беседу, разумеется, не потому, что мне внезапно в подробностях предстал образ того, как я сворачиваю шею Смитстоуну, заставляя его навсегда отвернуться и закрыть свои чертовы глаза, а только для того, чтобы Оливия не чувствовала дискомфорта. Это я продолжал повторять себе, ведя ее к танцполу, и то же самое проговаривал как мантру, пока мы танцевали так близко, что ее дыхание несколько раз перехватывало.

Таблетки, что я принял, заставляли меня испытывать странную нервозность под ее пристальным взглядом. Поэтому выкрутил свою тревожность и подозрительность на максимум, пытаясь прочитать, что крылось под кожей Оливии в момент, когда Росс застиг ее врасплох. Я не хотел быть придурком и давить, но слышал об этом человеке много разного, поэтому даже когда она продолжала отшучиваться, червь сомнения все еще прогрызал себе путь через мой возбужденный мозг. Я всматривался в лицо принцессы Аттвуд, гадая, что в его появлении так ее напугало и не перешел ли он черту, ведь если это так, то ему лучше самолично лишить себя жизни, ибо я не из терпеливых.

На мои вопросы упрямая девушка не отвечала, и к концу нашего танца я так накрутил себя, что чуть не позабыл про то, ради чего пролетел через половину страны и вернулся обратно. Добило меня то, каким сделалось лицо Оливии, как только я вытащил из кармана украденное когда-то кольцо. Мне хотелось узнать его историю, спросить, кому оно принадлежало и почему она так трепетно хранила память о нем все эти годы. Но я снова поймал себя на том, что неотрывно смотрю на ее лицо, желая смахнуть крупные слезы, выступившие на прекрасных голубых глазах. Что я и сделал.

Не стоило пить эти таблетки: я окончательно слетел с рельс, чувствуя столько эмоций разом, все, от необъятной злости, разрывающей кожу и ломающей кости, до смятения и желания утешить девушку, которая была лишь средством на пути к достижению моей цели.

Отступил на шаг, потом еще один, и так, пока не оказался в самой дальней части сада, где среди десятка старинных надгробий неуместно смотрелись два относительно свежих. Насколько нужно рехнуться, чтобы выкапывать могилы на заднем дворе собственного дома, а потом годами смотреть в окно и видеть постоянное напоминание о том, что кто-то дорогой навсегда ушел.

– Святые угодники, что это? – Я поперхнулся своим косяком и обернулся, уставившись в огромные распахнутые глаза Оливии. – Это… Это…

– Что ты тут делаешь? – спросил, все еще застигнутый врасплох. Я оставил ее одну посреди танцпола, чтобы немного проветрить голову и собраться с мыслями, и вот она снова пошла следом, как в старые добрые.

– Ты не можешь задавать вопросы, когда не отвечаешь на мои. – Нахмурившись, она скрестила руки на своей небольшой груди, от чего та приподнялась, сделавшись немного пышнее.

– Это могилы, – сказал я то, что и так было понятно.

– Это я и так вижу, умник. Почему они здесь? – Она требовала ответа, осуждающе переводя глаза с меня на надгробия. Будто это я установил их как элемент декора.

Когда я не ответил, она обернулась в сторону вечеринки, проверяя что-то, а потом снова вернула взгляд на меня. Задавать бесконечное количество вопросов – та особенность, что не прошла у нее с годами. Как и настырное умение появляться там, где я скрывался, отчаянно желая побыть один.

– Традиция семьи Каллаханов, – звучало прискорбно. В других семьях были традиции посещать музей каждый третий вторник месяца или печь вафли по воскресеньям, наши же выходили за рамки привычного.

– И вы не боитесь, что… – она прочистила горло, – ну не знаю, может быть, посреди ночи все эти мертвецы будут расхаживать по вашему дому, – Оливия неопределенно обвела окружающую обстановку рукой, краснея, затем фыркнула и хлопнула себя по лбу, чуть тише добавив: – Идиотка.

За годы учебы в Гарварде я наслушался историй о призраках, обитающих в коридорах университета и здании общежития Лоуэлл-Холл. Однажды мой сокурсник так напился, что до конца обучения рассказывал, как встретил Эми Лоуэлл, выходящую из своего портрета с сигарой в руке. Стоило ей, по его словам, выдохнуть ему в лицо тонкую струйку дыма, как он побежал оттуда, сверкая пятками.

– Я предпочитаю верить, что от живых больше вреда, чем от мертвых, – усмехнулся я.

