Наши дни
Любые попытки проникнуть в квартиру Элси, предпринятые за последние два дня, проваливались с треском. Я изучил расписание троицы, практически поселился в арендованной машине и, может быть, даже подкупил кое-кого из местных, чтобы раздобыть схему планировки внутренних помещений трехэтажного многоквартирного дома на Уиспер Крик. Но сложность заключалась в том, что чаще всего кто-нибудь так или иначе оказывался дома, а я не мог облажаться, когда все только-только начинало набирать обороты.
В твоей больной голове, Джош.
Время не давало мне форы, и оставалось только одно, хотя идея была до безобразия глупой и рискованной. Раз я не мог просто завалиться средь бела дня, было решено прийти ночью, надеясь лишь на то, что жара и отсутствие кондиционера сыграют мне на руку, а хозяева будут спать крепче, чем я за последние несколько лет.
Квартира на втором этаже площадью чуть более шести сотен квадратных футов с тремя спальнями и одной ванной. Это даже звучало нелепо, и я был готов побиться об заклад, что домовладелец облапошил девушек, учитывая внешнее состояние дома и среднюю стоимость жилья в этом месте. Либо у Элси действительно было настолько плохо с деньгами, либо она абсолютно не разбиралась в элементарных вещах. Но, как я уже говорил, она не была глупой, так что я ставил на первое, с трудом сдерживая желание поискать информацию о ее банковских счетах. Карточки на имя этой конкретной вымышленной Вайолет Грей не существовало, так что я полагал, что Элси пользовалась исключительно наличными.
Я заглушил мотор машины, вынул перчатки из бокового кармана черных брюк карго и осмотрел улицу. Парень из команды Линка патрулировал периметр через камеры на соседних зданиях, ему же предстояло удалить записи после того, как я здесь закончу. Натянув капюшон черной толстовки на голову, я вышел из седана и перебежал улицу, перепрыгивая через невысокую кованую ограду перед кирпичным зданием. Еще раз оглядевшись, подпрыгнул, чтобы ухватиться за выступ на балконе первого этажа, а потом подтянулся на руках, запрыгивая на перила. Повторив действие снова, оказался на балконе Элси. Свет внутри не горел, но она была дома: сегодня ее слишком вычурная и громкая соседка работала одна, потому что утром у Элси должен был состояться зачет по той части программы, которую она наверстывала в летний период.
Как видите, я проделал кое-какую домашнюю работу.
Балконные двери, к моему удивлению, оказались запертыми, но я прихватил инструменты, поэтому, порывшись в небольшом рюкзаке, выудил отмычку и через пару минут смог попасть внутрь.
Запах яблочного пирога ворвался в нос, когда я бесшумно шагнул в спальню, закрывая французские двери, дабы не нарушить комфорт мирно спящей Элси. Обычно студенты бодрствуют перед важными зачетами, пребывая в плену волнения, но ее графику не позавидовал бы даже самый отъявленный трудоголик, поэтому хрупкое тело мерно вздымалось на узкой односпальной кровати, укрытое смехотворно теплым одеялом для такого знойного дня.
Я знал, что это ее спальня, еще до того, как проник внутрь: сиреневые занавески из органзы дали подсказку. Комната была частично выкрашена в любимый оттенок Элси, но это все, что я успел разглядеть периферийным зрением, пока завороженно наблюдал за ней. В обычном неоппортунистическом обществе мои действия рассматривались бы как нечто ненормальное, граничащее с безнравственностью, но в делах, которые напрямую или косвенно касались Элси Грин, мой моральный компас серьезно барахлил.
Но долго стоять на месте я не мог, поэтому поспешил расставить жучки и камеры по ее аккуратной комнате, а затем приоткрыл дверь, выглядывая в коридор, чтобы убедиться в отсутствии на моем пути Голден Саммерс. Было чисто; я перемещался по квартире так тихо, как только мог, расставляя оборудование для слежения и передавая второму моему помощнику сигналы, чтобы тот убедился, что все работает. Нетронутыми остались только комнаты соседок и общая ванная – я был мудаком лишь на девяносто девять целых и девять десятых, оставляя немного места благородству.
