Мор, ученик Смерти

– Насчет его дочки… – начал он.

– А, ВЫ ЗДЕСЬ. ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, АЛЬБЕРТ, МАЛЬЧИК.

– Мор, – машинально поправил Мор.

Смерть широкими шагами вступил в конюшню, слегка пригибаясь, чтобы не задеть потолок. Альберт приветственно кивнул, причем, как заметил Мор, в его кивке не было ни намека на раболепие слуги. Он просто ответил на приветствие, отдавая дань формальности. Мору пару раз приходилось видеть слуг в тех редких случаях, когда отец брал его с собой в город, и Альберт ничем не напоминал людей этой профессии. Он вел себя так, словно дом на самом деле принадлежит ему, а реальный хозяин – это нечто, с чем приходится мириться, вроде лупящейся краски или пауков в уборной. Смерть, похоже, против такой позиции ничего не имел. Выглядело это так, будто все, что должно быть сказано между ним и Альбертом, было сказано давным-давно. И теперь каждый занимался своим делом с минимумом неудобств в процессе. Мор же чувствовал себя так, словно прогуливался после сильнейшей грозы. Природа отбушевала. Все вокруг чистое и умытое, воздух свеж. Ничего неприятного, но есть чувство, будто только что высвободилось колоссальное количество энергии.

К списку, который он вел внутри себя, – списку вещей, которые надо сделать, – присовокупился пункт о выяснении причин странного поведения Альберта.

– ПОДЕРЖИ, – Смерть сунул в руку Мору косу, а сам легким движением взлетел в седло.

Коса на вид казалась вполне обычной, нормальной. Если не считать лезвия: оно было таким тонким, что сквозь него можно было смотреть, – полоска бледно-голубого мерцания в воздухе, способная резать пламя и колоть звук. Мор держал косу очень осторожно.

– МОЛОДЕЦ, МАЛЬЧИК, – одобрительно произнес Смерть. – А ТЕПЕРЬ ЗАБИРАЙСЯ СЮДА. АЛЬБЕРТ, НЕ ЖДИ НАС.

Лошадь пошла легкой рысцой – со двора и в небо.

Этот момент должен был сопровождаться вспышкой, на худой конец потоком звезд. Воздуху надлежало завернуться спиралью и превратиться в облако вращающихся искр. Такие явления обычно происходят во время заурядного, набившего оскомину гиперскачка из одного измерения в другое. Но в данном случае парадом командовал Смерть, а он, как истинный художник, не нуждался в дешевых эффектах. Он проскальзывал между измерениями бесшумно, без усилий, с таким же изяществом, с каким проходил сквозь запертую дверь. Легким галопом они пересекали облачные каньоны, неслись мимо колеблющихся, точно волны, громад кучевых облаков, пока, наконец, облачные жгуты не расступились и их взорам не открылась панорама нежащегося в лучах солнечного света Диска.

– ВСЕ ПОТОМУ, ЧТО ВРЕМЯ ПОДДАЕТСЯ РЕГУЛИРОВКЕ, – ответил Смерть на удивленный вопрос Мора. – НА САМОМ ДЕЛЕ ОНО ВОВСЕ НЕ ТАК УЖ ВАЖНО.

– Я всегда считал его важным.

– ЛЮДИ ПРИПИСЫВАЮТ ЕМУ ТАКУЮ ВАЖНОСТЬ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ИМЕННО ОНИ ИЗОБРЕЛИ ЕГО, – последовал пасмурный ответ, показавшийся Мору крайне банальным.

Однако юноша решил оставить возражения при себе.

– Что мы будем делать сейчас? – спросил он.

– В КЛАТЧЕ ИДЕТ МНОГООБЕЩАЮЩАЯ ВОЙНА, – пояснил Смерть. – ЗАМЕЧЕНО НЕСКОЛЬКО ВСПЫШЕК ЧУМЫ. ИЛИ, ЕСЛИ ТЫ ПРЕДПОЧИТАЕШЬ, МОЖНО ЗАНЯТЬСЯ ОДНИМ ДОВОЛЬНО ИНТЕРЕСНЫМ ПОКУШЕНИЕМ.

– Что, убийство?

– АГА, КОРОЛЯ.

– А, короли, знаю… – произнес Мор таким тоном, как будто речь шла о чем-то хорошо известном и даже вызывающем легкое утомление.

