Сила ненависти

Если вы считаете, что жестокость не может быть оправданной, то вы ни хрена не знаете об этом мире и скорее всего живете за пеленой цветных стекол своих розовых очков. Я же не колебался, когда привычным движением перемахнул через невысокую ограду кирпичного дома и подошел к входной двери, вынимая устройство для отключения охранной системы и открывания замков. Появление в стиле «вам доставка» не входило в планы, поскольку я уже был осведомлен о гнилой сущности Смитстоуна больше, чем хотелось бы, и не сомневался, что он успеет набрать номер копов еще до того, как постучу трижды. Я бы дал ему эту фору, если бы дело касалось только махинаций, что упомянул Карсон, отправляя меня в этот единоличный крестовый поход, но речь шла об Оливии, так что я не собирался облегчать участь Росса.

Семейное гнездышко Смитстоунов выглядело непривычно уютным, с по-домашнему выставленными напоказ фотографиями на стенах и тошнотворными обоями в цветочек. В воздухе витал легкий шлейф давно съеденного ужина и того, что я назвал бы семейными ценностями. С одной маленькой поправкой – я не верил в это показное дерьмо ни на йоту. Возможно, миссис Смитстоун и не догадывалась о пристрастиях своего мужа, но тогда этот брак был еще более лживым, чем весь этот слишком приторный дом.

Скрипучие ступеньки деревянной лестницы вели на второй этаж, и я задавался вопросом, стоит ли спустить ублюдка с них перед тем, как выбить из него жизнь, или же распять его на той же кровати, на которой он трахал свою жену, фантазируя о ком-то другом. Мне бы хотелось навсегда укрепить в его крохотном мозгу идею о том, что в мире по-настоящему мерзко, чтобы она мелькала у него перед глазами всякий раз, когда он снова подумает распускать свои руки. В идеале я должен был убить его к чертям, но есть вещи и похуже смерти.

Первая спальня на втором этаже оказалась запертой изнутри, но для моих прошлых навыков закрытых дверей просто не существовало. Повернул отмычку, поддевая несложный механизм, когда наконец раздался тихий щелчок, открывая передо мной вид на спальню в светло-розовых тонах, благоухающую пудрой и цветами. Посреди узкой кровати, лицом к двери, спала темноволосая женщина, в которой я узнал миссис Смитстоун. Это интересно. Должно быть, причина, по которой супруги в этом доме спали раздельно, была как-то связана с неудачно выбранным хобби этого козла. Я осторожно прикрыл дверь и отправился на поиски его спальни.

Долго искать не пришлось, поскольку дом вовсе не был большим, а комнат на этаже оказалось всего четыре, из которых одна была отведена под кладовку, почти доверху набитую хозяйским хламом, старой мебелью и коробками. Я сразу же вспомнил переезд Оливии – ей бы не помешала отдельная комната для всех вещей, что она притащила в наш дом.

Поправив черную спортивную сумку на плече, подошел к последней комнате и толкнул дверь, та, как я и думал, оказалась не заперта. Свет уличного фонаря едва пробивался в окно спальни, отражаясь от зеркала, висящего на потолке над кроватью. Похоже, ублюдок любил смотреть на себя со стороны. Он спал, лежа на спине, в полосатой шелковой маске для сна, храпя на всю комнату. Я заметил на прикроватной тумбе электронные часы, красные цифры которых мигали, оповещая о том, что пора менять батарейку. С механическими было бы проще, я всегда любил слушать их мерный ритм, за исключением сеансов в кабинете доктора Коллинз, когда эти часы меня просто раздражали.

Я тихо подошел к кровати и опустил свою сумку на банкетку, осторожно расстегивая замок, чтобы не производить лишних звуков. Вынув пластиковый футляр, еще раз взглянул на тело передо мной и широко улыбнулся, предвкушая веселье.

Секунда. Укол. Тело Смитстоуна дернулось, руки подлетели к лицу, чтобы стянуть маску, но на полпути обмякли и безвольно упали на кровать. Я сделал ему одолжение, стянув ткань, и снова улыбнулся, нависая над ним так близко, чтобы он как следует разглядел, кто перед ним.