Завершив начатое, поспешил обратно в комнату Элси и бросился в сторону окна, стараясь не задерживаться взглядом на ее кровати. Это было слишком даже для меня, ведь за время моего короткого отсутствия она скинула одеяло, сменив позу, и теперь была выставлена напоказ, одетая в короткую белую майку и сиреневые хлопковые трусики с кружевными оборками. Во рту у меня предательски пересохло, и я пообещал себе остановиться у залива по дороге в гостиницу, чтобы с головой нырнуть в холодную ночную воду.
Как только моя рука коснулась металлической ручки на балконной двери, громкий всхлип всколыхнул воздух. Все тело замерло в ожидании того, что за этим последует, но было тихо, я обернулся. В полумраке спальни разглядел, как брови Элси нахмурились, искажая спокойное ранее лицо, ее подбородок дрожал, но глаза все еще оставались закрытыми. Что-то уродливое удерживало ее в плену кошмара.
Проклиная себя за неосторожность, я развернулся и подошел ближе, присаживаясь перед ней на корточки. Мне отчаянно хотелось провести рукой по спутанным прядям, разгладить эту складку на лбу нежным движением пальца, сказать ей, что все хорошо и она не одна. Но я не мог. Поэтому просто смотрел на медленно прорастающую внутри нее агонию, которая была мне слишком хорошо знакома. Кошмары снились мне с детства, и неизменно в них ключом к пробуждению служила смерть. Я должен был позволить Элси пережить эти терзающие муки, и успокаивало бунт внутри меня лишь знание, что они нереальны. Но все же мой рот открылся, и едва различимый поток слов раздался в темном пространстве:
– Спи, это просто сон. Ты в безопасности.
Не знаю, пробилось ли мое утешение через барьер ее сна, но тело Элси словно придвинулось ближе, ища чего-то, что мне было неведомо. Нас разделяло ее шумное дыхание и моя вера в то, что еще слишком рано для более решительных действий. Какое-то время я оставался в этой позе, прикованный к месту и умоляющий ночь стереть это выражение с ее лица. Дождавшись подходящего момента, я ушел, плотно закрыв за собой окно, приведя поворотный механизм на окне в первоначальное положение, чтобы поутру Элси не догадалась, что кто-то побывал в ее комнате.
Всю дорогу до отеля мне мерещился этот ее нежный аромат и шепот беспокойного дыхания. И я по-прежнему пытался выбросить из головы образ ее тела, скрытого под тонким хлопком. До залива я так и не добрался, решив принять душ в своем номере. Но, войдя в номер, все, что сделал, – подключил программу слежения на своем компьютере и сел перед монитором, глядя на серый экран. Волосы, что рассыпались по подушке, выглядели темнее с этого ракурса, и мне захотелось раскрасить изображение в те тона, что она так любила теперь, судя по их подавляющему количеству.
Она что-то прошептала во сне, и я подался вперед в поисках кнопки, включающей звук. Голова Элси снова метнулась по подушке, терзаемая очередным кошмаром, а потом ее губы приоткрылись, и единственные три буквы, сорвавшиеся с них, превратили мои внутренности в пепел:
– Дэм…
Как я мог забыть…
Меня для нее никогда не существовало, я всего лишь тень, призрак, невидимая часть ее жизни. А он всегда был тем, кто имел больше, чем я когда-либо посмел желать. Дэмиен Каллахан, ныне покойный бывший парень и тот человек, из-за которого я никогда не мог протянуть руку достаточно близко. Но его больше нет, а я здесь, и при правильной расстановке сил взять то, что хочу, не составит большого труда.
