– Нет-нет, не с собой! Его должны подвезти чуть позже,– он посмотрел на наручные часы. – Минут через двадцать, а пока, если ты не против, я могу поговорить с Бартоломео? Всего два слова? Надеюсь он всё ещё шеф-повар?!
– Ну конечно, господи ты боже мой, конечно он тут! Куда я без Бартоши своего, он единственный, кому я ещё могу доверять… Иди! Я подожду тебя в зале, за нашим любимым столиком. Иди, дорогой!
Ренато вернулся в зал, спустя минут десять, довольный и даже слегка возбуждённый, от переполнявших его эмоций. С Бартоломео он успел сдружиться с самого первого появления того в ресторане, около шести лет назад. Нелли устроила полноценный кастинг на должность нового шеф-повара, так как предыдущий отчаянно влюбился и начал всё пересаливать, до такой степени, что умудрялся испортить даже десерты. Ренато был приглашен в качестве дегустатора блюд, как изысканный гурман и знаток итальянской кухни. Добряк Бартоша, как называла его Нелли, весил под сто килограмм при росте не более ста шестидесяти сантиметров, но это не мешало ему в работе. Живчик, этакий Дени де Вито, только волосы как у чёрного пуделя – сплошь мелкие кудри. Бартоломео, хоть и не знал русский, на тот момент, зато готовил от души. С тех пор он всегда старался угодить при случае Ренато, вот и сегодня с большим удовольствием согласился выполнить его индивидуальный заказ.
– Ну что, можем мы наконец спокойно поболтать и поесть?– спросила Нелли, когда её любимый друг присел за стол. – Сегодня у нас наисвежайшие мясо ягнёнка прямиком из Амбруццо или может морепродукты? Осьминог, а? С картошечкой? У меня уже самой слюнки потекли!
– И мясо и рыба, ты расширила меню?
– Да, захотелось разнообразия, теперь тут итальянско-русский ресторан! Знаю, знаю, что в Италии не принято, чтобы в одном ресторане, в меню были сразу и мясо и рыба, но… Не открывать же мне ради этого ещё одно заведение рядом?!
– Согласен! Тогда я буду мясо.
– Мясо так мясо! Уверена, ты попросишь добавки в любом случае, потому что шашлык на шпажках – это шедевр от Бартоломео… А я всё-таки поем осьминога с картофелем и дам тебе попробовать, хочу услышать твою экспертную оценку!… Вино на мой вкус, согласен?!
– У тебя прекрасный вкус, Нелли! Выбор за тобой! А как вообще у тебя дела?– Ренато слегка нагнулся вперёд и сказал как можно тише, но так, чтобы женщина его услышала. – Sembri una regina! Mi mancano i nostri incontri…[1 - Sembri una regina! Mi mancano i nostri incontri… (итал.) Ты выглядишь как королева! Я скучаю по нашим встречам…]
– Один раз я всё-таки не выдержу и отдамся тебе,– ответила она так же тихо, потом, подумав немного, добавила на итальянском. – Come l'ultima puttana.[2 - Come l'ultima puttana. (итал) Как последняя шлюха.]
Ренато не смог сдержаться и рассмеялся от души. Трудно себе представить, но между ними никогда не было интимной близости. Всё, что они себе позволяли, это поцелуй в губы на прощание. И то, что Ренато назвал «горячими встречами» было всего-навсего откровенными, задушевными беседами. В последнее время правда это случалось крайне редко, от того становилось всё более ценным.
К столику подошёл официант с огромной плоской подарочной коробкой, весьма тяжёлой, судя по напряжённому выражению лица. Ренато встал и отодвинул стул, стоящий рядом с Нелли.
– Поставь сюда! – скомандовал он, и тут же щедро отблагодарил официанта за терпение и мужество, положив ему в карман крупную денежную купюру. -Спасибо, друг, дальше я сам!… Вот, видишь, Нелли, я наконец-то научился давать чаевые. Теперь главное не сделать это в Италии, когда я поеду туда летом, подумают, что я сошёл с ума.
– В каждой стране свои правила этикета. Давай, не томи, что там за сюрприз?
– Нелли,– начал торжественно Ренато. – Я хочу поздравить тебя с праздником – юбилеем нашей дружбы, и подарить тебе тебя.
– Мне меня? Интригующе! Что там?… А-а-а, я кажется поняла!– она захлопала радостно в ладоши. – Картина?
– Да! – гордо ответил Ренато, распаковывая портрет в резной деревянной раме. – Натуральные масляные краски, для настоящей королевы этого мира.