– Бу! – шепнул я, осклабившись, и маленькие черные глаза забегали в паническом танце, но это было все, на что он сейчас был способен. – Я бы сказал «не дергайся», но ты и так не можешь, правда здорово?

Вещество, что я ему ввел, по составу напоминало лошадиный транквилизатор, но подверженный его действию по-прежнему мог чувствовать все, оставаясь в сознании. Честер, надо отдать ему должное, мог раздобыть любое запрещенное зелье, почти как добрый волшебник из сказки. Он даже не спросил, для каких целей я приобрел этот шприц, зная, что это не его дело. Уверен, он доставал вещи и позабористей.

– Я все время задавался вопросом, каким образом такому отморозку, как ты, удалось проникнуть в головы стольких людей, чтобы нагадить там, – начал я, вытаскивая из сумки различные предметы и раскладывая их в изножье кровати. Взгляд Росса метнулся к потолку, поскольку он не мог опустить голову вниз, чтобы увидеть, над чем я работал. Его глаза расширились, а дыхание стало учащенным, он попытался протестовать, что-то мыча, но я не удосужился взглянуть на него, методично выравнивая ножи и скальпели в одну линию. – Сначала ты запудрил мозги Гордону, потом другим членам правления, но тебе было мало, ты решил прикоснуться к тому, на что не имел права.

Я почти прорычал последние слова, наконец посмотрев на него. Страх и паника смешались в черных глазах, ускоряя мое сердцебиение до максимума, мне понравилось наблюдать, как он корчится внутри обездвиженного тела, это было захватывающе, почти как смотреть на танцующую Оливию.

– Я не стану спрашивать, с чего ты решил, будто домогаться моей невесты – отличная идея. Мне также плевать, если ты скажешь, что сожалеешь и этого больше не повторится. Значение имеет только то, что уже произошло. И знаешь, Росс, – растянул его имя, подходя ближе и вертя в руке охотничий нож с лезвием, заточенным до состояния японской катаны, – мне не понравилось то, что я вчера увидел. Но еще больше меня затронул рассказ, который я услышал. Вот тебе загадка: шестнадцатилетняя девочка, перепуганная до смерти и оставленная вне поля зрения родителей, и какой-то жалкий выродок с больной фантазией заперты в одной комнате… Кто из них проиграет? Не спеши с ответом, подумай хорошенько, а я пока посмотрю, не обделался ли ты от страха.

Я открыл окно и сорвал одеяло с нижней половины тела Смитстоуна, подставив его холодному воздуху, чтобы замедлить кровоток. Вся его кожа тут же покрылась мурашками.

– Вот как мы поступим, – сделал паузу, приставив кончик ножа к руке, которая лапала Ливи, и поймав на себе полный ужаса взгляд. – Я буду спрашивать, а ты внимательно слушать и моргать по одному разу, если да, и по два, если нет. За каждый верный ответ ты получишь мое одобрение, в противном случае я буду делать надрез, из которого понемногу станет вытекать кровь. Тебе может показаться, что это не так страшно, но вот в чем прелесть ситуации – внезапно я могу стать чуть более любопытным, и количество вопросов возрастет с одного до пятидесяти. Времени у меня много, мы можем остаться здесь на целую вечность. Не перепутай, эта игра требует внимательности, ты все понял?

Он моргнул один раз.

– Видишь, ты не так плох на первый взгляд. Оливия была единственной?

Моргание.

Надрез.

– Я же просил быть внимательней, Росс. Кажется, я забыл упомянуть, что у меня особенный дар. – Я ухмыльнулся ему. – Я за версту чую ложь, и от тебя разит ею, как от целой новостной команды с центрального телевидения. Спрошу еще раз, она была единственной? – вдавил кончик ножа в надрез, слушая булькающие звуки, издаваемые моим новым приятелем.

Двойное моргание.

– Сколько их было?

Одно моргание, два, три, четыре.

Сукин сын.

– Все они были несовершеннолетними?

Подергивание века. Двойное моргание.

Надрез. Жалобный вой в глубине горла Росса, и струйка слюны уже течет по его губам к щеке.

– Думаю, вся проблема в доверии между нами. – Я цокнул языком, вставая. – Как насчет того, чтобы немного укрепить его? Может быть, тогда ты перестанешь лгать.