Я хотел Элси Грин…
Глава 6
Элси
Бывают дни, когда хочется взобраться на самое высокое здание в городе и прокричать громогласное «иди к черту» самому мирозданию. Сегодняшний был как раз из таких. Всю неделю я плохо спала, иногда просыпалась от ночных кошмаров и, что самое странное, постоянно ощущала глаза, будто примагниченные к моему затылку. Не знаю, как это объяснить, но куда бы я ни шла, чем бы ни занималась даже в собственной квартире, не могла отделаться от ощущения, что за мной наблюдают.
Никто из моих новых знакомых не знал, что на нижней полке раритетного шкафа в комнате, которую я снимала, лежал рюкзак, набитый всем необходимым для быстрого побега из города. С ним я приехала в Уилмингтон в день, когда все переменилось в одночасье, тогда-то у меня и появился брелок в виде маленького земного шара, снятый с ключей Дэмиена. Забавно, что именно в то утро он перепутал наши связки, а может быть, это была подсказка судьбы, вроде тех, в которые верят любители мотивационных речей и ресурсных состояний, добивающиеся идеального шпагата на йога-ретритах.
В любом случае я надеялась, что бегство больше никогда не станет обыденностью, но обстоятельства вынуждали признать, что мои убеждения заведомо провальны. Меня душил тот факт, что я врала собственным подругам, врала всем окружающим и порой даже себе самой. Самообман был худшей из известных мне дурных привычек.
Четыре года назад…
– Поверить не могу, что ты решилась! – Наоми хлопает в ладоши за моей спиной, ее поддержка настолько необъятна, что просачивается сквозь стены, заражая весь дом. Мы упаковали два чемодана и три коробки, и я пытаюсь верить, что мои руки теперь трясутся от проделанной работы, а не от страха. – Звони мне каждый день, я хочу знать все, что происходит! – Она с особым трепетом приглаживает защитное покрытие на внутреннем отсеке чемодана, и теперь я отчетливо слышу грусть в ее голосе.
– Эй, это всего лишь другой район, мы все еще сможем видеться так часто, как ты захочешь. Уверена, Дэм не будет против гостей, – мягко тараторю, присаживаясь рядом с ней на пол и обнимая за плечи. Тугой комок удушающе разрастается в горле.
Мы с Нао близки с тех самых пор, как попали в одну приемную семью, когда нам было по четырнадцать. Потом жизнь неоднократно раскидывала нас по разным домам, но мы все равно находили путь друг к другу. В основном благодаря ее умению добывать любую информацию всего лишь тремя ловкими нажатиями клавиш на компьютере. Теперь я переезжаю к парню на другой конец города, а она остается в паре кварталов отсюда, на Шеридан. Когда ты слишком долго барахтаешься в системе опеки, одиночество становится единственной константой, ты перестаешь ожидать от людей большего и привыкаешь полагаться только на себя.
– Я буду рядом, – заверяю ее и себя, стараясь не расплакаться в ее короткие спутанные волосы. Нао пахнет как дом, которого у меня, по сути, никогда и не было, и я еще несколько минут цепляюсь за это ощущение, пока звонок домофона не взрывает крохотный пузырек нашего единения. Нао вскидывает голову, глядя на меня своими огромными глазами, в которых стоят крохотные слезинки. Она так похожа на маленькую фею, слишком худая для своего возраста, отчего ее распахнутый взгляд кажется еще интенсивней.
– Это, наверно, твой принц, иди. – Подруга встает, подтягивая меня за рукав, затем подталкивает к двери, помогая выкатить один из чемоданов. Удивляюсь, откуда в ней столько силы. – Позвони мне, если тебе что-то понадобится.
– Да, мэм, – отшучиваюсь, приобнимая Наоми, а затем щипаю ее за бок, чувствуя под кончиками пальцев выпирающие ребра, та визжит. – Не расслабляйся тут без меня. И поменьше сиди за своими железками, там снаружи достаточно кислорода для всех.