Оливия обошла меня, бросив косой взгляд на сигарету, зажатую меж моих пальцев, и остановилась перед могилами мамы и Дэмиена. Судорожный вздох сорвался с ее пухлых губ, стоило ей понять, на чьи именно надгробия она смотрит. Не уверен, что они с Дэмом были хоть сколько-нибудь знакомы, и она наверняка не слышала историю нашей семьи с самого начала.

– Вирджиния, красивое имя, – тихонько произнесла, как будто разговаривая не со мной. – Что с ней случилось? – с простотой, присущей любопытному ребенку, спросила Оливия.

– Земное притяжение, – сухо выплюнул я, борясь с обидой, вызванной детскими воспоминаниями. Оливия непонимающе выгнула светлую бровь. – Она выпрыгнула из окна.

– Боже. – Ее ладони взлетели ко рту. – Мне жаль. – Она обернулась, и я удивился, сколько же жидкости за один вечер могут излить эти сияющие глаза. Но также от меня не ускользнуло то, что она не спросила, как умер Дэмиен. Она знала. – Ты скучаешь по ним?

– Каждый день. – Я не лгал, и тяжелый ком снова образовался в горле, как и всякий раз, стоило мне подумать о моей ушедшей семье.

– Мне жаль, – повторила, подходя и присаживаясь между могилами. Тонкие пальцы скользнули по холодному камню надгробной плиты, под которой покоилась моя мать, а потом переместились на первую букву имени Дэма. – Забавно, – улыбнулась она, обводя буквы кончиком пальца. – Дэмиен и Доминик. Ты знал, что твое имя буквально переводится как «принадлежащий Богу»?

Не знал.

Оливия продолжала водить по надписи с такой нежностью, будто ласкала любимые черты. Что-то в ее движениях успокаивало, и в какой-то момент я даже осознал, что пребывание здесь, в месте скорби, не ощущалось таким тяжелым в ее присутствии. И даже мое чертово имя на ее губах звучало по-другому, приятно.

Закончив свое занятие, она вынула один крохотный цветок из своей прически и положила его на каменный выступ могилы Дэма. Все внутри меня сжалось от этого мимолетного жеста, такого чистого и естественного в своей простоте.

– Он бы поблагодарил, – сказал я севшим голосом, когда Оливия отошла от могилы и снова остановилась рядом со мной.

А еще пошутил бы, что я украл его невесту.

Повернув голову, она некоторое время изучала мое лицо, после чего ее пальцы коснулись моей руки, и я вздрогнул от того, насколько ледяными они ощущались. Но казалось, холод ее не смущал; она выхватила оставшийся косяк из моей руки и бросила его на землю, топча кончиком туфли.

– Он бы не одобрил, – будто наверняка зная, сказала она.

Пришлось подавить новую усмешку, ведь Оливия попала в яблочко. Дэмиен ненавидел мой образ жизни точно так же, как я ненавидел его нравоучения. Будь он здесь, заставил бы меня сожрать сигарету еще до того, как ее потушили.

Сбросив пиджак со своих плеч, я накинул его на плечи Оливии, и она тут же утонула в ткани, кутаясь плотнее. Мне показалось, что она даже незаметно вдохнула мой запах.

– Нам пора возвращаться, – не думаю, что кто-то из присутствующих вообще нас потерял, но я почувствовал себя не в своей тарелке, снова оказавшись к ней так близко.

– Ты правда думаешь, что это сработает? – внезапно спросила Оливия, не глядя на меня. Теперь ее взгляд был устремлен на вечеринку, где все больше гостей напивались и вели себя как сборище ненасытных дегенератов. Имела ли она в виду наш брак или что-то другое, я не знал. Но знал, что ответить:

– Абсолютно все может сработать, если приложить достаточно усилий.

Она хмыкнула, а потом рассмеялась себе под нос. Стало интересно, что в моих словах вызвало такое веселье.

– Даже не знаю, что на это ответить, ведь половину жизни я только тем и занималась, что прилагала усилия, которые в конечном итоге отбросили меня на триллион шагов назад. Ужасная у тебя философия, Каллахан, – это звучало, как обвинение для меня, ее брови сошлись на переносице, когда Оливия нахмурилась и сокрушенно покачала головой.

Я смотрел на нее еще мгновение, впитывая все оттенки печали, слившиеся воедино на ее прекрасном лице. Моя внезапно онемевшая рука выискивала фишку в кармане брюк. Одно движение, и холодный металл подлетел вверх, а голова Оливии запрокинулась, чтобы посмотреть, как инструмент принятия решений летит по воздуху.