Раз в году в Овцекряжье заходила группа бродячих или, по крайней мере, легких на подъем актеров. В представлениях, которые они давали, речь неизменно шла о королях. Они только и делали, что либо убивали друг друга, либо были убиваемы. Плели сложные и запутанные заговоры, в ходе которых одну личность обязательно (невзирая на бросающиеся в глаза различия) принимали за другую, а сыновья надежно и надолго терялись (чтобы затем, в самый драматический момент, найтись). Дежурный набор неминуемо включал в себя призраков, ведьм и, как правило, большое количество с наслаждением пускаемых в ход ядовитых и отравляющих веществ и кинжалов. Все в целом создавало впечатление, что быть королем – не синекура. Тем большее удивление вызывал тот факт, что половина действующих лиц, судя по маниакальному упорству, сгорает от желания таковыми стать. В общем-то, у Мора сложилось довольно противоречивое представление о жизни в королевском дворце. Единственная четкая идея, которую он извлек из этих представлений, состояла в том, что обитатели всяческих замков хронически недосыпают.

– Пожалуй, мне было бы очень интересно посмотреть на настоящего короля, – заявил он. – Моя бабушка говорила, они все время носят корону. Даже когда ходят в уборную.

Смерть тщательно обдумал это высказывание.

– ЧИСТО ТЕХНИЧЕСКИ НЕТ НИКАКИХ ПРИЧИН, ПРОТИВОРЕЧАЩИХ ЭТОМУ, – признал он. – ОДНАКО, ЕСЛИ ИСХОДИТЬ ИЗ МОЕГО ОПЫТА, ОБЫЧНО ЭТО НЕ ТАК.

Лошадь повернула, и под ними понеслась гигантская шахматная доска – это молниеносно перемежались темные и светлые участки равнины Сто. Это была плодородная местность, изобилующая илистыми наносами, сбегающими с покатых холмов капустными полями и аккуратными крошечными королевствами. Границы извивались, точно змеи в огороде, и были такими же ползучими. Ползучесть объяснялась теми перманентно происходящими изменениями на политической карте местности, которые привносили небольшие, чисто формальные войны, брачные договоры, сложные военные союзы и небрежные исследования очередного придворного картографа.

– Этот король, – спросил Мор, когда под ними, точно застежка-«молния», проскользнул лес, – он хороший или плохой?

– Я НИКОГДА НЕ ОЗАБОЧИВАЮСЬ ТАКИМИ ВЕЩАМИ, – последовал ответ. – ДУМАЮ, ОН НИЧЕМ НЕ ХУЖЕ ЛЮБОГО ДРУГОГО КОРОЛЯ.

– А он казнит людей? – произнес Мор и, вспомнив, с кем разговаривает, добавил: – Не при вашей чести будь сказано, конечно.

– ИНОГДА. ЕСТЬ НЕКОТОРЫЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ПРИХОДИТСЯ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ТЫ КОРОЛЬ.

Под ними замелькал город. Его постройки скучились вокруг замка, возведенного на торчащем, точно геологический прыщ на ровном месте, скалистом возвышении. Этот гигантский кусок скалы, сообщил Смерть, изначально был частью Овцепикских гор. Сюда его принесли сползающие льдины. Дело было в те легендарные дни, когда Ледяные Великаны пошли войной на богов и в своей попытке заморозить мир сдвинули льды с места. Ледяная лавина поползла по земле, сметая и замораживая все на своем пути. Однако в конце концов Великаны сдались и погнали гигантские, поблескивающие на солнце стада обратно в укрытые островерхими хребтами земли, что лежат среди гор неподалеку от Пупа. Зачем они заварили эту кашу – для всех обитателей равнины оставалось полнейшей загадкой. Правда, среди молодого поколения Сто Лата (того самого городка, который притулился у замка) широко распространилась теория, что вся затея объясняется обуявшей Великанов жуткой скучищей: посиди-ка лет этак с тыщу среди льдов, за забором из гор – поневоле взвоешь волком и пойдешь на кого-нибудь войной!

Бинки рысью снижалась, пока не коснулась копытами плит самой высокой башни замка. Смерть спешился и велел Мору заняться лошадиной торбой.

– А люди не заметят, что здесь, наверху, пасется лошадь? – спросил Мор, когда они зашагали к заключенной в вертикальную шахту винтовой лестнице.