– Бо-оже, я сейчас расплачусь!– искренне сказала Нелли и потянулась за бумажной салфеткой. – Это так неожиданно, и так приятно… Неужели я такая красивая? – она встала из-за стола и отошла чуть назад, так, чтобы увидеть общую картину. – Чудо, просто чудо, Ренато! Такой, именно такой, я была десять лет назад!
– Ты совсем не изменилась, всё тот же живой взгляд,– тут же принялся расхваливать он её красоту. – Твои серые глаза сводят меня с ума с самого первого дня!
– Ой льстец, ой хитрый лис! Вот только с возрастом причёска всё короче, а тут я ещё с длинными волосами…
– Но цвет тот же – тёмный шоколад, и фигура стройная. Мне кажется, – он так же сделал шаг назад и прошёл взглядом по фигуре, сверху вниз и обратно. – Ты сейчас ещё больше стройная!
– Это от нервов, да и не видно тут моей фигуры, только лицо и грудь. И прекращай эти свои сладкие комплименты, у меня сейчас вырастут крылья и я улечу!
– Хорошо что ты сказала о крыльях. У меня есть для тебя ещё один подарок, но он будет на десерт. Надо мало подождать…
– Решил испортить мне фигуру, да?!– Нелли встала в позу «руки в боки», но потом огляделась по сторонам, и увидев, что зал уже на две трети заполнен посетителями, тут же села за стол.
– Так ты берёшь картину?– не отставал Ренато, которого не волновала обстановка вокруг. – Муж не придёт, не порежет его на маленькие кусочки, как в прошлый раз?
– Ха-ха, не-е-е, всё, мы развелись окончательно и бесповоротно! Печать в паспорте о разводе, показать? У нас сегодня есть что отметить помимо юбилея дружбы.
– Dio! Mio Dio! O Madonna mia, hai ascoltato le mie preghiere![3 - Dio! Mio Dio! O Madonna mia, hai ascoltato le mie preghiere! (итал.) Боже! Боже мой! О Мадонна, ты услышала мои молитвы!] – он демонстративно поднял руки вверх.
– Прекрати, Ренато!
– Я не могу, мне хочется кричать от радости, петь, веселиться! Давай! – он присел за стол и взял бокал с красным вином. – Давай выпьем за тебя это прекрасное барбареско и ты разрешишь мне поцеловать тебя по-настоящему! А потом мы поедем…
– Ренато! Стоп! Ты так радуешься, будто я не развелась, а вышла из тюрьмы… Хотя, мне самой именно так и кажется, и сейчас я хочу только одного – надышаться свободой.
– Твой муж действительно был тираном,– закивал одобрительно Ренато и, посмотрев на принесённые официантом дымящие кусочки шашлыка на шпажках, взял вилку и нож. – Хм, пахнет очень вкусно.
– Buon appetito! – сказала ему Нелли, а сама ещё раз с умилением посмотрела на свой портрет. Её, теперь уже бывший муж, точно не сможет до него добраться, и его паталогическая ревность не разорвёт в клочья чужой труд. Муж с первых дней брака был настолько ревнив, что следил за каждым её шагом. Мог ворваться в любое время в рабочий кабинет и устроить скандал из-за любого пустяка, с криком: «Почему ты не ответила на мой звонок?» Потом долго просить прощения, не найдя ничего подозрительного в наугад открытых шкафах и тумбочках. И все подобные сцены ревности, вне зависимости где и когда были устроены, всегда заканчивались страстными поцелуями и сумасшедшим сексом. Нелли иногда казалось, что муж нарочно так себя ведёт, чтобы возбудиться. К счастью секс с ним ей доставлял удовольствие, и муж был красавцем, что многие женщины засматривались, поэтому, в конечном итоге она прощала ему всё. Так могло продолжаться ещё очень много лет, они итак прожили вместе больше десяти, но всё решил банальный случай. Муж должен был прилететь из Италии, там у него была своя винодельня в Монтепульчано. Вино шло на экспорт большими партиями в несколько Российских городов, где разливалось уже на местных алкогольных заводах. Нелли тщательно готовилась к очередному приезду мужа и заехала домой проконтролировать домработницу, заодно и привезти свежие продукты. С порога она услышала его разъяренный крик, звук бьющейся посуды, оправдания домработница, а потом её стон. Сцена, открывшаяся перед глазами Нелли, когда она вошла на кухню, напомнила ей себя, но только со стороны. Её возбуждённый муж, в приступе необузданной страсти, и неконтролируемого животного инстинкта размножения, грубо насиловал не очень-то и молодую женщину. Даме было около сорока пяти и работала она в их доме больше пяти лет. Нелли как представила себе, что это не в первый раз, чуть не потеряла сознание. Она даже не стала уточнять, почему муж прилетел раньше, и не хотела выслушивать глупые оправдания домработницы. Она просто собрала свои вещи и в тот же день переехала в собственную квартиру, которая досталась ей от отца, как и ресторан.
