Сидни Шелдон. Безрассудная

– Мне это не нравится. Мне это совершенно не нравится.

Президент Джим Хейверс нахмурился, окинув взглядом троих мужчин, сидящих за столом в его Овальном кабинете: лысого коротышку Грега Валтона, главу ЦРУ, Милтона Бака, ведущего агента ФБР по борьбе с терроризмом, и генерала Тедди Макнейми, главу объединенного комитета начальников штабов.

– Никому из нас это не нравится, господин президент, – сказал Грег Валтон. – Но какова альтернатива? Если мы не вытащим Дрекселя сейчас, немедленно, как бы нам не пришлось любоваться его мозгами, растекшимися по монитору. Если мы не начнем действовать согласно этим разведданным…

– Я знаю. Я знаю! Но что, если его там нет? Я имею в виду – если британцы так чертовски уверены, почему они не вытащили оттуда своего парня?

У президента были причины для паники: и конгресс, и американская общественность требовали сделать все возможное для спасения Хантера Дрекселя. Но если разведданные, полученные от британцев, верны, то, чтобы спасти Дрекселя, нужно провести военную операцию в стране Евросоюза. И так на Соединенные Штаты обрушилась критика за то, что войска были отправлены в Пакистан, чтобы вывезти оттуда Усаму бен Ладена.

А теперешняя история – совершенно другое дело.

Словакия – союзник, демократическое государство Восточной Европы. Тамошний президент и граждане вряд ли обрадуются тому, что в их воздушное пространство вторгнутся американские военные вертолеты и «морские котики» начнут прыгать с них в горы – те самые горы, которые, как категорически утверждают словаки, никогда не служили надежной гаванью ни для «Группы-99», ни для любых других террористов.

И что, если словаки правы, а британская разведка ошибается? Что, если Хейверс пошлет войска, а Дрекселя там не будет? Если хотя бы один житель Словакии прольет из-за этого свой кофе, президента Хейверса выволокут на заседание ООН и забросают тухлыми яйцами раньше, чем кто-нибудь вспомнит о нарушении международного законодательства.

– Может быть, они его отпустят, – неуверенно, пытаясь убедить самого себя, произнес президент.

Все трое одновременно с таким недоумением посмотрели на своего главнокомандующего, что тот смутился:

– Я просто имел в виду, что такая возможность не исключена.

– Полагаю, британцы тоже так думали… до прошлой недели, – заметил Грег Валтон.

– Но, может, то, что произошло с капитаном Дейли, единичный случай… – возразил президент, хватаясь за соломинку. – Помрачение ума. В конце концов, «Группа» никогда раньше не проявляла склонности к насилию.

– Зато чертовски убедительно проявила сейчас, сэр, – хмуро произнес генерал Макнейми. – Неужели мы действительно можем пойти на такой риск?

– Мне совершенно непонятно, почему они вообще похитили Хантера Дрекселя. – Президент Хейверс досадливо провел рукой по волосам. – Я имею в виду, с какой целью? Никудышный журналист, азартный картежник, уволенный из «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс». Каким образом такой человек может относиться к одному проценту населения, против которого, как утверждает «Группа», она борется? Насколько я понял, он едва в состоянии оплачивать свои счета. Что он может символизировать?

– Он американец, – спокойно заметил фэбээровец Милтон Бак.

– И этого достаточно?

– Для некоторых, – согласился Грег Валтон. – Эти люди необязательно мыслят рационально, сэр.

– Черт знает что! – Президент сердито покачал головой. – То они посылают всплывающие воздушные шары на чужие мониторы и штурмуют сцену во время церемонии «Оскара», а то вдруг снимают фильмы с настоящим убийством. Я хочу сказать, Господи Исусе, а дальше-то что? Начнут сжигать людей в клетках? Это все какой-то дурной сон. Это же Европа!

– Освенцим тоже Европа, – мрачно заметил генерал.

Наступила напряженная тишина.