Прелесть подброшенной фишки всегда заключается в том, что, пока та летит, вы уже знаете ответ на вопрос, который хотите получить, и не так важно при этом, какой стороной она приземлится.

И я знал.

Поэтому на этот раз не ловил ее, позволив упасть на траву, а вместо этого наклонился и поймал губы Оливии своими.

Глава 18

Оливия

Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас…

Вам когда-нибудь доводилось целоваться на кладбище? Мне – нет. Я вообще раньше никогда не целовалась. Ага, меня звали Оливия Аттвуд, мне было двадцать лет, и только что я получила свой первый в жизни поцелуй.

Когда сухие губы Доминика прильнули к моим, в них не было мягкости и обещания вечной любви, как и во всей окружающей обстановке. В этом соприкосновении ощущалось что-то декадентское и печальное, заглушаемое шепотом крон деревьев, возвышающихся над нами. Я постаралась отключить голову и не задаваться вопросом, было ли это для утешения или потому, что он в действительности хотел меня поцеловать.

Я почувствовала сладкую горечь выкуренной травы на его губах и сильные руки, обвивающие мое тело поверх пиджака. Вот где мечтала спрятаться всю свою жизнь – в его объятиях. Пальцы онемели от холода, но я хотела почувствовать все, что могла вырвать у этого момента, поэтому опустила ладони к твердой груди Доминика, сжав ткань его рубашки.

Мой стон прозвучал как мольба не останавливаться, стоило языку Доминика проникнуть в мой рот, а ноги в мгновение стали легче воздуха. Вот так я себя ощущала – невесомой. Одному только богу было известно, как мне не хотелось спускаться обратно на землю.

Момент прервал крик из толпы, кто-то из гостей взорвался смехом, и Доминик отступил на полшага, разрывая нашу связь. А я наверняка стала похожа на глупую рыбу, жадно хватающую воздух в попытке докричаться до прилива, что вышвырнул ее на берег. Одна моя трясущаяся рука дотронулась до губ, а взгляд все не мог оторваться от лица мужчины, что был так же ошеломлен случившимся, как и я. В моей жизни было немало неловких моментов, я вроде как стала своего рода чемпионом по неуклюжим случайностям. Но это послевкусие первого поцелуя могло посоперничать с тем днем, когда в третьем классе начальной школы вышла из туалета с задравшейся от спешного одевания юбкой, явив розовые хлопковые трусы всем ребятам, вышедшим на перерыв.

– Еще одна кража, о которой я не жалею, – пробормотал Доминик, облизывая нижнюю губу. Я не могла прочитать выражение его лица, и это жутко бесило.

– Что?

– Ничего, неважно, – отмахнулся он. – Давай вернемся на вечеринку. – И с той же простотой, которая понадобилась ранее, чтобы увести меня на танцпол, взял мою руку и повел нас к гостям.

Размяв плечи, я приступила к поворотам корпуса, наблюдая у края сцены, как Мелоди балансировала на диско-шаре величиной с переросший арбуз. Сегодня народу было битком, и Керри, узнав, что я могу вернуться, сразу же позвонила, попросив приехать. Меня не нужно было упрашивать, ведь теперь, когда Кай по большей части выполнял лишь роль водителя, я стала передвигаться по городу, не чувствуя на спине мишени.

Поражало то, как легко Доминику удалось освободить меня от надзора, и я не спешила узнавать его методы, довольствуясь результатом. Мне нравилась моя свобода и знание того, что он сдержал свое обещание.

– …пять, шесть, – досчитала Керри, хлопая в ладоши в поддержку своей танцовщицы. – Молодчина, Мел! Стейси, ты следующая, мне надо поболтать с Лив.

Я должна была выступать после Мелоди, но стальная хватка Керри уже сомкнулась вокруг моего предплечья, после чего подруга потащила меня в гримерку, не обращая внимания на мои заплетающиеся ноги, обутые в туфли на высоком каблуке. По правде говоря, я пряталась от нее несколько дней, боясь расспросов о прошедшей помолвке.

В тот вечер мы с Домиником вернулись к гостям и до самого отъезда практически не разговаривали. Мы не обсуждали наш поцелуй и короткий разговор на месте захоронения его близких, и отчасти я даже была рада такому исходу. Было бы вдвойне неловко объясняться друг перед другом, несмотря на тот факт, что поцелуй спровоцировала не я. Мое предательское тело ответило, и теперь, когда эмоции улеглись, а мозг снова заработал, хотелось влепить себе пощечину и прочитать лекцию о том, как не стоит принимать желаемое за действительное.

