Сердце принца-ворона

– Покажи платье.

Конечно, я предпочла бы вскрыть посылку наедине, но глупо даже надеяться, что мне позволят подобную роскошь. Так что я и не пытаюсь спорить. Опустив коробку на пол, я снимаю крышку. И, когда разворачиваю слои оберточной ткани, к горлу подкатывает ком. Я уже очень давно не получала подарков. Невольно вспоминается детство, веселые дни рождения, празднества по случаю солнцестояния и рождения нового года.

Отодвинув в сторону ткань, я нахожу наряд из бледно-голубой тафты и небольшую серебряную маску, украшенную тонким цветочным узором. Отложив маску в сторону, я достаю платье и поднимаюсь на ноги. И подавляю вздох, рассматривая многослойную, ниспадающую складками голубую юбку и изящный, но скромный вырез лифа. Самое прекрасное платье из всех, что я видела.

– Как скучно! – с усмешкой произносит Клара. Наклонившись, она берет в руки маску. – А это вместо чар?

Миссис Коулман не менее презрительно усмехается.

– Ты совершенно права, милая. Ты когда-нибудь видела более ничтожное платье? Может, мисс Бельфлёр и считает себя умной, но у нее явно сомнительный вкус. Твоя подруга ошиблась с выбором, Эмбер.

Сперва я просто пребываю в шоке. Как можно, глядя на это платье, не замечать его сдержанной элегантности? Я открываю рот, чтобы поспорить насчет его изящества и защитить вкус Джеммы, но все же решаю промолчать. Мне вдруг приходит в голову, что Джемма очень продуманно подошла к выбору платья, хотя мачехе с сестрами этого не понять. Наряд прекрасно сшит, но не настолько смелый, как сейчас в ходу у фейри, и в нем нет той изысканности, что присуща самым модным людским бальным платьям. Он достаточно скромный и не вызовет зависти, но вполне милый и позволит мне затеряться среди собравшихся на балу, не привлекая к себе лишнего внимания.

К горлу снова подкатывает ком, и меня накрывает волной стыда и сожаления. Этот подарок говорит о том, что даже после стольких месяцев разлуки Джемма по-прежнему хорошо меня знает. И почему я не стала поддерживать с ней связь? С чего вообще взяла, что наша дружба была ненастоящей?

– Меня это ничуть не удивляет, – поддерживает Клара. – А тебя, Имоджен?

Старшая сестра кажется странно спокойной, но, взглянув на нее, я понимаю, что Имоджен злится. Она вдруг поворачивается к матери.

– Ты написала Джемме? И попросила об одолжении? Да ведь я презираю ее больше всех на свете!

В ответ на раздраженный взгляд дочери миссис Коулман лишь небрежно пожимает плечами.

– Конечно нет. Ты ведь читала письмо. Ей написала Эмбер.

– Мама…

– В конце концов, ты хочешь попасть на бал?

Имоджен закрывает рот, а потом медленно переводит взгляд на меня.

– Нет, если придется зависеть от нее.

– Вполне честно, Имоджен. – Тяжело вздохнув, миссис Коулман трет лоб. – Думаешь, мне это нравится больше, чем тебе? Но я пойду на все, чтобы ввести вас с Кларой в высшее общество Лунарии. Это наша лучшая возможность.

Имоджен по-прежнему не сводит с меня взгляда.

– Ты ведь знаешь, что она станет задирать нос.

– В этом простеньком платье? Сколько угодно. У нее даже нет чар, чтобы подправить внешность. С таким же успехом она могла бы быть невидимой.

Они обсуждают меня, словно бы я не стою всего в паре футов от них. Стиснув зубы, сжимаю платье в руке и вызывающе вздергиваю подбородок.

– Не волнуйся. Я не хочу идти.

В комнате вдруг становится очень тихо, и я ловлю на себе потрясенные взгляды мачехи и сестер. У меня что, выросла вторая голова?

Мачеха вдруг делает шаг ко мне.

– Прости?

– Я не хочу идти, – медленно повторяю я.

Я очень благодарна Джемме за сделанный от души подарок. Кроме того, было бы заманчиво хоть раз побывать на балу в качестве гостьи. Но я не позволю Коулманам использовать щедрость мисс Бельфлёр в своих целях.

– Если она не пойдет, мы тоже не сможем! – вскрикивает Клара, и на щеках ее разливается жгучий румянец.

Миссис Коулман лишь усмехается.

– Ты пойдешь, Эмбер. Я приказываю. И ты подчинишься.

Меня пронзает острая боль, и я чуть не сгибаюсь пополам. Но, сжав руки в кулаки, заставляю себя стоять прямо, стараясь, чтобы боль не отразилась на лице.

Мачеха, горько усмехнувшись, качает головой.

– Ты подчинишься, Эмбер. Ты не сможешь бороться. Если не прекратишь сопротивляться, я найду для тебя очередное наказание.

Я уже слышала это прежде. Именно поэтому теперь осталась в доме единственной служанкой. И миссис Коулман продала мое пианино. В прошлом уже были случаи, когда я изо всех сил противилась ее приказам, принимала боль, пыталась ее вытерпеть. Может, на этот раз у меня получится продержаться дольше.

– Эмбер, пожалуйста! – кричит Клара. – Мы столько тебе дали! И это самое меньшее, что ты можешь для нас сделать.

По спине бежит холодок. Слова Клары словно гасят во мне мятежное пламя. Эхом отдаваясь в сознании, они вызывают картины прошлого, которые я предпочла бы забыть навсегда.

«Ты виновата, что он умер, Эмбер. Ты столько всего натворила и так много отняла у нас. Так что это меньшее, что ты можешь для нас сделать».

Я вижу глаза отца, яркие и живые; он улыбается мне, держа в руках чашку чая. А в следующий миг они становятся холодными и пустыми. Он хватается за сердце. И мой голос, струящийся песней, переходит в крик…

– Подчиняйся! – кричит миссис Коулман, и резкий тон ее голоса вплетается в вопль, все еще звучащий в моем сознании. Перед мысленным взором по-прежнему мелькают воспоминания, и у меня начинает кружиться голова.

Звон посуды.

Безжизненные глаза отца.

«Ты виновата, что он умер…»

Он хватается рукой за сердце.

«Ты так много отняла у нас…»

– Подчиняйся!

– Хорошо, – наконец шепчу я и начинаю дрожать, с трудом пытаясь сделать вдох. – Я пойду на бал.

Боль утихает, но воспоминания медлят на задворках сознания. Колени подгибаются, и я, всхлипывая, опускаюсь на пол. Слезы струятся по щекам. Когда я начала плакать?

– Так-то лучше, – самодовольно бросает миссис Коулман. – А теперь убери отсюда это платье и заканчивай мыть пол.

Она уходит, и Имоджен шагает следом за ней. Но Клара по-прежнему стоит передо мной. Я узнаю ее лишь по туфлям, потому что не могу заставить себя поднять голову.