Ренато ел с наслаждением, мясо таяло во рту и он на некоторое время даже забыл о Нелли. Спохватился, когда подошёл Бартоломео с кухни и собственноручно принёс десерт, который можно было назвать не иначе как произведение искусства.
– Это можно есть, Бартоша?– спросила Нелли, глядя на неимоверное количество пёстрых бабочек на её любимом торте с риккото и виноградом.
– Ты не отвлекайся, а внимательно смотри, там сюрприз!– сказал ей Ренато, и тут же встал, чтобы пожать руку шеф-повару. – Grazie, caro amico! Sei un genio, Bartolomeo![4 - Grazie, caro amico! Sei un genio, Bartolomeo!(итал.) Спасибо, дорогой друг! Ты гений, Бартоломео!]
– Я нашла, нашла!– воскликнула радостно Нелли, держа в руках небольшую красивую брошь в виде бабочки. – Это же Грета Ото! Потрясающая ювелирная работа… А как мастер умудрился сделать крылышки, они же прозрачные, как у настоящей бабочки?! Ты помнишь, Ренато, когда ты меня спросил, чем я увлекаюсь? А я тебе что ответила?
– Я не повторю это слово, Нелли, но это было очень смешно!
– Лепидоптерофилист! Ты до сих пор не выучил, нет?
– Пожалуйста, не проси это повторить,– Ренато улыбаясь выпил глоток вина и аккуратно взял брошь, чтобы самому рассмотреть её поближе. Знакомый ювелир попросил на выполнение заказа две недели и теперь было понятно почему. В природе у этой бабочки, с красивым названием Грета Ото, крылышки всегда как стекло – настолько они прозрачные и тонкие, что просвечиваются насквозь. Видимой бабочку делают только коричневое тельце и обрамленные светлым или тёмно-коричневым цветом края крыльев. То, что Нелли коллекционирует бабочек, Ренато знал давно, и именно она увлекла его описанием жизни этих хрупких насекомых.
– Так я жду, мой друг! Ты просто обязан сегодня сказать, как называется коллекционер бабочек! Давай, повторяй за мной! Лепидо…птеро… филист.
Ренато кое-как повторил, но добавил к окончанию букву «о», на итальянский манер.
– Ладно, пусть так!– махнула рукой Нелли и забрала брошь, чтобы приколоть её на лацкан пиджака. – Ну, как?
– Bellissimo! – выразил он своё восхищение и потянулся через стол, чтобы поцеловать ей руку. – У тебя очень красивый костюм сегодня!
– Спасибо, моё солнышко! Лавандовый цвет мне очень идёт, и твоя бабочка так удачно сочетается с ним… Какой же чудесный сегодня вечер, Ренато! Ты просто чудо! Ох, кому-то повезёт, если ты решишь поменять холостяцкую жизнь на семейную.
– Я пока не встретил женщину лучше, чем ты. Но ты…
– Нет, нет, нет! Вот только не надо мне сейчас начинать петь серенады, Ренато! Я хочу пожить одна, для себя, в гордом одиночестве. Возможно, заведу собаку, раз бог не дал мне детей.
– А я не люблю собак… Когда я был маленький, папа подарил мне собаку, а через полгода умерла мама…
– А через неделю твою собаку убежала, и вы так её и не нашли. Я помню, помню! Ладно, не надо о грустном,– Нелли посмотрела на Ренато с таким скорбным сожалением, что он закивал в ответ и замолчал. – Мне очень жаль,– добавила она. – Судьба бывает так несправедлива, как нам кажется, потому что она отнимает у нас самых близких. А ты знаешь, что у древних греков, и бабочка и душа обозначались одинаково – «псюхе». И Психея у них, как прообраз души, всегда изображалась с крыльями бабочки.
– Да, у Рафаэля есть картины, и эскизы на эту тему, я знаю,– воодушевлённо ответил Ренато. – А ты тоже думаешь, что бабочки – это души тех, кто уже умер? У русских так?
– У древних славян не знаю, а вот у православных христиан, жизнь бабочки очень символична. Сначала живёт гусеница, как все мы, рискуя каждый день стать жертвой, вынужденная добывать себе пищу. Потом кокон – это своего рода смерть, ведь он, как гроб, согласись?! А потом воскрешение, переход из одной жизни в другую, но в ином обличие.