Я убрал нож и заменил его тонким скальпелем, глядя, как пот стал бисером собираться на висках ублюдка. Снова вернувшись к своей жертве, переместился ближе к его лицу, пальцем поддевая серебряный крестик на его груди.

– Веришь в Бога?

Моргание.

– Хорошо. Думаю, тебе следует помолиться, чтобы он направил твою душу на праведный путь, – он снова что-то промычал. – Хотя знаешь, не утруждайся. Сегодня я твой Бог, и я, черт возьми, не услышу мольбы, как бы ты ни старался. – Я снова порезал его прямо по центру грудной клетки, в том месте, где покоился крест, неглубоко, но достаточно, чтобы он почувствовал укус боли. Вид его крови посылал нехилую порцию удовлетворения в мою голову. Оливия будет отомщена, не испачкав руки, в то время как мои омоются алым цветом для ее спокойствия.

– Итак, Росс, были ли среди них несовершеннолетние, не включая Оливию?

Моргание.

– Стало быть, ты у нас больной на голову. Это печально, но знаешь, я еще больший псих, чем ты. Поэтому наша игра превращается в блиц.

Я снова и снова задавал вопросы, периодически меняя орудие правосудия, улавливая мельчайшие изменения в его мимике, расширенных зрачках и неровном дыхании; большая часть ответов была ясна еще до того, как затеял эту импровизированную пытку, но я должен был знать наверняка. Из всего следовало, что простым наказанием дело не обойдется. Когда я закончил, на теле Смитстоуна красовалось около тридцати надрезов разной величины, но все они, к моему огромному сожалению, были не настолько глубокими, чтобы заставить его истечь кровью до смерти.

Снова бросив взгляд на часы, я прикинул, что примерно через час подвижность к нему вернется и он сможет оказать себе помощь, но я еще не закончил. Отыскав его рабочее место на первом этаже, в крохотном кабинете, забрал со стола ноутбук и снова поднялся в его спальню, забавляясь тем, как крепко спала его ничего не подозревающая женушка.

Потребовалось около получаса, чтобы подобрать долбаный пароль, глядя на мигающего Смитстоуна и монотонно перечисляя буквы и символы. Затем еще десять минут я вслух сочинял текст для чистосердечного признания, которое он должен был отнести в полицию, если не хотел масштабной огласки от лица всех жертв его домогательств и резонансного судебного дела с привлечением СМИ.

– Что, не нравится, когда тебе угрожают? – злорадно улыбнулся я, видя, как он пытается морщиться на мои слова. – Готов поспорить, каждая из этих девочек тоже была не в восторге.

Пальцы на ноге сукина сына дернулись, но я не боялся момента, когда он придет в себя, развалившись на его стуле с косяком в зубах и продолжая печатать. Вся эта затея с уколом была лишь для того, чтобы соседи за тонкими стенами не услышали криков и возни.

– Ух ты! Гляди, тут сказано, что ты передаешь свои акции в «Каллахан и Аттвуд» моей будущей жене, вау! Даже не знаю, что сказать, такой щедрый подарок на свадьбу! – притворно радовался я, забавляясь с его банковским счетом и делая пожертвование в организацию по борьбе с насилием. – Ты, наверное, задаешься вопросом, как я тут все успеваю, но я типа очень умный, только никому не рассказывай, – я приложил указательный палец к губам, подмигивая козлу. – Это будет наш с тобой секрет.

Закончив, я поднялся, захлопнув ноутбук и с силой швырнув его в стену, чтобы Росс не смог исправить ничего из того, что я только что сделал, по крайней мере в ближайшее время. Хотя, учитывая характер его состояния, какое-то время ему будет не до этого.

– Тт-ы чертов нар-кко-ман, – прохрипел он, приходя в себя.

– Ауч! Вот это обидно. – Я приложил руку к груди, делая оскорбленное лицо.

– Она ник-когда теб-бя не при-мет. – Росс взглянул на меня с ненавистью, наверняка осмелев от понимания, что действие паралитика заканчивается.

Я приблизился к его лицу, снисходительно глядя в эти мерзкие черные глаза, и вынул сигарету из зубов, впечатывая ее горящий кончик прямо в кровоточащую рану на груди. Смитстоун завыл и стал дергаться, насколько было возможно.