Керри ворвалась в гримерку, скомандовав «Кыш, кыш, кыш!» нашей последней танцовщице. Хлои вытаращила глаза, но, заметив мой виноватый вид и твердую хватку Керри на моей руке, поспешила убраться без выяснения обстоятельств. Предательница. Надзирательница усадила меня перед зеркалом, чтобы я видела наши отражения, пока свет от лампочек бил прямо в мое бледное лицо, как на каком-нибудь допросе.

– Теперь не отвертишься! – широко улыбнулась она. – Я жду самый подробный отчет, дорогая, с деталями и желательно цифрами, если в деле замешан размер чл…

– Фу! Перестань! – Отражение передо мной покраснело, а руки Керри, нависающей над моей спиной, вцепились в мои плечи, как когти горгульи в соборную крышу. – Это был обычный прием с кучей неизвестных мне людей и скучными разговорами.

– Тогда почему ты сперва прячешься от меня, а потом выглядишь так, словно находишься в трех секундах от истерики? – прищурилась подруга. – Я знаю этот взгляд, детка! Выкладывай!

Проще было обмануть детектор лжи, чем этот, настроенный на сплетни, модифицированный человеческий сканер. Я закатила глаза.

– Мы поцеловались.

– Кто был инициатором? Это важно, – деловым тоном заявила она.

– Он.

– Ааааааааа! – развив громкость до ультразвука, Керри захлопала в ладоши, наконец отпустив меня. – И как это было?

Восторженные вопли подруги только усиливали мое удрученное внутреннее состояние.

– Опрометчиво.

Та развернула меня лицом к себе, после уперев руки в свои стройные бедра. По ее лицу совершенно точно можно было определить, что степень доверия моим словам – нулевая.

– Парень, по которому ты сохла с десяти лет, впервые в жизни поцеловал тебя на вашей помолвке, а тебе даже нечего вспомнить? Где этот мечтательный взгляд? – Она ткнула меня ногтем в живот. – Бабочки, алло! Вы тут?

Я подавила смешок.

– Ладно, ладно, это было восхитительно, головокружительно и больно. – Я подняла взгляд на подругу. – Это больно, Керри. Не знаю, почему он вдруг решил поцеловать меня, но это еще хуже, чем первой проявить инициативу. Теперь мой больной мозг решит, что есть надежда, и ухватится за нее.

– А что, если она и вправду есть?

Если это так, то я снова попаду в эту воронку одержимости человеком, который никогда не испытывал ко мне хоть сколько-нибудь симпатии. Все эти короткие жесты вроде заботы о том, чтобы я съела свой ужин, и тот факт, что Доминик сохранил мое кольцо, никак не укладывались в голове и посылали мозгу противоречивые сигналы. Что еще хуже, я постоянно задавалась вопросом, вдруг Керри была права. Я видела, как Доминик смотрел на меня в тот вечер, и мне это понравилось. Я не готова была забыть о том, что он сделал, но могла с этим жить, если бы только эти глаза снова и снова возвращались ко мне с той же страстью.

– Черт, я не знаю, – призналась наконец.

– Значит, просто плыви по течению, – подруга беззаботно пожала плечами.

Легко сказать.

– Ладно, вижу, тебе нужно время, чтобы переварить это. И в качестве буфера у меня есть новости для тебя, только пообещай, что для начала выслушаешь.

Сузив глаза, я насторожилась. Нечасто она прибегала к уговорам, и это немного пугало.

– Лааадно, в чем дело?

Керри обошла стойку с одеждой, вынимая цветастый наряд, и принялась переодеваться, прячась за ней. Несколько минут был слышен лишь шорох одежды и видна только рыжая макушка, но затем она вышла, так и не переодевшись, и виновато взглянула на меня.

– Помнишь, я говорила, что моя тетя владеет общественным центром несколькими кварталами южнее? – Я кивнула, пока не понимая, к чему она клонит. – Они сотрудничают с местной школой, и сейчас набирают группу девочек для занятий танцами. И, прежде чем ты спросишь, я не могу, у меня здесь слишком много работы, а ты… Ты всегда была чем-то большим, Лив. Короче, я отдала им твое резюме.

– У меня нет резюме, Керри. – Мне не понравилось ничего из сказанного.