Оборотная сторона полуночи-2. Как феникс из пепла

В тот день разбились сразу три сердца, и за всех страдала она, Афина. Позднее Петер понял, что девушка, которую он знал всю жизнь, умерла вместе с их сыном. Афина стала совсем иной. Недели немого потрясения сменились месяцами глубокой депрессии. Отчаянно пытаясь ей помочь, Петер перепробовал все: вытаскивал ужинать в ресторан и гулять в парк, водил по врачам, психоаналитикам и гипнотизерам. Он до сих пор помнил, как обрадовался, когда однажды вечером после очередного неудавшегося ужина, прошедшего в молчании, Афина посмотрела на него и вдруг сказала, что хотела бы съездить в Грецию.

– Есть одно место на острове Миконос, о котором мне рассказывала мама. Это крохотная деревушка между Калафарисом и Элией. Там лечат покоем по программам помощи выхода из депрессии. Это недешево…

– Неважно, – заверил ее Петер. – Поезжай. Обязательно поезжай. Деньги я найду, об этом не беспокойся.

Это была первая здравая мысль, которую Афина высказала за все время после смерти Аполлона, и Петер ухватился за нее словно утопающий за соломинку, поскольку не мог знать, что это начало конца.

Именно во время той поездки Афина встретила Спироса Петридиса, или, вернее сказать, во время острейшего кризиса подпала под его злодейские чары. Она написала Петеру два письма: странных, сухих и натянутых, совсем не похожих на ее стиль, – в которых призналась, что встретила другого человека, влюбилась и больше не вернется. Петер был геем, а она нуждалась в отношениях, выходивших за рамки платонических. Их брак все равно бы не выдержал испытания временем.

Лишь в самых последних строчках Петер услышал настоящий, подлинный голос Афины: «Каждый раз, когда смотрю на твое лицо, я вижу его личико. Такую боль я не в силах вынести».

И он не стал ей препятствовать. Это случилось тридцать лет назад. С тех пор Петер Хембрехт пережил не одну большую любовь, не говоря уже о том, что сделал головокружительную музыкальную карьеру, но Афину никогда не забывал. Все эти годы, пока ширилась ее известность и дурная слава ее мужа, Петер наблюдал за ней по телевизору, как ребенок изо дня в день смотрит мультик с любимым героем, точнее сказать – героями: за блестящей светской дамой и хозяйкой фешенебельного дома; за праведным послом доброй воли; за недоступной и недосягаемой красавицей; за самой сексуальной женщиной, по версии журнала «Пипл», – но ни одна из них не была настоящей Афиной.

Ходили слухи о криминальных деяниях Спироса Петридиса, его многочисленных наемных убийцах, бандах наркодилеров и торговцев людьми, но ничего так и не удалось доказать. Ослепительное сияние и магия Афины, похоже, настолько затмевали взоры, что люди не замечали темных дел, которые в своем мире проворачивал ее муж.

Петер подозревал, что в слухах есть доля правды, но никогда не винил Афину – ни тогда, ни теперь. Как бы сильно она ни изменилась, он знал, что его Афина никогда не будет в ответе за смерть или страдания ребенка. Даже будь она жива, ничто в мире никак не связало бы ее с тем, что случилось с несчастным ливийским малышом, никак.

Но среди живых ее не было.

Она погибла, сгорела заживо вместе со своим мужем чудовищем.

Да упокоит Господь ее душу…

Ист-Хамптон, штат Нью-Йорк

– Вот черт!

Марк Радмейн прикрыл глаза от солнца и посмотрел на мяч для гольфа, который резко вильнул влево от одиннадцатой лунки, прежде чем с громким всплеском плюхнулся в озеро. Марк замер. Черт побери!

Чрезвычайно успешному, но беспринципному бизнесмену Радмейну было чуть за пятьдесят, хотя внешне он выглядел гораздо моложе. В сочетании с несколько по-солдатски жесткой манерой держаться его спортивная фигура помогала сохранять ореол едва сдерживаемого буйного нрава, постоянно сопровождавший его и вызывавший страх и у врагов, и у друзей. Марк Радмейн был не из тех, кому захочется перейти дорогу.

Сегодня он играл как любитель. Строго говоря, он и был любителем, но лишь потому, что не располагал временем, дабы выучиться профессиональной игре, а не из-за небрежности. Управление компанией, входившей в рейтинг пятисот крупнейших мировых корпораций, требовало полной отдачи. А еще Марк Радмейн, конечно же, никогда не забывал о другом своем поприще. Это был его долг, его крест, его призвание. И поприще это отнимало даже больше сил и времени. Особенно в такие дни, как сегодня.

Чтобы попытаться развеяться, он приехал на площадку для игры в гольф, но отвлечься не получалось. У Марка не шел из головы состоявшийся несколько часов назад разговор с Габриелем, одним из лучших сотрудников службы безопасности компании.

– Это она, сэр, – без обиняков доложил тот по телефону. – Она жива и хочет, чтобы мы об этом узнали.