– Мое последнее предупреждение тебе, кусок дерьма, – с угрозой в голосе прорычал я. – Еще одно упоминание об Оливии, и этот мой визит покажется тебе поездкой в Диснейленд. Если узнаю, что ты выполз из-под камня, то больше не буду так нежен. Расчленю тебя прямо здесь, в этой кровати, и закопаю там, где дикие звери смогут помочиться на твои останки, если, конечно, не раскопают обратно, чтобы сожрать. – Ужас вернулся в его глаза, Смитстоун сглотнул, а на мое лицо вернулась добродушная улыбка. – Письмо с твоим признанием на твоей офисной почте, спасибо за долю в компании и щедрый вклад в благотворительность. Удачи в полицейском участке, и не забывай, я слежу за тобой, говнюк!

Я тщательно вымыл руки, собрал свои вещи и отправился домой, на чистом адреналине почти пропустив поездку. Припарковавшись, вытащил пакетик с травой, откидываясь на сиденье. Эффект от прошлого косяка испарился, но я не спешил поджечь новый, просто покручивал его в руках, размышляя. Что бы сказала Оливия, узнав о моем вечернем досуге? Испугалась бы? Осудила? Возненавидела бы меня еще больше?

Она никогда тебя не примет.

Слова этого подонка обжигали ядом, в них была доля правды. Убрав травку на место, я вышел из машины и поднялся наверх. Когда двери лифта распахнулись, в глаза ударил свет, и в меня сходу вперился острый взгляд Оливии, стоящей босиком перед диваном в гостиной. Она не спала.

– Где ты был? – с беспокойством спросила она.

Перед выходом из машины я проверил время, было почти пять утра.

– Почему ты не спишь? – ответил вопросом на вопрос, проходя в квартиру и убирая спортивную сумку за спину так, будто там не было ничего интересного, например груды окровавленных ножей.

– Что внутри? – все же спросила она, рассматривая меня так, будто увидела привидение, затем прищурилась и рванула вперед. – Господи! У тебя кровь!

Оливия подошла слишком близко для моего самоконтроля, обдавая пространство вокруг нас своим неповторимым солнечным запахом.

– Она не моя, – просто сказал я, убирая ее руки от места на моей толстовке, где расползлось темное пятно. Я стянул ее и отбросил на пол, услышав судорожный вздох. Под толстовкой на мне ничего не было. Глаза Оливии потемнели, и она подняла их от моей груди слишком быстро, пристально вглядываясь в мое лицо.

– Что ты сделал, Ник? – приглушенно спросила, но как будто уже знала ответ, потому что я уловил крохотную долю любопытства и надежды в ее голосе.

– То, что должен был.

Она задержала дыхание, осознавая значение моих слов. На короткое мгновение мне показалось, что сейчас ударит меня по лицу и убежит звонить отцу или вытворит еще что-нибудь, что заставит меня пожалеть о содеянном. Но Оливия удивила меня, робко улыбнувшись, ее плечи расслабились, а дыхание стало ровным и спокойным, словно огромный груз скатился с ее плеч и ушел под воду, не затянув ее с собой в огромную воронку.

– Спасибо, – прошептала она, а затем привстала на цыпочки и поцеловала в губы, вцепившись в мои плечи. – Знаешь, кто самый страшный из всех монстров? – спросила, отрываясь, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Кто? – Я не мог оторвать взгляда от ее лица, светящегося тем же безумием, что сам порой встречал в зеркале.

– Ангелы. – Она едва произносила это, будто делясь каким-то секретом. Заметив мое замешательство, развернула свою мысль. – Люди привыкли думать, что они – нечто божественное и прекрасное, но это не так. Настоящие ангелы носят мечи и могут вырывать сердца нечестивых голыми руками. Ты – настоящий ангел, Ник. Ангел мести.

– Так пишут в твоих церковных книжках? – ухмыльнулся я, чувствуя, как ее слова задевают что-то правильное внутри меня, оседая в голове и сердце, смывая сомнения, вызванные ублюдком, покрытым ранами и кровью. Она не осуждала меня, и это знание мне было необходимо так же сильно, как новая доза ее поцелуев.

– Нет. Так говорю я. – И с этими словами Ливи снова коснулась своими губами моих. – Мой ангел.