Если Джим Хейверс пошлет «котиков» и операция увенчается успехом, то станет героем, во всяком случае, дома. Разумеется, этим он будет обязан британцам. Джулия Кабот уже потребовала больше информации по глобальной сети «Группы-99» и источникам ее финансирования, в частности по Алтее, то есть информации, которой ЦРУ не особенно хотело делиться. Если все получится, у президента Хейверса не останется выбора: придется делиться, хотя оно того стоит. Его рейтинги взлетят выше головы.

С другой стороны, если Дрекселя нет там, где, по словам британцев, он должен находиться, крайним сделают его, Хейверса, а не Джулию Кабот. Репутация Америки за рубежом рухнет ниже плинтуса, а он может попрощаться с надеждой на второй срок.

Президент закрыл глаза и медленно выдохнул. В эту минуту Джим Хейверс ненавидел Хантера Дрекселя так же люто, как «Группу-99».

Как до такого дошло?

– К чертям собачьим! Давайте войдем в страну и вытащим оттуда этого сукина сына.

Глава 3

Хантер Дрексель прижал радио к уху, стараясь не пропустить ни слова. Сквозь потрескивание помех голос диктора Всемирной службы Би-би-си был едва слышен: «Пока усиливается беспокойство за жизнь похищенного американского журналиста Хантера Дрекселя, в военной академии Сандхерст в Беркшире прошла минута молчания в память о капитане Роберте Дейли, жестокое убийство которого террористической «Группой-99» потрясло на прошлой неделе весь мир».

Хантер подумал: значит, теперь они террористическая «Группа-99» – и горько рассмеялся. Забавно, как одно небольшое убийство меняет все.

Две недели назад Би-би-си не могла нарадоваться на «Группу-99», как и прочие мировые СМИ, которые лебезили перед «Хакерами Робин Гуда», будто юные фанатки на концерте бой-банда «Уан Дирекшн».

А с другой стороны, чем он, Хантер, лучше их? В конце концов, он тоже превратно судил о «Группе-99». Когда его похитили, он как раз работал над статьей о коррупции во всемирном фрекинг-бизнесе. В особенности его интересовали миллиарды долларов, перетекающие между Соединенными Штатами, Россией и Китаем, и секретность, с которой заключались контракты на бурение, в то время как нефтяные гиганты всех трех стран делили баснословные доходы. В Хьюстоне, Москве и Пекине разрабатывались устные договоренности, вопиющим образом противоречившие международному торговому законодательству. В то время Хантер считал «Группу-99» своим союзником, таким же противником необузданной коррупции в энергетическом бизнесе, как и он сам. По иронии судьбы, он направлялся в московский офис Камерона Крю, основателя и владельца «Крю инкорпорейтед» и одного из очень немногих «хороших парней» во фрекинг-бизнесе, когда его затащили в подворотню, усыпили хлороформом и затолкали в багажник «мерседеса», причем не кремлевские головорезы, а те, кого он считал союзниками.

Он мало что помнил о долгом путешествии к этой хижине, разве что смену автомобиля и недолгий полет на вертолете.

А через несколько дней в хижине появился Боб Дейли, которого Хантеру представили как соседа по комнате. Все выглядело исключительно цивилизованно: теплые постели, радио, сносная еда и, к восторгу Хантера, колода карт. Если нужно, он мог существовать и без свободы, даже секс был роскошью, без которой можно обходиться, но жизнь без покера теряла смысл. Они с Бобом играли каждый день, иногда часами напролет, делая ставки камешками, как детишки. И если бы не вооруженные часовые за дверью хижины, Хантер вполне мог убедить себя, что принимает участие в каком-нибудь студенческом розыгрыше или телевизионном реалити-шоу. Даже часовые выглядели неуверенно и слегка смущенно, словно понимали, что шутка зашла слишком далеко, но не знали, как выйти из игры, не потеряв лицо.

За исключением Аполло.

Хантер ненавидел это тупое греческое прозвище за претенциозность, но раз уж нет другого имени для ублюдка, застрелившего Боба, приходится пользоваться этим. Аполло, в отличие от остальных, был агрессивен, вспыльчив и преисполнен ощущением собственной важности. Хантер хоть и считал его садистом и скотиной, но все-таки не думал, что он готов пойти на убийство.