– Ага, а еще там полно придурков. В Сети я могу потратить хоть целые годы, не наткнувшись ни на одного.
– Удачи с этим, – саркастично приподнимаю бровь. Спорить с Нао все равно что пытаться укротить песчаную бурю с помощью пылесоса. – Береги себя.
– И ты тоже. – Две крупные слезинки дорожками стекают по ее впалым щекам, но она тут же смахивает их, натягивая улыбку. – Давай проваливай, пока меня не просквозило твоим хваленым кислородом.
Нао задерживается, потому что знает кого-то, кто будет снимать эту квартиру после меня, поэтому я передаю ключи, в последний раз оглядывая скудное пространство коридора с темными пятнами от пальцев на стенах в местах, где мои гости искали опору, надевая обувь. Никто из нас не произносит слова, которые витают в воздухе. Потому что страх, что все исчезнет, если они прозвучат вслух, достаточно силен. Это тоже погрешность, привитая сиротской жизнью. После смерти мамы я никогда не признавалась кому-то в чем-то настолько серьезном.
Дверь закрывается, и как по сигналу Дэмиен, запыхавшись, вбегает на лестничную клетку, расплываясь в улыбке сквозь кашель. Темные волосы прилипли ко лбу, а глаза наполнены тем, что успокаивает весь остальной шум вокруг. Они голубые, почти синие, с серой дымкой, так он сказал, и я хотела бы знать, что это значит в реальности. Нао сравнила оттенок со штормом и, может быть, грозовой тучей, что ж, пусть так, значит, в глубине его глаз скрыта та же сила, что правит стихией.
– Стой где стоишь! Я сам донесу! Чертов лифт сломался. – Наплевав на неудачу, он смеется, качая головой, словно ситуация не пошатнула его мир ни капельки. А еще он заботливый, чуткий и такой правильный, что у меня порой кружится голова от осознания, как все изменилось с его приходом в мою никчемную жизнь.
Полчаса спустя мы поднимаемся в сверкающем зеркальном лифте в его роскошную квартиру, и мое дыхание с каждым этажом все сильнее ускоряется, а сердце грозит выпрыгнуть из груди.
– Поверить не могу, что мы это делаем, – восторженно говорит Дэм, изучая мое лицо.
– Я тоже. – Мой голос больше походит на призрачный шепот.
– Звучишь как жертва похищения. Ты ведь не бросила монетку в унитаз той кошмарной дыры, чтобы вернуться?
Я знаю, он пытается шутить, чтобы заставить меня расслабиться. Мы встречаемся уже несколько месяцев и неоднократно обсуждали этот важный шаг, но слова так отличаются от дела, показывая, какая я на самом деле трусиха.
– Эй, детка, взгляни на меня, – призывает Дэмиен, и я поднимаю глаза, чтобы встретить взгляд, согревающий мои заледеневшие внутренности в один миг. – Мы будем счастливы здесь, обещаю, – мягко говорит он, удерживая меня в плену уверенным голосом. – Теперь ты в безопасности, и я не допущу, чтобы ты хоть минуту испытывала дискомфорт в этом доме. Нашем доме.
Клянусь, что физически ощущаю, как мое сердце расширяется в груди, но слова, которые так сложно сказать, по-прежнему остаются надежно спрятанными внутри. В отличие от ситуации с Наоми, сейчас я не чувствую, что действительно хочу произносить их вслух. Поэтому просто утыкаюсь носом в грудь Дэма, вдыхая запах дорогого одеколона и покоя, и шепчу:
– Спасибо. За все.
Наши дни
Он не солгал, я была счастлива каждую секунду каждого дня, проведенного в том месте. И воспоминания о нем всегда останутся самыми дорогими после воспоминаний о маме. Это те немногие вещи, за которые стоило держаться, снова оказавшись дрейфующей в бескрайнем море неопределенности.