– Это невозможно, – возразил Марк, словно произнесенные с нажимом слова могли убедить в их правдивости. – Мы же ее убили.

Потирая переносицу в попытках унять бушующую головную боль, он посмотрел в окно своего кабинета. Внизу распростерся Манхэттен, похожий на дивную мечту, на завоеванное им прекрасное королевство. Марку Радмейну досталось от отца скромное полиграфическое предприятие, но под его руководством оно превратилось в империю с многомиллиардным доходом. Просто невероятно, как трудное детство могло повлиять на амбиции человека и выработать в нем стремление добиваться успеха любой ценой. Успехи в бизнесе, однако, не значили для Марка Радмейна почти ничего по сравнению с тем, что он видел. Его «Группа» и проделанная ею под руководством Марка работа – вот реальность, только это и имело значение.

– Мы убили их обоих, – пробормотал он скорее самому себе, нежели подчиненному на другом конце провода.

– Возможно, нет, – возразил Габриель.

– «Возможно»? Вот только не надо! – взорвался Радмейн – Я лично там был и видел, как рухнул вертолет.

Большинство сотрудников «Группы» приходили в ужас от вспышек ярости шефа, чему были веские причины. Марку Радмейну не свойственно было сострадание и сочувствие: если месть в нем зарождалась, то была беспощадной, – но Габриель относился к тем немногим, кто никак не реагировал на гневные выволочки босса. Ничто не могло заставить его закрыть глаза на факты.

– Останки Афины Петридис ведь так и не были обнаружены, сэр.

У Марка Радмейна задергался уголок рта.

– Потому что все сгорело.

– А останки ее мужа нет, – возразил Габриель, – хотя они сидели в пилотской кабине бок о бок. Как вы это объясните?

– Не знаю, – неохотно сдался Радмейн, – но уверен, что она мертва. Все. Разговор окончен.

Он оборвал разговор, как истеричная дамочка, но у него не было ни сил, ни терпения выслушивать доводы своего агента по большей части потому, что и у него имелись сомнения. Как только увидел фотографию погибшего ребенка с меткой на пятке, Марк сразу понял, что Афина Петридис, эта сучка, эта ведьма, это неуязвимое чудовище, жива.

Марк Радмейн долгие годы ненавидел чету Петридис. В его сознании обидчики и убийцы детей занимали особое место. Ужасная тайна его детства, одно-единственное жуткое происшествие, превратившее его в того, кем он стал, и сделавшееся главной причиной его вступления в «Группу», превратила огонь его ненависти в бушующее, безумное и смертоносное, пламя, которое не могла погасить ни одна из земных сил.

Но что, если Афине Петридис каким-то образом наперекор судьбе удалось выжить в катастрофе, где погиб ее муж? И вот теперь она где-то там, смеется над ними, и над ним в частности, из-за того, что дерзнул подумать, будто победил. Двенадцать лет она притворялась мертвой, внушая «Группе» и всему миру обманчивое ощущение безопасности, но теперь этой жуткой и страшной меткой в виде лямбды на теле изувеченного ребенка дала знать, что вернулась.

– Я привезу вам новые мячи, сэр, – настороженно посмотрел на хозяина ассистент.

Мистер Радмейн не привык проигрывать и обычно вымещал гнев на первом попавшемся под руку подчиненном, однако сегодня, к великому облегчению ассистента, выглядел до странного спокойным.

– Не надо, Генри: со старыми мячами все нормально. Просто нужно помнить, что они у меня есть.

– Сэр?

– А потом играть получше.

Закончив партию, Марк Радмейн расположился в салоне своего личного бизнес-джета «бомбардир челленджер» и сделал звонок, который откладывал с самого утра.

– Допустим, что ты прав, – начал он без предисловий.

– Сэр? – несколько обескураженно отозвался Габриель.

– Предположим, что она жива.

– Она жива, сэр.

– По твоим словам. Но какие у тебя доказательства?

– Пока никаких.

– Так найди их, если хочешь, чтобы я воспринимал твои слова всерьез, – распорядился Марк Радмейн и отключился.

Открыв дипломат, он снова посмотрел на фото погибшего мальчика. Имени нет. Лишь изувеченное детское тельце, выброшенное на берег словно морской мусор. Именно так Спирос Петридис обращался с бедными и беззащитными: как с никому не нужными отбросами, – а его жена дьяволица ему в этом помогала.

Ни у одного из правительств не хватило духу прижать Петридисов к ногтю и сделать то, что должно: искоренить зло, найти, где бы оно ни скрывалось, и уничтожить любой ценой, предоставили им, «Группе». Они действовали вне законов, вне границ, вне национальных интересов и невзирая на политические или религиозные принадлежности, рисковали так, как никто другой, и никогда не оставляли следов.

Убить Афину Петридис когда-то было для Марка Радмейна долгом, а теперь станет удовольствием.

Остров Сикинос, Греция