Казнь Боба повергла в настоящий шок не одного Хантера, а весь лагерь. Его часовые искренне ужасались тому, что произошло: кто-то плакал, кого-то рвало, но ни у кого не хватило смелости хоть раз осадить Аполло.

Вот она, новая реальность. Все оказались в ней по самую макушку.

Радиосигнал слабел. Хантер безнадежно крутил ручку настройки, пытаясь найти хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы забыть про страх. За свою журналистскую карьеру он не раз бывал в опасных ситуациях: попадал под обстрел в Алеппо и Багдаде, едва избежал гибели при крушении вертолета в Восточной Украине, но в зоне военных действий его поддерживал адреналин. Там некогда бояться и легко проявлять отвагу. Здесь же, в тишине хижины, где компанию Хантеру составляла лишь опустевшая кровать друга да собственные лихорадочные мысли, страх наваливался как гигантская черная жаба, выдавливая весь воздух из тела и надежду из души.

«Они убьют меня, убьют и похоронят в лесу рядом с Бобом».

В самом начале, в первые часы и дни после гибели Боба, Хантер еще осмеливался надеяться: «Кто-нибудь меня найдет, ведь все сейчас ищут: британцы, американцы… Кто-нибудь обязательно появится и спасет…» – но шли дни, и никто не приходил, надежда умирала.

В радиоприемнике что-то громко затрещало и сигнал окончательно заглох. Хантер неохотно забрался обратно под одеяло и попытался заснуть. Все тело ныло от изнеможения, но сознание только набирало обороты. Образы мелькали перед внутренним взором, как пули: мать в чикагской квартире, в обшарпанном кресле, вне себя от беспокойства; последняя любовница, Фиона из «Нью-Йорк таймс», орущая на него в день отъезда в Москву из-за того, что он ей изменял: «Надеюсь, кто-нибудь из путинских головорезов забьет тебя до смерти монтировкой. Говнюк!»; Боб Дейли отпускает одну из своих дурацких острот в ночь перед тем, как сняться в том видео. В ночь перед тем, как Аполло вышиб ему мозги…

Его тоже заставят записать видео? Осталась ли на объективе кровь Бобби?

Ледяные мурашки ужаса поползли по телу, впиваясь в кожу, как иголки.

«Нет! Я должен отсюда выбраться!»

Хантер резко сел, хватая ртом воздух, пытаясь унять взбунтовавшийся кишечник. «Прошу тебя, Господи, помоги мне! Покажи, как отсюда выбраться!»

До этой минуты он даже не догадывался, как отчаянно не хочет умирать. Может, именно сейчас он точно понял: это обязательно произойдет. Любая спасательная миссия уже отыскала бы его.

«Никто не знает, где я, а значит, никто не придет…»

И в самом деле, с какой стати кому-то его спасать? Хантер Дрексель никогда не проявлял особой любви к своему отечеству, так какое он имеет право ждать любви от него? Хантер никогда толком не понимал смысл патриотизма. Преданность стране или идеологии всегда была для него непостижима. Его особенно интересовали такие люди, как члены «Группы-99», полностью посвятившие свою жизнь благому делу. Почему? Хантер Дрексель видел мир исключительно через отдельных людей. Личности имели значение. Идеи – нет. У Хантера было гораздо больше общего с мировоззрением и политическими убеждениями «Группы-99», чем с убеждениями Боба Дейли, хотя Боб был хорошим человеком, в отличие от Аполло, или как там его по-настоящему зовут. В конечном счете только это имеет значение, а не ярлыки, которые навешивают на каждого: солдат, радикал, террорист, шпион.

Это всего лишь пустые слова, и ничего больше.

Если Хантер Дрексель как-то себя позиционировал, то исключительно как журналиста. Написанное что-то значит. Правда что-то значит. Вот и вся идеология Хантера.