Смерть отрицательно покачал головой:

– А ТЫ БЫ ПОВЕРИЛ, ЧТО НА ВЕРШИНЕ ЭТОЙ БАШНИ МОЖЕТ СТОЯТЬ ЛОШАДЬ?

– Нет. Ее же ни в жизнь не затащить сюда по этой лестнице.

– НУ ТАК?

– О, понял. Люди никогда не видят то, существование чего им кажется невозможным.

– МОЛОДЕЦ.

Теперь они шагали по просторному коридору, увешанному гобеленами. Из глубин своего одеяния Смерть извлек песочные часы. В тусклом свете коридора он пристально вгляделся в них.

Эти часы отличались особой тонкостью работы. Поблескивающее затейливыми гранями стекло было заключено в витиеватый футляр из благородного дерева, отделанный по краям медью. На деревянной поверхности читалась выгравированная надпись: «Король Олирв, Ублюдок».

Песок внутри часов странно поблескивал. Его оставалось самая малость.

Бормоча что-то под нос, Смерть упрятал часы обратно.

Они завернули за угол и буквально ударились о стену из звуков. Перед ними раскинулся зал, полный людей. Облака табачного дыма вместе с болтовней поднимались вверх, под самую крышу, где в густых до непроницаемости тенях еле-еле различались призрачные очертания знамен. На галерее трио менестрелей выбивалось из сил, чтобы быть услышанным, – и не преуспевало в этом. Появление Смерти никого особо не взбудоражило. Ливрейный лакей у двери повернулся, открыл было рот – и нахмурился, как будто отвлеченный внезапно пришедшей ему в голову глубокой мыслью. Несколько придворных кинули взоры в их направлении, но взгляды тут же «поплыли», когда здравый смысл победил остальные пять чувств.

– У НАС В ЗАПАСЕ ЕСТЬ НЕСКОЛЬКО МИНУТ, – произнес Смерть, подхватывая с проносимого мимо подноса бокал. – МОЖНО ПОБРОДИТЬ.

– Меня тоже не видно! – воскликнул Мор. – А я настоящий, самый что ни на есть реальный!

– РЕАЛЬНОСТЬ НЕ ВСЕГДА ТАКОВА, КАКОЙ КАЖЕТСЯ. И В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ЕСЛИ ОНИ НЕ ХОТЯТ ВИДЕТЬ МЕНЯ, ТО ТЕБЯ ТЕМ БОЛЕЕ НЕ ПОЖЕЛАЮТ ЛИЦЕЗРЕТЬ. АРИСТОКРАТЫ, МАЛЬЧИК. ОНИ СОБАКУ СЪЕЛИ НА ТОМ, ЧТОБЫ НЕ ВИДЕТЬ, НЕ ЗАМЕЧАТЬ ТОГО, ЧТО У НИХ ПОД САМЫМ НОСОМ. СЛУШАЙ, ПАРЕНЬ, А ДЛЯ ЧЕГО, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ЭТА ВИШНЯ НА СОЛОМИНКЕ?

– Мор, – машинально напомнил Мор.

– ВЕДЬ ДЕЛО НЕ В ТОМ, ЧТО ОНА ЧТО-ТО ПРИБАВЛЯЕТ К ВКУСУ. И КАК ЧЕЛОВЕКУ ПРИШЛО В ГОЛОВУ ВЗЯТЬ ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ ИДЕАЛЬНО ПРИГОТОВЛЕННЫЙ НАПИТОК И ВСТАВИТЬ ТУДА ВИШНЮ НА СОЛОМИНКЕ?

– А чего мы ждем? – отсутствующе поинтересовался Мор.

В локоть ему врезался какой-то престарелый граф, поглядел куда угодно, только не на Мора, пожал плечами и пошел своей дорогой.

– ПРИВЫКАЙ, – Смерть указал пальцем на поднос с канапе. – Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ГРИБЫ – ДА, ЦЫПЛЕНОК – ДА, СМЕТАНА – ДА. Я НИЧЕГО НЕ ИМЕЮ ПРОТИВ ЛЮБОГО ИЗ ЭТИХ ВИДОВ ДОБРОЙ, НОРМАЛЬНОЙ ЕДЫ. НО ЗАЧЕМ, ВО ИМЯ ЗДРАВОГО РАССУДКА И ТРЕЗВОЙ ПАМЯТИ, СМЕШИВАТЬ ИХ ВМЕСТЕ И КЛАСТЬ В ЭТИ КРОШЕЧНЫЕ КОРЗИНОЧКИ?