«Хильда Чамблетт, всю жизнь прожившая в Вестоне, штат Массачусетс, 25 июля обнаружена мертвой на своем заднем дворе. В бюро судмедэкспертизы определили, что ее смерть произошла „скорее всего, вследствие естественных причин“. Прожив последние двадцать лет во вдовстве, она была известна в садоводческих кругах как большая любительница растений, отдававшая предпочтение ирисам и розам. У нее осталось несколько родственников, среди которых двоюродный брат Генри Пейдж из Айлсборо, штат Мэн, племянница Рейчел Серрей из Роанока, штат Виргиния, а также двоюродный внук и две двоюродные внучки».
Телефон зазвонил так неожиданно, что Джулия облила страницу томатным супом. «Наверняка Вики, – решила она, – возможно, удивляется, что я ей не перезвонила». Ей не хотелось говорить с Вики, не хотелось слушать о грандиозных планах, касавшихся свадьбы Ричарда. Но если не ответить сейчас, Вики позвонит позже.
Джулия сняла трубку:
– Алло.
– Это Джулия Хэмилл? – спросил скрипучий голос, явно принадлежащий пожилому мужчине.
– Да, она самая.
– Значит, это вы купили дом Хильды.
Джулия поморщилась:
– А кто это?
– Генри Пейдж. Двоюродный брат Хильды. Я слышал, вы нашли у нее в саду какие-то старые кости.
Вернувшись к кухонному столу, Джулия быстро просмотрела некролог. Пятно от супа оказалось как раз на том предложении, в котором перечислялись родственники Хильды. Она промокнула суп и увидела нужное имя: «…ее двоюродный брат Генри Пейдж из Айлсборо, штат Мэн…»
– Эти кости вызвали у меня определенный интерес, – проговорил старик. – Понимаете, я считаюсь историком семейства. Потому что никому больше нет до этого дела, – фыркнув, добавил он.
– Что вы можете мне рассказать об этих костях? – поинтересовалась Джулия.
– Ничегошеньки.
«Тогда зачем вы мне звоните?» – подумала она.
– Я сейчас все это расследую, – сообщил он. – После себя Хильда оставила около тридцати коробок со старыми бумагами и книгами. Никто не хотел забирать их, поэтому они перешли ко мне. Признаюсь, я просто отставил их в сторону и ни разу не притрагивался к ним за прошедший год. Но потом узнал о таинственных костях, и мне стало любопытно: а вдруг в коробках найдется что-нибудь об этом? – Он замолчал. – Вам это интересно или мне лучше заткнуться и распрощаться?
– Я слушаю.
– Так поступает большинство моих родственников. История теперь никого не волнует. Все только и делают, что гонятся и гонятся за свежими новостями.
– Расскажите об этих коробках, господин Пейдж.
– Ах да. Я наткнулся на некоторые любопытные документы, имеющие историческую ценность. И задумался: а если я нашел ответ на вопрос, кому принадлежали эти кости?
– Что там за документы?
– Письма и газеты. Они все здесь, у меня дома. Можете взглянуть на них в любое время, когда захотите приехать в Мэн.
– Это же ужасно далеко, верно?
– Не очень, если вам действительно любопытно. Мне совершенно безразлично, интересуетесь вы этим или нет. Но поскольку речь идет о вашем доме, о людях, которые когда-то в нем жили, я подумал, что эта история может вас увлечь. Я действительно так считаю. Эта история кажется необыкновенной, но есть газетная статья, которая все подтверждает.
– Какая газетная статья?
– О жестоком убийстве одной женщины.
– Где? Когда?
– В Бостоне. Это произошло осенью тысяча восемьсот тридцатого года. Если вы приедете в Мэн, мисс Хэмилл, вы сами прочитаете все эти документы. О странной истории Оливера Венделла Холмса и Вест-Эндского потрошителя.
6
1830 год
Роза набросила на голову платок, поплотнее укуталась в него, стремясь защититься от ноябрьского холода, и вышла на улицу. Малышку Мегги, жадно сосавшую грудь одной из рожениц, она оставила в родильной палате; нынче вечером Роза впервые за два дня покинула больницу. Из-за тумана ночной воздух был влажным, но девушка с радостью вдыхала его, чувствуя облегчение оттого, что пусть ненадолго, но ей удалось избежать больничных запахов и болезненных стонов. Роза остановилась на улице, глубоко дыша, стремясь вытолкнуть из своих легких миазмы болезни и ощутить ароматы реки и моря, послушать грохот проезжавших в тумане экипажей. «Я так много времени просидела взаперти с умирающими, что почти забыла, каково это – ходить на свободе среди живых».
Так она и шла по тесному лабиринту улиц в сторону верфи, торопливо шагая сквозь пронизывающий до костей туман; звук ее шагов отражали стены из кирпича, скрепленного известковым раствором. В суровой ночи ей встретилось несколько других прохожих, и Роза еще плотнее закуталась в платок, словно он мог сделать ее невидимой, защитить от глаз незримых злоумышленников. Она ускорила шаг, и ее дыхание зазвучало неестественно громко, звук усиливался благодаря густеющему туману, который становился все непроглядней по мере приближения к порту. Вскоре сквозь шум собственного дыхания Роза различила звук шагов за спиной.
Она остановилась и обернулась.
Шаги приближались.
С ухающим сердцем она попятилась назад. Из заполнявшего улицу тумана медленно выступило что-то темное, постепенно обретавшее ясные очертания, и это что-то двигалось прямо к ней.
– Мисс Роза! – позвал чей-то голос. – Мисс Роза! Это ты?
Напряжение тут же отпустило ее. Увидев, что из тумана возник долговязый подросток, она вздохнула с облегчением:
– Черт возьми, Билли! Я надеру тебе уши!
– За что, мисс Роза?
– За то, что испугал меня до полусмерти.
Печальный взгляд, который подросток бросил на Розу, казалось, свидетельствовал о том, что она раньше и вправду драла его за уши.
– Я не собирался этого делать, – принялся жалобно оправдываться он.
И это, конечно же, соответствовало действительности – парнишка не мог отвечать и за половину своих поступков. Полоумного Билли знали все, и все от него открещивались. Он постоянно досаждал своим присутствием жителям бостонского Вест-Энда, бродя по сараям и конюшням в поисках места для ночлега, питаясь объедками, которые удавалось выпросить у жалостливых хозяек и торговцев рыбой.
Билли провел по лицу грязной рукой и захныкал:
– Ты очень сердишься на меня, да?
– Почему ты бродишь здесь в такое время?
– Ищу своего кутенка. Он пропал.
Если у кутенка была хоть капля здравого смысла, он наверняка сбежал.
– Что ж, надеюсь, ты его найдешь, – проговорила Роза, собираясь продолжить путь.
Паренек поплелся за ней.